— Даже в десять рук, и то не справишься. С этой новой компанией столько проблем… Ну, ничего, вот приду немного в себя и брошусь в работу с головой…
— Ага, потом тебя спасай, а то вдруг не выплывешь, — проворчал Гонсалес. — Нет уж, ты сначала со здоровьем своим разберись, отдохни, возьми отпуск, в конце концов.
— Да какой отпуск, ты же сам знаешь…
— Все хорошо, прекрасная маркиза, — ласково улыбнулся Игорь, — Отдыхай, развлекайся, готовься к свадьбе. Я не хочу, чтобы моя невеста упала от изнеможения в обморок прямо на брачной церемонии. Ты не рабочая лошадка, а женщина. Быть прекрасной — твоя единственная работа.
— Но я же не могу все взять и бросить. В конце концов, у меня должность, ответственность, обязанности, — начала перечислять Таня.
— Ответственность я могу разделить с тобой, а все обязанности взять на себя. Оформишь на меня генеральную доверенность, и все. — Просто удивительно, как это у него получалось вот так с ходу находить выход из самых, казалось бы, неразрешимых ситуаций!
— А что, это идея, — оживилась Таня, которая, действительно, находилась на грани нервного срыва и чувствовала себя, как выжатый лимон: ну какой сейчас из нее был бы работник? — Слушай, я завтра же поговорю с Гориным.
— Зачем откладывать до завтра, когда можно все решить прямо сейчас? Хочешь, я сам ему позвоню? — вновь предложил Гонсалес свои услуги.
— Ты настоящий рыцарь, — не могла не отметить Таня. — Какое же счастье, когда можно кому-то довериться во всем!
Уже в середине дня кассета, которую так жаждал получить Олег Эдуардович, лежала у него на столе, но он даже не успел ее прослушать, как ему позвонили:
— Ну, как музыка? Понравилась?
— Еще не оценил, — проворчал Баринов. — Как там у вас прошло? Надеюсь, не наследили?
— Ваш друг, как бишь там его, Горин — все поймет, конечно, рано или поздно, а может, и сразу догадается. Только пожаловаться он не сможет — некому, да и незачем. Побоится. Это стопроцентно.
— Твои прогнозы, друг мой, что-то не очень сбываются. Вместо того чтобы ликвидировать девку, вы чуть родственника моего на тот свет не отправили, — недовольно напомнил Олег Эдуардович.
— Накладка не по нашей вине. Родственник влез неожиданно.
— Я деньги плачу за то, чтобы накладок и неожиданностей не было! — Баринов не желал принимать никаких оправданий.
— Если родственник надоедливый, — последовало новое предложение, — мы можем избавить вас и от него, в качестве бонуса, конечно, как постоянному клиенту. Что скажете? Отключить его от аппарата, как говорится, проще пареной репы…
— Идиот! — Баринов сорвался на крик, не в силах даже представить себе того ужаса, который начнется, если Никифоров умрет в больнице: дочь тогда точно или сойдет с ума, или повторит попытку суицида, и не исключено, что более удачно, чем в прошлый раз. — Никого убивать… Никого убивать не нужно!
— А насчет барышни?
— Ни-ко-го! — раздельно повторил он, — Я же отменил заказ. Нужно сначала найти, кто стоит за шантажом.
— Кажется, уже нашли, — порадовали его, — Нина Перепелкина. Секретарша в фирме Горина.
— Хорошо. Работайте. Я на связи, — произнес Баринов и отключился, — Значит, Нина…
Собеседник Олега Эдуардовича был прав: Горин очень скоро обнаружил следы обыска, произведенного в его кабинете, и самое страшное — отсутствие в тайнике заветной кассеты. Черт, что же делать?! И ведь ему даже не с кем посоветоваться, некому рассказать обо всем, что происходит… Впрочем, один человек все-таки есть…
И Вадим отправился к этому единственному человеку, которому он мог безоглядно доверять всегда и во всем и в котором, в отличие от Тани, открывшей душу Гонсалесу, вовсе не ошибался.
— Вадик? — встревоженно проговорила Галя, открывая ему дверь своей квартиры, — Ты так неожиданно… У тебя что-то случилось?
— Вообще, да. Посоветоваться надо, — отрывисто подтвердил Вадим.
— Может, тогда зайдешь? — Галя оглянулась на дверь, — Или лучше…
Приглашать этого гостя в квартиру было крайне нежелательно: Тамара Кирилловна уж слишком рьяно заботилась о моральном облике дочери и запросто могла закатить сцену при виде Вадима.
— Давай лучше здесь, — Горин, уже получивший от Тамары разнос из-за встречи с Галей в ресторане, это прекрасно понимал, — Спокойнее будет, — Он, запинаясь поведал Рыбкиной историю с пропавшей кассетой.
— Ты уверен, что ее украли? Может, закатилась куда-нибудь? — неуверенно предположила, — Надо еще раз все хорошенько посмотреть.
— Галя, кассета пропала, ее украли, понимаешь? Я уже не знаю, кому можно доверять, — обреченно вздохнул Вадим, — Конкретно ни на кого подумать не могу. Не знаю. То ли конкуренты на пятки наступают, то ли Баринову я стал неугоден… По логике, больше всего кассета нужна Тане Разбежкиной. Надо отсюда и плясать.
— Таня? — изумилась Галина. — Что ты? Зачем ей это?
— Чтобы меня и Баринова взять за жабры, зачем же еще?
