— Не найдет, — мрачно возразила Разбежкина. — Нина отказалась от адвоката.
— Почему? Она сказала, почему? — пристально глядя на нее, спросил Игорь.
— Не знаю. Нина не сказала, почему, да мы и не успели ни о чем поговорить: меня и адвоката сразу выставили…
— Ладно, не забивай себе голову, это не так важно, — Гонсалес подошел к ней и присел на корточки, глядя на Таню снизу вверх. — Думай только о хорошем… Думай о том, что скоро мы станем семьей. Ты станешь моей красавицей женой, а я — самым счастливым на свете мужем. А на этот пальчик, — нежно касаясь губами Таниного безымянного пальца, продолжал он, — мы наденем волшебное колечко, которое тебе стоит только повернуть — и все будет по-твоему.
— Извини, — она вдруг убрала руку, — но свадьбу надо отложить. Игорь, я серьезно.
— Прости, — Гонсалес поднялся, — не понимаю: почему?
— Да просто потому, что я не могу. Ты же не хочешь, чтобы этот день мне запомнился, как… ну, не траурный, но очень печальный. Брат и лучшая подруга — в тюрьме, какая же тут свадьба? Ты же знаешь, как все мои к этому готовились, хотели пир устроить на весь мир… А получается, Димка с Ниной в беде, а у нас с тобой — пир во время чумы?
— Я, кажется, понял: ты ищешь повод, чтобы не выходить за меня, — резко произнес Игорь. До сих пор Таня ни разу не видела его таким раздраженным. Но, кажется, ее слова переполнили чашу даже ангельского терпения. — Вот дурак! Это же было ясно с самого начала! В последний момент что-то обязательно случается — не одно, так другое… И всегда: «Ах, давай отложим, сейчас не время»… Таня, надо было честно сказать, что у тебя не времени нет, а желания. И не пришлось бы постоянно поводы искать, изворачиваться. Просто скажи: я тебя не люблю! — с горечью закончил он.
— Ты правда, думаешь, что я ищу повод отложить свадьбу? — удивилась Таня, с укором глядя на него, — А я-то думала, ты понимаешь, что я не из тех, кто фигу в кармане держит. Если бы я не хотела за тебя замуж, я бы тебе так и сказала! Игорь, есть вещи очевидные, которые нельзя делать потому… что делать нельзя. Как можно веселиться, когда близкие люди в беде?!
— Прости, Танюш, — вздохнул Гонсалес, — Сам не знаю, что несу. Просто я так долго ждал этого… А что, если… Никаких торжеств, это само собой, но, может, все-таки распишемся? Потихоньку, просто зарегистрируемся — и все? Ну раз уж назначено… А после, когда все наладится, отметим по-настоящему, как хотели, — он снова обнял невесту. — Что скажешь?
— А вас, товарищ Гонсалес, иногда посещают хорошие мысли, — подумав, улыбнулась Разбежкина. — Давай так и сделаем.
Игорь на радостях принялся ее целовать, но вдруг словно спохватился:
— Слушай, пока я от счастья совсем голову не потерял, — он достал из стола листок бумаги и ручку, положил перед Таней, — подпишите, сударыня, — и забудем о делах.
— Это что, брачный контракт? — засмеялась Разбежкина.
— Вот еще, глупости, — отмахнулся Гонсалес. — Я своей жене доверяю. Обычная генеральная доверенность.
— Я и забыла… — протянула Таня, вновь делаясь серьезной.
— Завтра столько всяких бумаг подписывать, тебя не будет, придется за двоих отдуваться, — объяснил Игорь.
— А почему меня не будет? — насторожилась Таня.
— За кого ты меня принимаешь? — возмутился жених, — Чтобы я свою невесту накануне свадьбы работать заставлял? Тиран я или деспот? Ты кого предпочитаешь? Давай подписывай, и пойдем поедим, наконец, а то у меня с утра маковой росинки во рту не было. Я тут такой ресторан нашел… м м м, аж слюнки текут… Танюш, чего «зависла»? Обычная доверенность — что тебя смущает?
— Мне все-таки надо поговорить с Гориным, — Она отодвинула бумагу в сторону.
— Зачем? — поднял брови Игорь. — Разве не вы здесь самый главный начальник, Татьяна Петровна?
— Может, я и начальник, но решать должен хозяин — деньги-то его, я ими только распоряжаюсь, — Таня решительно подняла телефонную трубку, но Игорь не позволил ей позвонить: забрав трубку, положил на место:
— Во-первых, его сегодня нет и не будет. А во-вторых, скажи, пожалуйста: ты меня в чем-то подозреваешь? Может, ты думаешь, что я пытаюсь действовать за его спиной? Или хочу тебя подставить?
— Нет, но… — неуверенно произнесла Таня.
— Так вот, Горин в курсе, — сухо сообщил ей Гонсалес. — Мы с ним все подробно обсудили. Кстати, он хочет слить все старые проекты в нашу фирму — догадываешься, почему?
— Подальше от любящей жены? — сообразила Таня.
— Именно! В том числе мы говорили и об этой чертовой доверенности, из-за которой мы до сих пор сидим здесь голодные, — и он дал добро… Никто не покушается на твое право подписи, — принялся он уговаривать невесту, — Я просто хочу немножко облегчить тяжкую участь работающей замужней женщины. Ну вдруг, не дай бог, Надюшка заболеет — .и тебе надо будет посидеть с ней, а тут вдруг надо срочно что-то подписать? А если тебе, тоже не дай бог, надо будет поехать к маме — что ж, работа будет стоять? Вот для чего нужна доверенность. Ну, что не так? Горин согласен, это в его интересах. Танюш, какие сомнения, если шеф сам об этом просил?
— Меня Горин ни о чем не просил, в том-то и дело.
