Доведенная ее упрямством едва ли не до нервного срыва, к тому же чувствуя себя виноватой перед Игорем, Таня позвонила Гонсалесу.
— Ну такой у нее характер, — оправдывалась она. — Если втемяшит себе что-нибудь в голову… Ты уж извини, что так получилось, просто не знаю…
— Это я должен извиняться, — перебил ее Игорь. — Идиот, слон в посудной лавке! Пустили в приличный дом, а он домики ломает… Для ребенка это настоящее горе!
— Да ничего страшного, у детей все быстро проходит — и смех, и слезы.
— Ну, это взрослые так думают. Мне кажется, наоборот, дети все острее чувствуют. Это мы уже потихоньку коркой покрываемся.
Серьезно? Надо будет себя в зеркале рассмотреть.
— Танечка, — заверил ее Гонсалес, — ты — исключение. Я бы даже сказал, исключительное исключение.
— Ну, слава богу, значит, с детскими проблемами разобрались, раз ты уже на комплименты перешел.
— Нет, еще не разобрались, — озабоченно вздохнул Игорь. — Скажи, как Наденька сейчас, очень расстроена?
— Ничего. Она вечно по пустякам расстраивается. Мы, бабы, все такие!
— Я ужасно хочу, чтобы твоя дочь меня полюбила. Слушай, а давайте завтра за город съездим, все вместе: и мама твоя, и Надя?
— За город? — растерялась Таня, не ожидавшая подобного предложения.
— Ну да. Как сказал бы Николай Васильевич Гоголь, знаете ли вы, как прекрасно Подмосковье? Да ну, откуда вам знать. А я вам покажу такие уголки… Давай решайся. Надя свежим воздухом подышит, пообедаем. И вообще, есть серьезнею предложение.
— Насколько серьезное?
— Как говорили в детстве, на «сиксилион миллиардов». Завтра узнаете! Пока!
Нина Перепелкина уже и не помнила, когда это в ее жизни такое бывало — чтобы кто-то провожал ее на работу. Наверное, никогда! А тут вдруг Дима вызвался — несмотря на то, что ради такого подвига ему пришлось самому встать ни свет ни заря. Как настоящий кавалер, доехал вместе с ней до офиса Горина, но и на том не остановился — отправился в приемную, никак не желая отстать.
— Ну, чего стоишь? Проводил — и спасибо. Теперь иди давай, не мешай работать, — проворчала Нина, приступая к своим трудовым обязанностям.
— Да чем же я тебе мешаю? Вот гляди — бумаги в порядок привел, — он сложил документы аккуратной стопочкой и полюбовался на плоды своих титанических усилий.
— Вот спасибо. Без тебя бы ни за что не справилась, — иронически хмыкнула Перепелкина.
— Ага. И вообще, я на тебя хорошо влияю, — согласился Дима. — Вон как работаешь — с огоньком, так сказать. А без меня сидела бы, ворон считала.
— И что это на тебя нашло сегодня? Чаю с утра налил, до работы проводил. Такой галантный кавалер — кто бы мог подумать…
— Мужчины — вообще существа непредсказуемые!
— Вот балабол. Ну, тогда, что ли, делом займись, «непредсказуемое существо». Вот, на — засунь в измельчитель, — она сунула Диме стопку ненужных бумаг. — Что, не справиться с такой задачей непосильной? То-то же!
— Ладно, — сдался Дима, — пора мне. Дела. Ухожу, короче. Только вот что. Не уйду, пока ты… пока не пообещаешь!
— Что я тебе должна пообещать? — изумилась Перепелкина.
— Как это — что? А ресторан? Отдохнем немножко, поговорим в этой, как это… неформальной обстановке.
— Надо подумать, — протянула Нина, которой, с одной стороны, до смерти хотелось побывать в ресторане, но, с другой — не в такой компании.
— Давай думай. Я подожду.
— Не помешала? — ядовито спросила Жанна, входя и многозначительно глядя на Нину и Диму. — Вообще-то, личные дела не на работе надо решать!
Дима поспешно ретировался, а Нина не осталась в долгу:
— А я думала, здесь так принято: личные дела решать без отрыва от производства. Это раньше полагали, что браки заключаются на небесах, теперь-то мы знаем, где они клепаются. В офисах. Нет?…
Дима, не откладывая на завтра то, что ему хотелось непременно сделать сегодня, позвонил в ресторан и попытался заказать на вечер столик.
— Извините, — услышал он в ответ, — к сожалению, на сегодня уже все заказано. Издержки популярности. В последнее время рейтинг нашего заведения…
— Я прекрасно знаю ваш ресторан, — солидно проговорил Рыбкин.**- Госпожа Баринова, для которой я заказываю столик, в другие не ходит.
— Ну, что же вы сразу не сказали, — залебезил менеджер, — Для наших постоянных и любимых клиентов — никаких проблем. В шесть устроит?
— Нормально, — согласился Дима — Еще бы, — положив трубку, хмыкнул он, — не любимая клиентка — на чай сколько дает… Так, теперь финансовая сторона дела, — он набрал еще один номер. — Яночка, солнышко, это я. Как дела?
— Как сажа бела, — мрачно ответила «мамочка».
— Ну что такое? Когда увидимся? Твой Димончик ужасно соскучился, — принялся сюсюкать Рыбкин. — Кстати, как бы он не простудился: такой сквозняк в карманах гуляет.
