— Подожди, Нин, я с ним разберусь… — дернулся Рыбкин, у которого не хватило мозгов сообразить, что против двоих бугаев шансов у него — никаких.
— Считай, что тебе повезло! — крикнул Гена вслед Нине. — В другой раз получишь по полной, как раньше! — Он был весьма раздосадован тем, что не может осуществить свои угрозы прямо сейчас, но не потому, что испугался Димы, — просто заметил приближающийся милицейский патруль и решил отложить разборку с женой до лучших времен.
Домой сегодня Татьяна Баринова снова пришла не одна, а с супругом, твердо намеренная повторить волшебную ночь. Но для начала следовало сделать все возможное, чтобы примирить враждующие стороны — отца и мужа.
— Тусь, папа дома? — с порога спросила она.
— Очень занят, — отозвалась домработница, — переговоры у него важные. Просил не беспокоить.
Сергей не смог сдержать облегченного вздоха.
— Ну вот, — расстроилась Татьяна. — Хотела устроить ужин при свечах… или, как там… встречу без галстуков.
— Круто, — отметил Никифоров. — Это по какому же поводу — без галстуков, да еще и при свечах?
— Ну уж не знаю, при свечах или при электричестве. Просто, так сказать, ужин примирения. Ты, я и папа.
— А и правда, помирились бы, а то корчат тут из себя не пойми чего… — проговорила Туся, заметив, как поморщился Сергей, — Ладно, все равно его сейчас трогать не велено. Без отца покушайте. Еще неизвестно, когда он там освободится, чего голодными-то ходить. И без того злые…
— Тань, — начал Никифоров, — по-моему, Туся права: он просил не беспокоить, так мы — с удовольствием: и аппетит не будем друг другу портить… И вообще — есть хочется. В этом доме случаи людоедства уже бывали?
— Ну, вы тут решайте сами. Если надумаете — позовете.*** Домработница удалилась, оставив супругов наедине.
— Не понимаю, к чему эти церемонии. Просто поужинать после работы никак нельзя? — недовольно спросил Сергей.
— Мне бы так хотелось увидеть любимого мужа и обожаемого папочку за дружеской беседой, — мечтательно произнесла Баринова. — Такой теплый семейный ужин…
— А в финале, — подхватил Никифоров, — Туся торжественно ставит на стол чашу с ядом. Ну давай, позови ее. Правда ведь есть хочется.
Ужинать им пришлось без Олега Эдуардовича, что ничуть не портило Сергею аппетита — скорее, наоборот. К тому же он был временно избавлен от необходимости болтать с женой — Татьяна смотрела какой-то сериал по телевизору.
— Интересно, когда он ей уже во всем признается, — не выдержала она слишком затянутых объяснений двух киношных влюбленных.
— А мне совсем не интересно, — заметил Никифоров. — Сейчас и признается — вон, уже оркестр в кустах заиграл, слышишь?
— Правда, фильм какой-то тягомотный, — засмеялась Татьяна, выключив телевизор. — Надоело. Когда ты рядом, знаешь как мне хорошо? Так спокойно. И вообще… Ну что ты такой… Устал? — попыталась она растормошить мужа, не желавшего реагировать на ее откровенные намеки. — Расскажи мне что-нибудь. Как на работе? Что новенького?
— Ничего новенького. Все как обычно. Пахал, не прикладая… в смысле, не покладая рук и головы.
— А не на работе что нового? — продолжала Баринова, заглядывая ему в глаза. — Как Миша?
— Выздоравливает.
— Синяки прошли? — участливо спросила Татьяна.
— Какие синяки? — Никифоров отстранился от нее и пристально взглянул жене в лицо.
— Ну, от нападения. Сильно они его? — Только туг до Бариновой дошло, какую роковую ошибку она допустила, но слово, как известно, не воробей, вылетит — не поймаешь.
— А ты откуда знаешь? Я тебе, кажется, ничего не говорил. — Никифоров разом все понял.
Он поднялся и молча взял свой пиджак, собираясь немедленно уйти.
— Что ты собираешься делать? — беспомощно пролепетала Татьяна.
— Успокойся, я стариков не бью… бандитов подручных у меня нет, — брезгливо бросил Сергей.
— Сереженька, миленький, я ведь ни при чем здесь! — Татьяна начала плакать от отчаяния. — Не веришь?! Я правда не знала. Это папа… Я сама в шоке была! Сереженька, прости ты его. Он… он же не со зла. Понимаешь, он хотел, чтобы я была счастлива — и все!
— Куда я вляпался, — пробормотал Сергей, не слушая ее. — Какая-то мразь человека чуть не покалечила — за просто так…
— Ты же сам знаешь, люди на все готовы ради любви! — закричала Баринова.
— На все? — изумился Никифоров, — Продать, предать, избить, убить — да? Да кому она нужна, такая любовь?! Все растоптать, изгадить, все на своем пути раздавить, а потом еще… Ты что, думаешь, я такой же урод, как вы?… Нуда — наверное, урод, если еще разговариваю с тобой, — он сжал кулаки, еле сдерживаясь, чтобы не ударить Татьяну, затем резко развернулся и шагнул в дождливую ночь.
4
— Добилась своего? Тихоня! Радуйся теперь — все по-твоему вышло! — истерически кричала Баринова в телефонную трубку, мечась по гостиной отцовского дома.
— Да что случилось? — растерянно спросила Таня, которая никак не могла взять в толк, какая муха сегодня укусила подругу.
