Братья Никифоровы уже успели собрать практически все вещи — Сергей твердо решил съехать с квартиры жены и снять им с братом другое жилье, лишь бы оказаться подальше от семейки Бариновых. Теперь они искали подходящие варианты, чтобы можно было переехать как можно скорее.
— Слушай, давай заканчивать, — после очередного звонка предложил Миша. — Глаза уже слипаются.
— Иди ложись, — бросил Сергей.
— А ты чего? Продолжишь обзвон?
— Да нет, поздно уже. Завтра…
— Выспались, — проворчал Миша, услышав звонок в дверь, — Сиди, я открою.
— Если это ко мне — меня нет, — предупредил брат, листая записную книжку.
— Да ладно, не учи, — отозвался Михаил и почти сразу же Сергей услышал: — Сереж, это к тебе!
Остановить разъяренного Баринова Миша оказался не в состоянии, и тот, ворвавшись, набросился на Сергея с кулаками. Братьям едва удалось с ним справиться, и через некоторое время Олег Эдуардович, выпустив пар, рухнул в кресло, где и сидел, раскачиваясь и обхватив голову руками.
— Не могу я смотреть, как она мучается. Вернись к ней, очень тебя прошу, — пробормотал он, обращаясь к Сергею, — Я не говорю: сию секунду! — поспешно продолжал он, увидев, что Никифоров отрицательно покачал головой. — Но, в принципе, вам же ничто не мешает жить вместе. Перетерпи, такие моменты бывают в каждой семье — и ничего, живут люди… Ведь ты женился на ней, значит, были какие-то чувства… А если и нет… Татьяна так тебя любит, что вам на двоих хватит!
— Нет смысла продолжать разговор, — ответил Никифоров. — Я решил развестись и, честно говоря, не понимаю, почему вы так это восприняли. Я был уверен, что вы будете прыгать до потолка от счастья: вы же меня терпеть не можете.
— Ради Татки я хоть черта с рогами готов терпеть.
— А я не готов, — бросил Сергей.
Баринов вынул бумажник и достал из него детскую фотографию дочери:
— Здесь ей восемь. Это мы в зоопарк ходили, она час, не отрываясь, смотрела на обезьянок… А потом потребовала, чтобы я каждой купил по мороженому…
— Зачем вы мне это рассказываете? — не понял Никифоров, которого воспоминания о детстве жены не могли тронуть ни при каких обстоятельствах.
— А сегодня она могла бы умереть… Что смотришь? — произнес Баринов. — Отравиться хотела… Не может без тебя жить, Такие дела…
— Мне очень жаль, — растерялся Сергей.
— Жаль тебе… — Баринов судорожно сглотнул. — Вот будет у тебя свое дитя — тогда поймешь, что такое по-настоящему жаль… Слушай, да сядь ты, давай поговорим, как нормальные люди. Мне вот действительно жаль, что так вышло с твоим братом. Попал под горячую руку. Ты пойми, когда ребенок страдает — это все, туши свет: глаза кровью наливаются, как у быка, — и тут уж не разбираешь, где свои, где чужие… Если бы можно было все п ерю играть… Ну да что говорить. Я готов компенсировать… лечение, моральный урон, черта лысого, что угодно… Ты погоди, послушай. Я ведь могу твоему Мишке такое будущее обеспечить, о котором он и мечтать не смел. Найду ему хорошее местечко в какой-нибудь клинике по специальности, а годика через два-три свою откроет. Все по высшему разряду. Да хоть такую, как в Швейцарии. Сделаем здесь один в один. Хозяин клиники, в его-то годы, а?
— Замечательно, — зло хмыкнул Сергей. — А над входом — золотой кнут, пересекающий золотой пряник, и надпись, тоже золотом: «Клиника имени Олега Баринова».
— Зачем же так меня недооценивать: кнут и пряник. У меня есть, как минимум, четыреста относительно честных способов решать проблемы. Но в данном случае речь не обо мне, а о Мишином будущем. И о твоем тоже.
— И какое же будущее вы уготовили мне?
— Ты пойми, я сейчас для тебя, как золотая рыбка, проглотившая волшебную палочку: не просто исполняю любое желание, еще и сам предлагаю!
В комнату зашел Миша:
— Извините, я только учебник возьму…
— Ты вовремя, — обратился к брату Сергей. — Нам тут золотые горы обещают, послушай.
— Я предложил Сергею несколько вариантов, — не глядя на Михаила, произнес Баринов, — но это вы потом без меня оберите, а сейчас лучше скажи: как ты себя чувствуешь?
— Спасибо, вашими молитвами, — не замедлил съязвить Миша.
— Ты прости меня, Миш, бес попутал. Вы, главное, поймите; Таня тут абсолютно ни при чем, она ни сном ни духом… Она, когда узнала… у меня до сих пор руки трясутся… Я ведь по собственной дурости чуть ее не потерял… Она сегодня отравиться пыталась, — пояснил он для Михаила. — Хорошо, Туся случайно к ней зашла… А если бы нет?… Если бы вы знали, какой это ужас… Я ведь не прошу многого, — принялся Баринов давить теперь уже на младшего Никифорова, на липе которого отразилось искреннее сочувствие. — Нужно поставить Таню на ноги, дать ей время прийти в себя, как-то привыкнуть к мысли, что Сережа… ее больше не любит. Она сейчас на грани, ты как психолог должен это понимать. А дальше, — он, полагая, что уже заручился Мишиной поддержкой и обрел союзника, повернулся к Сергею, — не захочешь жить с ней — что ж, вольному воля, насильно мил не будешь…
— Вы понимаете, что заставляете меня вернуться в семью, которой нет и, собственно, никогда не было? — спросил Никифоров, которого крокодиловы слезы тестя ничуть не впечатлили. — Надо признать, взятку предлагаете царскую, но я…
— Ничего ты не понял… Предлагаю то, что могу, в обмен лишь на одно. Да, Танюшку ты не любишь, но ведь она тебе не совсем чужая?
