— Ниночка, не бросай трубку. Ты же видишь, я к тебе по-хорошему — отплати добром за добро. Так сколько, говоришь, копий сделала с кассетки-то? А если честно?… Ага, вот даже как… Ну, не надо так нервничать, я же с тобой спокойно говорю. Просто, знаешь, зря ты старалась: копии в таких делах не учитываются, только оригинал. А оригинал — ну, ты же умная, догадайся. Правильно, уже у меня. Опять ты неправильно поняла, вовсе я не волнуюсь. Вернее, за себя не волнуюсь… А что это ты молчишь? Понимаешь, Ниночка, все в природе, да и не только в природе, но и в обществе, должно происходить по законам, — наставительно продолжал Олег Эдуардович. — А писаным или неписаным — это уже другой вопрос. Вот, к примеру, когда Перепелкин начинает вести себя как Ястребов или даже Орлов… и начинает охотиться на крупных животных — как думаешь, что бывает? Ответ не слышу, но твои мысли — улавливаю, и эти мысли — правильные. Так что запомни сама и передай этому… своему сообщнику, что платить вам я больше не намерен. Если вы с ним несколько копий сделали, лучше вам от них избавиться. И чтоб сидели тише воды, ниже травы, оба… Я знаю, ты передашь, ты же поумней будешь, чем твой Гена.
На этом Баринов прекратил разговор. Взяв бокал с коньяком, он удовлетворенно отпил пару глотков, но, похоже, на сей раз даже коньячок не смог вполне его успокоить. Смутное предчувствие череды роковых неудач продолжало преследовать Олега Эдуардовича.
Нина сложила мобильный и убрала в сумку. Подняв голову, она прислушалась к объявлению диктора:
— У стойки двадцать три продолжается регистрация билетов и оформление багажа на рейс ДР-317 «Москва — Ханты-Мансийск» компании «Авиаплюс Эрлайнс».
Нина снова достала телефон. Несколько раз набрала номер, но ответа не получила. Тогда она, прерывисто вздохнув, сделала единственное, что оставалось в подобной безвыходной ситуации…
Семейство Рыбкиных только что вернулось домой после банкета по случаю важного события: Миша Никифоров сделал предложение Кате. Вечер прошел довольно сумбурно, но, впрочем, весело. Особенно отличился Виктор: он исполнил под гитару несколько песен собственного сочинения, и это привело всех остальных в восторг, к немалому удовольствию автора, не ожидавшего, что его творчество будет оценено столь высоко. Главное — Анна смотрела на него так, словно вообще впервые видела! А Катя даже высказалась в том смысле, что такой талант грех зарывать в землю, и есть смысл попробовать связаться с профессиональной студией звукозаписи…
В приподнятом настроении Виктор подошел к телефону, который зазвонил почти в ту же секунду, как Рыбкины переступили порог своей квартиры.
— Говорите, вас внимательно слушают, — весело произнес он.
— Вить, а Диму можно? — раздался приглушенный и какой-то сдавленный Нинин голос. — Позови его, это очень важно.
— Димка, — позвал Виктор брата, — ты дома или нет?
Дима обменял початую бутылку пива на телефонную трубку:
— Алло?… О, Нинок, уже долетела? Надо же, так далеко, а слышно — как из соседней комнаты!
— Дим, я не улетела, сейчас такси поймаю — и в Москву…
— А, совесть замучила, решила остаться с Димочкой. И правильно, такими, как я, не бросаются, — самодовольно заметил младший Рыбкин, подмигивая брату.
— Дима, это мы потом обсудим, а сейчас — очень тебя прошу, о-чень! — помоги! За Гену беспокоюсь, — начала объяснять Нина.
— Ну, ты даешь, — возмутился парень. — Чего тогда мне звонишь? Ты лучше ему позвони… и расскажи, что обо мне беспокоишься, — он уже был готов бросить трубку, но Нина отчаянно крикнула:
— Его убьют!
— А я-то чего? — мгновенно протрезвел Дима, сообразив, что она и не думает шутить, — Супермен, что ли?
— Я бы тебя не дергала, но пока я из аэропорта доеду — поздно может быть, — продолжала умолять Нина, едва не плача. — Ты просто поезжай к нему, покрутись там, чтобы он один не был. И скажи этому идиоту, чтобы телефон включил, я не могу до него дозвониться! Запиши адрес…
— Ладно, — крайне неохотно пообещал Дима, которому все-таки хотелось выглядеть чуточку джентльменом.
Ничего не сказав остальным Рыбкиным, он быстро собрался и поехал к Генке, проклиная и его, и всю эту дурацкую ситуацию на чем свет стоит.
Дима без труда нашел нужную квартиру и позвонил в дверь, но ему никто не ответил. Он уже собрался развернуться и уйти — а что, обещание сдержал, прибыл к месту назначения, но кто ж виноват, если дома никого не оказалось?! — однако, для очистки совести, нажал на ручку двери, оказавшейся незапертой.
В квартире было темно и тихо, оттуда недоносилось ни звука.
— Эй, хозяин, — позвал Дима, сделав шаг внутрь, — Эй, кто-нибудь есть? Отзовись, кто живой… Ген, ты где? Ген, ты двери-то чего не закрываешь? Вот подбросят чего-нибудь ценное — не обрадуешься, — Протянув руку, он на ощупь нашарил выключатель, — Или у вас тут все честные?… Черт…
В безжалостно ярком свете он увидел Генку, распростертого на полу вниз лицом. Диму затрясло, он едва удержался, чтобы не заорать от ужаса, но горло перехватило.