— А ты не понимаешь? — яростно прошипела та. — Жизнь мою поломала и не понимаешь? Ненавижу!
— Таня, давай поговорим спокойно…,- начала Разбежкина.
— Что, страшно стало? Ладно, не бойся. Оставайся со своим Сереженькой. Я сегодня добрая… все всем прощаю! — выкрикнула Баринова, отшвырнув в сторону телефон.
— Подожди… Да что ж это такое? — слушая короткие гудки, проговорила Таня.
— Баринова? — догадалась Вера Кирилловна. — Что на этот раз?
— Да я не поняла: не в себе она, что ли… — Таня глядела на мать в полнейшем недоумении.
— Придет в себя — перезвонит, — неприязненно бросила Вера Кирилловна. — Что ты так переполошилась-то?
— Она так говорила, будто прощалась, — * сказала Таня, снова и снова безрезультатно пытаясь дозвониться до Бариновой.
Но трубку никто не брал.
— Молодец. Моя кровь.
Яна, только что вернувшаяся в дом Олега Эдуардовича после одной чрезвычайно важной встречи, застала свою дочь с горстью таблеток в руках. Зареванная Татьяна уже открыла рот, чтобы высыпать туда это почти безотказное средство, помогающее свести счеты с опостылевшей жизнью, но мать ударила ее по руке — таблетки рассыпались по столику
— Твой палаша, — одобрительно продолжила Яна, — после такого в лепешку расшибется, звезду с неба достанет. Отличный способ!
— Даты о чем? — Реакция матери потрясла Татьяну. — Как ты можешь?! Я все равно без Сергея умру, а ты…
— Что за глупости? — фыркнула Яна, которой были совершенно чужды подобные мексиканские страсти. — Всерьез такой вариант рассматривать нельзя, а вот использовать можно. И даже нужно. — Она с удовольствием наблюдала за тем, как изменилось выражение лица Татьяны: теперь на нем отражалось не отчаяние, а величайший интерес. — Мужики — существа слабые. Они от такого, — Яна кивнула на рассыпанные по столику и полу таблетки, — шизеют и делают все, что попросишь.
— Что-то ты сама такими методами на отца не торопишься влиять, — недоверчиво заметила дочь.
— У меня такой номер, к сожалению, не пройдет, — вздохнула Яна. — Если я Олегу скажу, что покончу с собой, он мне еще и веревку намылить поможет,
Татьяна не могла с этим не согласиться,
А тебе, дорогая, — продолжала умудренная богатым жизненным опытом мать, — надо действовать так…
— Добрый вечер, — поздоровалась Яна с супругом, входя в его кабинет после доверительной беседы с дочерью. — Чаевничаешь? Я тоже, пожалуй, чашечку выпью. Туся, завари мне зеленого.
— Что то новенькое придумала? — неприязненно покосился на нее Олег Эдуардович, сделав знак Тусе не спорить, а выполнить указание, и домработница удалилась.
— Вот за что я тебя люблю, Олег, так это за проницательность. Новость есть. Важная, — сообщила Яна, усаживаясь поудобнее. — Я передумала подавать на развод. Останусь здесь, с вами. В Москве сейчас тоже можно жить полной жизнью. Особенно с твоими деньгами, дорогой.
— Если я тебе их дам, дорогая, — охладил Баринов ее пыл.
— А не дашь, — прищурилась Яна, — придется мне продавать желтой прессе твои личные грязные тайны. Или сниматься для мужских журналов. Обнаженной. Представляешь? Модель — Яна Баринова. Это что, жена того самого? Не может быть! Что же вы, господин Баринов, жену довели…
Олег Эдуардович не успел ничего ответить на этот бред, потому что в кабинет вбежала перепуганная Туся с криком:
— Олег, там Таня… она отравилась!
— Это ты виноват, — Татьяна лежала на носилках «скорой* и, с трудом шевеля серыми губами, бросала отцу обвинения. — Ты его всегда ненавидел. Все время старался его унизить, издевался при всех, думаешь, я не видела? А ведь Сергей очень гордый… Он все это терпел только ради меня… — Не выпуская ее руки из своей и едва сдерживая слезы, Баринов покаянно кивал — сейчас он был готов согласиться с чем угодно. — Что ты наделал… Он теперь думает, это я тебя науськала, чтобы Мишу избили… а Миша для него… Господи, он никогда меня не простит.
— Танечка, — губы Олега Эдуардовича дрожали, — я же хотел…
— Папочка, пожалуйста. Я все равно жить не буду. Верни его, — она измученно прикрыла глаза и отвернулась.
— Татка, — засуетился Баринов, — ты только успокойся… все будет, как ты захочешь. Я все сделаю, все! Тусь, поезжай с ней, — велел он домработнице, а бестолково суетящейся возле носилок жене бросил: — А ты лучше дома останься. — Он наклонился к дочери: — Таточка, я все сделаю. Я его силой притащу. Ты только не волнуйся!
— Что скажете, доктор? — спросил он врача «скорой», вручая ему солидную пачку денег.
— На первый взгляд, опасности нет. Но, если она приняла все таблетки… там несколько упаковок валялось… то лучше перестраховаться.
— Надеюсь, все останется между нами?
— Само собой. Счастье, что ваша домработница вовремя к ней зашла!
— Своими руками придушу гада… — прошептал Баринов, найдя вслед отъезжающей карете «скорой помощи» и сжимая кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони.