Но Гонсалес в этот самый момент совершенно не думал о том, чтобы вернуться к Тане. В его машину садилась совсем другая женщина — симпатичная невысокая блондиночка.
— Куда двинем? Может, в клуб? — предложила она.
— Давай лучше сразу ко мне, — возразил Игорь, привлекая ее к себе, — Я соскучился.
— А я, думаешь, нет? Еле-еле от своего отделалась, только что уехал, — пожаловалась красотка, потянувшись к его губам.
— И моя, как почувствовала — вовремя взбрыкнула, — Игорь охотно ответил на поцелуй, а затем проговорил с пафосом: — Спасибо нашим мужьям и невестам!
— Они тут ни при чем — мы с тобой генералы любовного фронта, можем грамотно держать курс по ветру и выруливать гуда, куда нам нужно, — торжествующе рассмеялась его подружка.
— Это точно, — согласился Гонсалес и, слегка поморщившись, ответил на звонок мобильного: — Танечка, ты еще не спишь? Что ты, милая, я совсем не сержусь… Нет, не стоит, я не приеду. Тебе нужно как следует отдохнуть. Ложись спать, завтра увидимся. Целую, пока. — Он отключил телефон и усмехнулся: — Вот она, семейная жизнь! Как видишь, ничего интересного.
— Это ты сейчас так говоришь, а как женишься, совсем про меня забудешь, — надула губки его пассия.
— Ну, Рита, и фантазии у тебя! Лучше посоветуй, как мне быть: там один из бывших воду мутит, — серьезно произнес Игорь.
— Ну, способы все те же, — со знанием дела принялась Рита консультировать его по вопросам этики семейной жизни: — Внимание, забота, доверие ребенка. Завтра обязательно букет, маленький, но изысканный. И что-нибудь для ее спиногрыза.
— Двадцать первый век на дворе, а ничего не меняется: мужчины любят женщин, женщины — детей, дети — хомячков, а хомячки никого не любят, — с притворной грустью резюмировал Гонсалес, увозя свою спутницу в прекрасную для них обоих ночь.
Проведя бессонную ночь — все корила себя за то, что проявила такую черную неблагодарность по отношению к своему жениху, и, вдобавок, тревожась за состояние Сергея, Таня утром поехала в больницу и возле палаты Никифорова столкнулась с Бариновой.
— Привет, — натянуто улыбнулась Таня, — Как он?
— Ты моего мужа имеешь в виду? Все так же, — холодно ответила Баринова, ясно показывая, что не намерена пропускать Таню в палату.
— Тань, мы все волнуемся за Сережу: я, Рыбкины… — начала Разбежкина.
— Единственное, что ему сейчас нужно, — это полный покой. Поэтому передай Рыбкиным и сама запомни, что посторонним к больному вход строго воспрещен, — отрезала Татьяна и добавила: — А ты — посторонняя. Ты ему не родственница, не друг детства… Так, подруга юности, хотя и ненадолго. В общем, никто.
— Ну почему же — никто? — попыталась улыбнуться Таня. — Товарищ по работе — тоже немало. Хочу убедиться, что у коллеги все в порядке, передать от всего офиса дружеский привет.
— И зачем он ему сейчас, ваш дружеский привет? Вы что, все там с ума посходили? Не понимаете, что значит «человек без сознания»? И вообще, когда он придет в себя, носить передачки тоже необязательно. У Сергея есть и будет все, что ему нужно, — с откровенной злостью ответила Баринова.
— Ты же знаешь, я не… — Таня все еще пыталась заставить подругу сменить гнев на милость. — Сережа мне жизнь спас, я ему, может, и никто, но он для меня…
— Слушай, уходи, а? Он мой муж! Что ты к нему привязалась? Крутишься под ногами, крутишься. Раньше от тебя только проблемы и ссоры были, а теперь вот до чего дошло. Сергей же едва не погиб! Что, еще не все у нас разрушила? — бросала Баринова одно за другим злые, безжалостные слова.
Таня, не найдя, что тут можно ответить, повернулась, чтобы уйти, но Баринова вдруг шагнула за ней и произнесла:
— Танька, прости меня, сама не знаю, что несу. Да мне язык оторвать мало. Я… Знаешь, меня иногда заносит… Но это же простительно в моем положении…
— Ты… — догадалась Таня.
— Да, — кивнула Таня, — я беременна. У нас с Сережей будет ребенок. Теперь ты понимаешь, почему мне так важно… почему я хочу начать все с чистого листа?
— Конечно, понимаю, — запинаясь от растерянности, сказала Разбежкина. — Я же сама мать. Это самое большое счастье на свете. Все будет хорошо, ты, главное, не волнуйся. Сергей обязательно выздоровеет. Он знает про?…
— Нет, — грустно проговорила Баринова. — Я не была уверена, а теперь врач подтвердил.
— Ну, как узнает, сразу пойдет на поправку. Помнишь, я говорила, что мы с тобой обе когда-нибудь будем счастливы? Видишь, мечты сбываются! — улыбнулась Таня. — Ну, я пойду?
— Я тоже, — Баринова взглянула на часы. — Не хочу, чтобы он надолго один оставался. — Она вернулась в палату, а Таня еще некоторое время постояла около двери, одними губами шепча: «Ну вот и все, Сережа. Прощай и… постарайся быть счастливым».
Наконец, она повернулась и быстро пошла к выходу, но тут ей навстречу попался Миша Никифоров.
— Смена караула! — объявил он.