— Слушай, дорогой, — отрезала Яна, которой нынче было не до любовного воркования. — Мне сейчас и без тебя удовольствий хватает. У меня тут с муженьком проблемы. И с деньгами затруднения. Временные, конечно. В общем…
Настроение у Яны было не из лучших, и не без причины. Она недавно разговаривала с одним очень дорогим адвокат том относительно перспектив раздела бариновского имущества в случае развода. Адвокат обещал помочь, но при следующем разговоре сообщил, что, изучив все обстоятельства, не видит ни единого шанса на победу в этой войне, Яна не знала, что, прежде чем вынести такой вердикт, многоуважаемый юрист пообщался с другой стороной и остался весьма удовлетворен встречным предложением, выдвинутым Олегом Эдуардовичем. После чего Яна стала ему как клиентка ничуть не интересна. Ее наполеоновские планы в одночасье рухнули, как карточный домик. Немудрено, что все это не способствовало улучшению настроения. И никакого Диму Рыбкина ни видеть, ни, тем более, спонсировать Яна расположена не была.
— Понятненько, — обиделся Дима. — Ладно, чего ж делать, подождем… Ну, не буду тебя отвлекать от твоих проблем. Звони, — Он раздраженно бросил трубку и пробурчал, пересчитывая оставшиеся в кошельке деньги: — Черт, никакой жизни — ни личной, ни наличной! Придется обойтись тем, что есть!
Выход из положения был прост: позвать Нину в кафе, принадлежащее Рыбкиным. Там вообще можно заплатить не сразу — хозяева как-никак. И после работы он повел Перепелкину именно туда.
— Я, вообще-то, тебя в крутой ресторан хотел сводить, но у них мест не было, — пояснил он, усаживаясь вместе с Ниной за столик.
— Да ладно, была охота. И здесь хорошо.
— Хочешь, я тебе расскажу, как я в армии служил? — Дима понимал, что даму надо как-то развлекать, и работал в этом направлении, как умел. — Вот, перед самым дембелем… Тебе неинтересно про армию? — Он заметил, что Нина едва сдерживает зевок. — Я думал, девчонкам интересно…
— Нашел тоже девчонку, — хмыкнула Перепелкина. — Не понимаю, чего ты так стараешься. Послушай, мы с тобой — не пара, ежу понятно.
— Ежу, может, и понятно, а вот мне — не очень, — возразил Дима.
— Ну, во-первых, я тебя старше.
— Ой-ой-ой, — развеселился он, — любви все возрасты покорны. Ну а во-вторых?
— И во-вторых, и в-третьих, и в-четвертых… — Нина не находила способа, как бы его поделикатнее отшить, а откровенно обижать не хотела, поэтому просто принялась есть мороженое.
Ни Перепелкина, ни, тем более, Дима не заметили, как в кафе появились двое новых посетителей, один из которых, хохоча, говорил другому, по-видимому продолжая начатый разговор:
— Во, придурок… А ты ему что?
— Ну, я ему, конечно, опять в рыло… Ну и куда это мы пришли? — спросил второй, брезгливо озираясь. Это был крупный мужчина с довольно грубыми чертами лица и впечатляющими руками — как у молотобойца. Звали его Геннадий Перепелки«.
— А тебе не начхать? По одной дернем — и дальше пойдем, — засмеялся приятель.
— А тут че, наливают?
— За так тебе на Васькиных поминках нальют. А за бабки…
— Но только по одной — и все, — предупредил Геннадий. — А то мы так и к завтрему до Васька не дойдем. — Он вдруг вздрогнул и обернулся, услышав знакомый голос. Его физиономия вытянулась при виде смеющейся Нины, к которой склонился Дима, целуя ее в щеку. Женщине такое обхождение было явно по душе.
— Блин… Интересное кино… — протянул Геннадий, разглядывая эту парочку.
Именно из-за него Нина попала в колонию. Несколько лет назад, доведенная до белого каления постоянными издевательствами, пьянством и рукоприкладством мужа, она сделала попытку радикально с ним разобраться. Но цели своей так и не достигла, зато Геннадий сделал все от него зависящее, чтобы отправить жену под суд и добиться для нее максимального срока за нанесение «тяжких телесных повреждений».
Он вместе с приятелем вышел на улицу и дождался, когда из кафе появятся Нина и Дима.
Вон они, голубки! — злорадно проговорил Гена и дернул приятеля за рукав. — Пойдем потолкуем с ними. Нинка, а ну стой!
Перепелкина резко обернулась и, узнав его, раздраженно произнесла:
— Чего надо? Мы вроде с тобой разобрались… пять лет назад.
— Да ты что? — притворно изумился тот. — Пять лет прошло? А ты только лучше стала, расцвела прямо. Давно освободилась-то?
— Не твоя печаль. Иди своей дорогой.
— Нин, это кто? — нервничая, спросил Дима: он прекрасно понял, что ничего хорошего эта встреча не предвещает.
— Это муж, — не глядя на него, пояснил Гена, — Хоть бы зашла, Нинок, не чужие ведь. Соскучилась небось на зоне по мужику
— Это ты, что ли, мужик? — презрительно осведомилась Перепелкина.
— А кто? Этот сопляк? Я тебя предупреждал, чтоб к моей бабе не клеился? — повернулся он к Диме.
— Я тебя вообще первый раз вижу, — огрызнулся Рыбкин.
— Ну так предупреждаю. Отстань от Нинки. Ноги оторву. Обоим.
— Ген, — встрял его дружок, — да чего ты их слушаешь? Этому хмыренку врезать раза — он и ласты склеит…
— Только посмей, — угрюмо предупредила Нина. — Я в другой раз на тяжких телесных не остановлюсь. Чтоб я тебя больше не видела! Дима, пошли отсюда!