— Тогда позвони ему и спроси, если мне не веришь, — сдался Игорь, теперь уже сам протягивая ей трубку.
— Игорь, извини, дело не в тебе, просто я должна… — Таня набрала номер, выслушала ответ, разочарованно вздохнула: — Недоступен. А нельзя это отложить до завтра?
— Да запросто, — легко согласился Гонсалес, — Только что изменится завтра? Горин подтвердит тебе, что я действую на пользу нашему делу. Танечка, милая, я сейчас умру с голоду.
— Знаешь, я чего-то не понимаю, — Таня снова перечитала документ, — Зачем ради одного совещания оформлять генеральную доверенность, которая действует целый год?
— Ну ты и зануда! — ахнул Гонсалес. — Зануда и вредина! И на этой женщине я чуть не женился!
— Я просто хочу разобраться, — Таня не поддержала его шутливого тона.
— Я тебя понимаю: один раз ты уже обожглась, поэтому теперь и дуешь на воду, — вздохнул Игорь. — Но это всего-навсего доверенность, ее можно в любой момент отозвать. Знаешь, если тебе так тяжело — не подписывай. Черт с ней, с доверенностью. Я просто хотел как лучше…
Таня кивнула и решительно поставила свою подпись.
Татьяна Баринова и Сергей вернулись домой после небольшого похода по магазинам.
— Раньше я так быстро не уставала, — пожаловалась супруга, — А теперь два шага сделаю — и уже сил никаких. Что же дальше-то будет? В машине укачивает, пешком еле хожу по такой жаре…
— Совсем необязательно самой по магазинам ездить, — заметил Никифоров, впрочем, без особого сочувствия в голосе.
— Так захотелось чего-нибудь вкусненького, а чего именно — я не знала, — Она вдруг пошатнулась, и Сергею пришлось поддержать жену и помочь ей сесть. — Голова вдруг закружилась…
— Что-то она у тебя все время кружится. Сходи к врачу, пожалуйста, УЗИ сделай или что там еще, не знаю. Хочешь, я с тобой поеду? — предложил Сергей.
— Не надо, это нормально при беременности. И мне уже лучше. Я только-только у врача была, мне теперь не скоро. Кстати, мой доктор считает, что слишком часто делать УЗИ ни к чему, — улыбнулась Татьяна, радуясь тому, что добилась- гаки повышенного интереса к своей персоне. — А давай лучше поедим. У меня такой зверский аппетит — сама себя боюсь, — Она достала из пакета баночку маленьких огурчиков, протянула мужу: — Открой. Зелененькие… мой любимый цвет. Солененькие — мой любимый вкус.
Достав один огурчик, она принялась смачно им похрустывать, а второй протянула Сергею:
— Хочешь?
— Не хочу, да и ты не увлекайся. Сама же говоришь — ноги отекают. А после огурчиков пить захочется, — Никифоров взглянул на часы, — Ну, я поехал.
— Куда это? — насторожилась Баринова.
— Тебе к доктору не скоро, а мне велено явиться на очередной осмотр сегодня.
— В таком случае, я тебя отвезу, — немедленно вызвалась Татьяна, не намеренная отпускать его от себя ни на шаг.
— Тань, незачем тебе лишний раз выхлопными газами дышать, — возразил Сергей, в планы которого ее присутствие как раз не входило. — Ты погуляй, поешь или поспи, а лучше — все вместе. Думай о ребенке, а о себе я как-нибудь сам позабочусь, договорились? Сейчас такси подъедет. Я быстро: одна нога здесь, другая — там… и снова здесь.
Баринова открыла было рот, чтобы возразить, но тут в гостиную вошла ее мамаша. Выглядела Яна на этот раз нелучшим образом: опухшее от слез лицо казалось почти незнакомым.
— Мам, это еще что такое? А если краска потечет? — удивленно воскликнула Татьяна.
Яна опустилась на диван, продолжая рыдать. Воспользовавшись моментом, Никифоров потихоньку улизнул, а Татьяна присела рядом с матерью:
— Ну, что случилось? Ты меня пугаешь!
— Да что с ней могло случиться? — проговорила Туся. — Деньги небось кончились. Или снова какую-то пакость задумала.
— Прекрати! — оборвала ее Татьяна и снова обратилась к матери: — Мам, все, хватит, возьми себя в руки. Здесь тебя никто не обидит.
— Такую обидишь, — заметила Туся, — Она сама кого угодно со свету сживет, — и, поймав укоризненный взгляд Татьяны, добавила: — А ты спроси ее, спроси свою мамочку, что она тут затеяла.
— Знаешь, Туся, всему есть предел, — угрожающе произнесла Татьяна.
— Правильно, пожалей ее, приласкай, — не обращая внимания на эту реплику, продолжала домработница, — Мало тебе, что она тебя бросила? Мало, что только по телефону иногда интересовалась, как ты здесь живешь, как здоровье? А теперь вот останешься на улице без дома и без копейки денег. И за это знаешь кому спасибо надо будет сказать?
Татьяна в изумлении уставилась на мать, которая сидела, разом постаревшая и ничем не напоминавшая прежнюю хозяйку жизни.
— Мне нужно поговорить с Олегом, — еле слышно произнесла Яна.
— Только попробуй, — предупредила Туся.
— Я тебя очень прошу, прекрати! — крикнула Татьяна.
— Нет уж, я скажу. Мы тебе не говорили, не хотели расстраивать… а ты знаешь, что она на твоего отца донос написала? К нему теперь следователи ходят, допрашивают. А у него сердце больное. Убить его хочешь и все денежки захапать? — Туся с ненавистью повернулась к Яне, — Видишь, молчит! Признает, значит. Если что, она и тебя не пожалеет!