— Настоящий караул все еще на страже, — заметила Таня, — Так что готовься, может, еще и тебя не пропустит.
— Кто? Баринова? — возмутился Миша, которому та накануне устроила разнос за то, что у Сергея побывали Таня с Надей: Баринова заметила их, когда они выходили из больницы. — Пойдем со мной, она не имеет права. В конце концов, ты Сереге не посторонняя…
— Миш, не надо, — отказалась Таня, — Я только что говорила с ней: у Сережи все без изменений, так что… Ты иди один. У них семья. Я не должна больше сюда приходить, просто не имею права.
— А я так не считаю, — возразил Миша, — Таня, послушай, мне все известно. Я прочитал твое письмо.
— Какое письмо? — Разбежкина почувствовала, что у нее онемели губы, а голос звучит сдавленно.
— Которое ты Сергею написала перед отъездом, — подтвердил Миша ее самые худшие опасения. — Я знаю, что Надя — дочь Сергея. Только не думай, что я такой злостный любитель чужих тайн…
— Сергей знает? — прервала его Таня.
— Пока нет, но…
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Таня. — Не надо ему говорить.
— Как это? — перестал вообще что-либо понимать Миша: ну ладно, Баринова умоляет его молчать, даже угрожает, это естественно, а вот почему Таня ей вторит почище лесного эха?!
— В этом письме нет ни слова правды, — быстро заговорила Разбежкина, — Я тебе все объясню. Когда я уехала в Норильск, я злилась на Сергея, хотела, чтобы ему было так же плохо, как мне. Накатала это письмо — пусть чувствует себя подлецом. Потом встретила другого мужчину, про письмо забыла… Да, это подло с моей стороны, но я тогда ничего не понимала! Надин отец совсем другой человек. Сергей не имеет к ней никакого отношения.
— Это правда? — недоверчиво спросил Михаил. — Тогда почему ты нервничаешь?
— Я не нервничаю, — возразила она, не замечая, как отрывает пуговицу от своего халата. — С чего ты взял? Мишка, если об этом письме узнает кто-нибудь еще — начнется чехарда, выяснения, ругань. Зачем эти проблемы? Зачем морочить голову Сергею и мешать жить мне?
— Ты врать не умеешь, — усмехнулся Михаил. — Выдаешь себя с головой: интонация, жесты.
— Слушай, прибереги это для экзамена, ясно? — раздраженно посоветовала Таня.
— Еще один прокол: лучший способ защиты — нападение, а ты нападаешь, потому что боишься, — отметил он.
— Я боюсь только одного: что ты устроишь путаницу. А распутывать придется мне. Ни в коем случае не говори ничего Сергею, особенно сейчас. Момент самый неподходящий. Сереже это не нужно.
— Насчет момента согласен, — кивнул Миша, — Но я подожду, — и с этими словами направился в палату.
А Таня позвонила Игорю. Ей так необходимо было с кем-то поговорить о своей новой проблеме! Кто, если не Гонсалес, может ее выслушать, понять и, возможно, посоветовать что-то мудрое? Игорь тут же примчался, и они вместе поехали в кафе, чтобы спокойно все обсудить.
— Я про это письмо и думать забыла. Господи, откуда оно вообще взялось? — сокрушалась Таня, — А Мишка заладил, как попугай: все знаю, все знаю, а я поначалу и понять не могла, о чем он! Да что же это такое? Только все пришло в норму, девушка замуж собралась…
— Не волнуйся, Танюш, мы что-нибудь придумаем, — Игорь успокаивающе накрыл ее руку своей.
— Что тут придумаешь? Рот ведь ему не зашьешь, а он обязательно расскажет, как пить дать. Может, не сейчас, не сразу, но со временем эта история все равно всплывет. А потом… страшно представить, что будет потом. Проклятое письмо, дернул же меня черт его написать тогда!
— В свидетельстве о рождении Нади кто записан как отец? — помолчав, спросил Гонсалес.
— Прочерк. В том-то все и дело.
— Тань, а если нам сделать другое свидетельство? Сейчас любые документы можно купить, за деньги тебе что хочешь напишут!
— Так это же криминал.
— Ну, какой это криминал? — удивился Игорь ее фантастической наивности, — Я же не предлагаю твоей дочери жить по фальшивым документам. Мы эту бумажку сделаем только для одного человека, просто чтобы показать, и все. А потом хоть в огонь кидай — больше не понадобится.
— Нет, — возразила Таня, впрочем, не слишком уверенно, — я так не могу. Я… Как же я устала от всей этой истории!
— Вот я тебе и предлагаю решить этот вопрос раз и навсегда. Не понимаю, что тебя смущает? Липовое свидетельство? Но это ведь такая мелочь…
— Дело не в этом. Я устала врать, не хочу… Мне страшно запутаться в собственном вранье. Ненавижу ложь, это для меня самое большое преступление, а сама, получается… — Таня подняла на него испуганные глаза.
— Не путай белое с черным. Это ложь во спасение твоей дочери. И самая надежная защита от любых притязаний Никифорова, — веско проговорил Игорь.
— Голова что-то разболелась, — Таня достала из сумочки таблетку и запила водой из стакана.
— Может, отвезти тебя домой? — предложил Игорь, глядя на нее с сочувствием.
— Что ты? — отвергла эту идею Таня. — А работать за меня кто будет? Я и так все дела забросила: то свадьба, то авария, то еще что-нибудь…
— Я вполне способен работать за двоих.