— Ген… — беспомощно позвал Рыбкин, уже понимая, что тот его не слыши. т и никогда не услышит. Озираясь, Дима начал отступать к входной двери.
— Быстрей, быстрей… Чего мы так тащимся? — торопила Нина водителя такси, которое мчалось из аэропорта в Москву.
— Едем — почти сто. Это предел, и так на штраф нарываюсь! — огрызнулся тот, — Хватит орать!
— Ну, чего ты на желтый-то затормозил? Проскочили бы! Вот повезло. — Нина готова была расплакаться. — Зеленый, поехали! Ну, давай, поднажми еще! Небось за бутылкой, как Шумахер, гоняешь?
— Я тебя вот сейчас высажу, добирайся, как хочешь. Хочешь доехать нормально — молчи в тряпочку. Если тебе жизнь не дорога, я-то при чем?! — рявкнул потерявший всякое терпение таксист.
Нина, глотая слезы, снова набрала номер Гены — безрезультатно. До Димы тоже было не дозвониться…
— Куда же вы подевались, сразу оба? — простонала она.
— Да от такой психопатки любой мужик сбежит. В одних трусах, — раздраженно прокомментировал водитель. — Слава богу, подъезжаем уже!
Дима вытащил телефон, подумав, засунул обратно, не заметив, что из кармана выпал брелок с гравировкой «Милому Димочке». Один из Яниных подарков так и остался валяться на полу рядом с бездыханным Генкиным телом.
Пулей вылетев из подъезда, Дима наткнулся на бегущую навстречу Нину, вслед которой водитель такси кричала
— Эй, психическая, сумку-то забери из багажника!..
Но женщина уже ничего не видела и не слышала. Бросившись Диме навстречу, она, задыхаясь, спросила:
— Ну, что? Как?…
До него не сразу дошло, кто это и что происходит. Он шарахнулся в сторону, но Нина остановила его:
— Что? Да говори же ты!
— Там Гена… убитый… — трясущимися губами пролепетал Дима, бледный как полотно.
— Господи… — Нина без сил опустилась на скамейку у подъезда. — Ну, вот и разбогател. А я опоздала… теперь уж насовсем.
Из больницы после разговора с Никифоровым Таня вернулась далеко не сразу. Она долго ходила по улицам, ничего не замечая вокруг себя и, будто пьяная, натыкаясь на прохожих. С ней сейчас творилось примерно то же самое, что и пять лет назад, когда она узнала об измене Сергея. Шок, ужас, растерянность, ощущение, что земля уходит из-под ног…
И как все-таки хорошо было наконец оказаться дома! Игорь как самый примерный на свете муж готовил ужин, стоя у плиты. Он не задал Тане ни единого вопроса относительно того, где она столько времени пропадала, лишь подошел к ней и обнял:
— Устала? Ничего, сейчас я вас накормлю. А где Надюшка?
— У Рыбкиных, — рассеянно отозвалась Таня.
— Правда? Это меняет дело! У меня тут кое-что припрятано… — Он достал из шкафчика бутылку вина. — Как говорим мы, французы — знаменитые кулинары и знатоки вин, — вуаля!
— Ты же испанец, — постепенно приходя в себя, напомнила Таня.
— Да? Прости, я иногда забываю, — сняв с плиты сковородку, он положил ей на тарелку что-то не совсем понятное, затем остатки — себе и уселся напротив невесты. — Ну, надеюсь, мой энтузиазм хоть отчасти компенсировал недостаток опыта.
Таня подняла на него глаза, хотела что-то сказать и вдруг расплакалась — беззвучно, горько и безутешно.
— Что случилось, малыш? — забеспокоился Гонсалес.
— Он все знает, — всхлипывая, выдавила Таня, — Про Надю.
— Кто? — не сразу понял Игорь.
— Сергеи. Он знает, что Надя его дочь. Что делать?!
Игорь ответил не сразу. Он позволил ей вдоволь выплакаться, а сам в это время, с тяжелым вздохом оценив степень полнейшей несъедобности своих кулинарных изысков, счистил первый вариант с тарелок в мусорное ведро и начал готовить блюдо попроще — яичницу. К тому времени, как он ее сжег, Таня успела немного успокоиться.
— Надо же, как быстро все подгорело. Кажется, свои способности кулинара я переоценил. Танюшка, что, я и яичницу испортил?… — расстроился Игорь, но Танины мысли оставались очень далеко от этих маленьких проблем.
— Это ж надо такое сказать! — воскликнула она, продолжая внутренний мучительный диалог с Сергеем, — Оказывается, это я виновата. Он сам пальцем не шевельнул, а виновата я?! Всего-то и надо было, что прочитать коротенькое письмецо, там черным по белому все было написано… Прости, не хотела портить тебе вечер. — Она виновато посмотрела на Игоря, будто только сейчас вспомнила о его присутствии. — Но знаешь, когда тебя упрекают в нечестности… это очень обидно. Конечно, он меня спас, но это не значит, что ему теперь все позволено…
— Танюш, не надо, а? Ну, сама подумай: стоит ли Сергей таких переживаний? Мало он тебе гадостей в жизни сделал? — гневно проговорил Гонсалес. — Жизнь ему, дураку, такой подарок преподнесла. Такую женщину, о которой можно только мечтать. А он… подарки должны доставаться тем, кто их ценить умеет! И вы, гражданка Разбежкина, между прочим, одного из таких людей знаете. А в будущем узнаете еще лучше.
— Все, закончили, — взяла себя в руки Таня, — Я спокойна, я совершенно спокойна. Я точно знаю: что бы ни случилось, я свою Надюшку смогу защитить. И… Я подумала: ты прав — надо, чтобы у Сергея не было никакой возможности нам навредить!