— Да ты что? Ей и в голову такое не придет! Она же святой человек. Она в жизни так ни с кем не поступит. Вадик, у нее золотое сердце, — горячо заговорила Галина, стопроцентно убежденная в непричастности Разбежкиной к этой мутной истории. — Я ее с детства знаю, мы, практически, росли вместе… Да тебе любой человек скажет, что Таня…
Вместо ответа Вадим притянул ее к себе и поцеловал. Галя ответила было тем же, но затем вывернулась и метнулась к двери квартиры.
— Галь, Галь, ну что ты? Я тебя что, обидел? Ну прости, если так, — торопливо проговорил Горин.
— Нет, это ты меня прости: я не должна была… мы не должны были целоваться.
— Тебе не понравилось?
— Очень понравилось, — вздохнула она. — Только зря все это, Вадик. Зря. Между нами ничего нет и быть не может.
— Я скучаю по тебе, — признался Горин. — Не бросай меня, я ведь совсем один…
— Не могу я тебе поверить, Вадик, — покачала Галя головой, отступая в глубь квартиры, — Не верю — и все тут. — Она решительно захлопнула дверь.
Гена Перепелкин, стоя в телефонной будке, набрал номер и нервно спросил, когда на другом конце провода сняли трубку:
— Алло, кто это?
— Баринов. Странно, вы не знаете, кому звоните? Вы не ошиблись?
— Не-а, вы-то мне и нужны. Значит, так, у меня есть одна вещица, которая вам пригодится.
— Вы все-таки ошиблись. Мне ничего не нужно, у меня давно уже все есть, — отозвался Олег Эдуардович.
— Только не бросайте трубку, это важно, — торопливо продолжал Гена. — Может, вам будет интересно послушать одну маленькую кассетку? Ага, в точку?! — Он заметно приободрился. — Раз молчите, значит, все правильно. Так вот, кассетка маленькая, но очень дорогая. И платить придется валютой.
— Так бы сразу и сказали. Какого черта надо было трепать мне нервы своими звонками? Сколько вы хотите?
— Я это… короче, десять тысяч — минимум.
— Десять? — насмешливо протянул Баринов, — А жирно не будет? За такие деньги я мог бы тебя самого с потрохами купить, да ведь ты столько не стоишь.
— Нечего мне мозги крутить, — огрызнулся Гена, — Учтите, я с вами не шутки шучу. Мое последнее слово — пять кусков — и ни копейкой меньше. А то я вашу пленочку могу отправить кое-куда.
— Сначала скажи, откуда у тебя кассета.
— А пол вам помыть не надо? — возмутился Перепелкин. — Я это… своих источников не выдаю!
— Тогда попрощаемся.
— Как это?! — не понял Генка, — А по делу чего? По рукам?
— Руки ты не заслужил, — припечатал Олег Эдуардович, — Но будем считать — договорились.
— Олег, — через некоторое время окликнула его вошедшая Туся, но Баринов был настолько погружен в свои мысли, что не сразу ее услышал. — Олег, ты что, уснул? — повторила она громче и настойчивее.
— А? — вздрогнул, как от толчка, Олег Эдуардович, — Что ты сказала?
— Я не сказала, а спросила. — Туся, достала из шкафчика рюмку и сердечные капли. — Что с тобой происходит?
— Тусь, — устало отозвался Баринов, — ей-богу, не до тебя.
— На вот, прими, — домработница подала ему капли, — а то так доведешь себя… Чего такой смурной? С Таней что-то?
— С Таней ничего нового. — Он почти машинально выпил предложенное лекарство. — Ничего особенного. Если не считать того, что меня шантажируют. Звонят какие-то придурки, чего хотят — не пойму… да они вроде и сами не знают.
Домработница помолчала.
— Есть у меня одна мысль… я-то многое примечаю, что в доме происходит, — произнесла она затем. — Всю жизнь торопишься, бежишь куда-то — вот, доторопился. В собственной семье предателя проглядел.
— Это ты о чем? — удивился Олег, внимательно глядя на нее.
— Да все о том же! Кому надо-то тебя до ручки доводить? Это все твоя Яночка затеяла. Со звонками этими.
— Тусь, — усмехнулся Баринов, — ей-богу, тут ты пальцем в небо попала: Яне на такое просто мозгов не хватит. Я знаю, как ты к ней относишься. Но, кроме этого, должны быть доказательства. У тебя они есть?
— Да ты что, сам не видишь? Ты ей деньги давал, нет? — Олег отрицательно покачал головой, и Туся продолжила: — А она все время по магазинам шляется — я из ее комнаты кучу пакетов фирменных вытащила. На омоложение какое-то, вон, поехала. Сам подумай — откуда у нее такие деньжищи?
— Да мало ли откуда у нее деньги! Может, скульптуру свою кому-нибудь впарила?
— Это которая из консервных банок? — презрительно проговорила домработница. — Нет, Олег, тут что-то не так.
— А что ты называешь «большими деньгами»? — поинтересовался Баринов, — Полный кошелек?
— В чужой кошелек никогда не лазила, сам знаешь, — обиженно возразила Туся, — Но я ведь не первый день на земле живу, кое в чем разбираюсь. Вот чувствую я, Янка это затеяла. Хочешь — верь, хочешь — не верь, но я тебе точно говорю…
— А я тебе говорю еще точнее: ей мозгов на это не хватит, да и нервов. Нет, тут кто-то покрупней. И поумней. Атака-то с разных сторон идет. Припыла к нему рыбка, спросила: а что у тебя есть, старче? Давай делиться… Нет, Туся, здесь акулой позубастее, чем моя благоверная, попахивает, — уверенно сказал Олег Эдуардович, и будто в ответ на эти слова телефон у него зазвонил в очередной раз.