— Не надо из меня монстра какого-то делать, — проговорил Сергей. — Думаете, я не понимаю, каково это — терять любимого человека? Именно потому, что знаю, как это тяжело, я и хочу покончить со всем разом. Так будет легче и для нее, и для меня.
— Значит, нет? — в отчаянии спросил Баринов.
— Нет, — покачал головой Сергей.
— Бог тебя накажет, — произнес Олег Эдуардович перед тем, как уйти, — за то, что так поступил с моей девочкой!
Двое других братьев, на сей раз Рыбкиных, тоже беседовали в тот вечер о жизни.
— А хорошо, что Нина у нас осталась, скажи? — произнес Дима.
Нина Перепелкина после встречи с бывшим мужем всерьез испугалась за приютившую ее семью и хотела уехать, но Рыбкины убедили ее не делать этого, что давало Диме шанс продолжить ухаживания за ней. Но Виктор сейчас был слишком погружен в невеселые размышления о предстоящем разводе с Анной, чтобы поддерживать предложенную братом тему.
— Вить, ты чего? Разводиться боишься, что ли? — с исключительной тактичностью, всегда ему свойственной, спросил Дима.
— Плохо мне без нее, — признался Виктор. — Вот была рядом — вроде так и надо, не замечал даже. А сейчас… Эх, тебе не понять.
— Почему это? Я тебя как раз очень даже понимаю. Мне, между прочим, Нина нравится. Только не знаю, с какого боку к ней подъехать. Как думаешь, получится у нас с ней? — понизив голос, проговорил Дима.
— Нашел у кого спрашивать, — отмахнулся Виктор. — Свою-то жену удержать не смог, какой из меня советчик…
Тут у Димы зазвонил мобильный телефон.
— Слушаю, — солидно ответил он, и тут же его тон резко изменился: — Нет, не спал. Что ты, Яночка, конечно, могу… Ага, понял, подъеду обязательно… Да что ты, наоборот, рад! До завтра, солнышко!
— Горбатого могила исправит, — осуждающе проворчал Виктор.
— А что делать? — развел Дима руками. — Против лома нет приема. Особенно если этот лом — Яна.
Тот самый «лом», закончив беседу со своим «птенчиком», набрал еще один телефонный номер.
Была уже глубокая ночь, и Таня не сразу подошла к телефону.
— Алло, я слушаю. Кто это? — сонно спросила она. — Какая Яна? Вы, наверное, ошиблись…
— Не ошиблась, если вы — Татьяна Разбежкина.
— Да, это я. А вы?… — Таня никак не могла определить по голосу, с кем говорит.
— Я мама Тани Бариновой. Я подумала, что вы должны знать… Таня в больнице. Она пыталась покончить с собой…
Таня в ужасе вскрикнула.
Неудивительно, что с самого утра она уже была у подруги в больнице.
— Вот, только что сварила, — развернула Таня банку с бульоном, которую принесла с собой. — Еще не остыл. Ты поешь.
Мама считает, что бульоном все вылечить можно… — Она чувствовала себя очень растерянной.
— Не могу, — слабо улыбнулась Баринова, — Ты сядь, Тань. Спасибо, что пришла. Откуда ты узнала?
— Мама твоя позвонила, ну я с утра и подхватилась. Ну и зачем ты…
— Почему все так? — отвернувшись, тихо и жалобно проговорила Баринова, словно самой себе. — Почему одним — все, а другим — ничего? Вот у тебя: и карьера, и семья… в смысле, дочка… и мужика себе нашла классного, скоро замуж выйдешь… А у меня? Ни работы, ни детей, а теперь — и мужа нет. Вся жизнь коту под хвост… — О том, какой ценой Тане далось все это счастье, она предпочла умолчать. — Знаешь, я, когда в детстве читала романы, думала: ну что за фигню порют эти героини? «Я не могу жить без него», «Я готова на все, лишь бы он был рядом… Не говорят так люди… то есть, может, говорят, но не чувствуют. Оказывается, очень даже чувствуют. Я умру без него, Тань! Ты, конечно, можешь меня упрекнуть, что не надо было выходить за твоего… Но ты же сама так решила… Оставь мне его, пожалуйста, он ведь тебе не нужен, а я с ума схожу! — Резко приподнявшись на локте, она горящими сухими глазами пристально всматривалась в лицо подруги.
— Ты правильно говоришь, он мне не нужен, — согласилась Разбежкина. — Ты только успокойся. Не собираюсь я тебе жизнь портить. И мстить никому не собираюсь. Все будет хорошо. Ложись, ложись.
— Налей мне водички, пожалуйста, — попросила Баринова, довольная тем, что ее план, похоже, начал срабатывать. — Я у тебя его по-тихому украла… Видела, как вы любите друг друга, знала, что надо отойти в сторонку и не отсвечивать, и не смогла. Понимала, что подлость делаю, — и все равно… Я бы на твоем месте меня убила, честно.
— А ты лишнего на себя не бери: Сергей не теленок, которого можно взять за веревочку и увести, куда хочешь, — возразила Разбежкина. — Если бы он действительно меня любил, ничего бы этого не случилось. Так что его вины здесь ничуть не меньше. И хватит об этом. Хорошо?