Не сори, говорю.
ПУ. Интересно, с каких это пор?.. Кстати, слово «хуй» еще пятьсот лет назад означало всего лишь хвою или хвойную иголку, которая, как известно, длинная и зело колючая. Не может эвфемизм, условность Царицу Небесную до слез расстраивать.
БУ. Не понимаю, как это вообще могло случиться. Бред какой-то.
ПУ. Ты про хвою?
БУ. Да про какую хвою?! Я про нас, про наше тут положение.
ПУ. Есть любопытная теория — не помню, кто автор, но точно физик, а не лирик. Все мыслимое не просто возможно — оно реально.
БУ. То есть?
ПУ. То есть — оно происходит, случается, имеет место быть.
БУ.(задумался). Нет, я так не могу. Мне нужен конкретный пример.
ПУ. О’кей. Пример. Возьмем какую-нибудь публичную фигуру, персону. Скажем, Монику Беллуччи…
БУ. Почему именно Монику?
ПУ. Хорошо, пускай это будет Джек Николсон, если он тебе милее… Дай закончить мысль… Джек — всеобщий любимец, так? Кумир трех поколений киноманов и не только киноманов. Сомнительно, что какой-нибудь фраер захочет увидеть его на нарах, в гнилой тюряге, в жопе мира. Поэтому Николсон гуляет на солнышке, то в Париже, то в Калифорнии, зубастый и счастливый.
БУ. Не понимаю, к чему ты клонишь.
ПУ. Я клоню к тому, соседушка, что слишком многие хотят и всегда хотели увидеть на нарах тебя и меня.
БУ. Ну и что из этого следует?
ПУ. Понимаешь, они не просто хотели — они упорно представляли себе эту ситуацию, думали о ней напряженно, днем и ночью, иногда она им снилась. Они обсуждали ее за утренним кофе.
БУ. С кем обсуждали?
ПУ. Со своими домочадцами.
БУ. Ну и?..
ПУ. Значит, в какой-то момент времени, на каком-то участке вселенной, а может быть, в одной из смежных вселенных, число которых бесконечно, — это неизбежно должно было случиться.
БУ. Это что — наука?
ПУ. В общем, да.
БУ. Не верю я в это дерьмо!
ПУ. Твое законное право. Но другого объяснения у меня нет. Возможно, пока нет, еще нет.
БУ. Погоди, ты говоришь, что любой человек, любой кретин-избиратель — это не просто пищевая трубка, через которую проходят макчикены и макнагетсы, а…
ПУ. Волшебное существо, имеющее волшебный дар.
БУ. Но… это же в корне меняет дело.
ПУ. А ты об этом никогда ничего ни-ни?..
БУ. В смысле?
ПУ. Ты об этом никогда не слышал?
БУ. Не то чтобы не слышал… Конечно, я читал в свое время Новый Завет и все такое, но, понимаешь, книги — это одно…
ПУ. А жизнь — совсем другое?
БУ. Конечно, другое.
ПУ. Раньше я тоже так думал. Но теперь мы кемарим на шконках в камере без кондиционера. И это, прости, не литература, а весьма красноречивый факт твоей и моей биографии.
БУ. Хорошо. Давай мыслить логически… э-э… логистически. Черт! Здесь нужна логика!.. Если наше положение… если во всем виноват какой-то засранец, все это зачем-то себе вообразивший… Правильно я понял?
ПУ. Правильно.
БУ. Нужно этого засранца достать и, так сказать…
ПУ. Стереть в порошок? Замочить в сортире? Изуродовать, как бог черепаху? Неплохая идея. Но беда знаешь в чем? В том, что, скорее всего, этого засранца уже давно след простыл.
БУ. А где же он?
ПУ. Да где угодно. Наша участь от его агрегатного состояния ни в малейшей степени не зависит.
БУ. Как это может быть? Это недопустимо!
ПУ. Квантовая физика допускает.
БУ. В жопу квантовую физику!
ПУ. Говорят, даже в черной дыре информация не исчезает бесследно…
БУ. Заткнись!
ПУ. А вываливается в другой, не менее совершенной вселенной.
Свидригайлов пришивает пуговицы. Входит Маккензи.
М. Ну что, брат Аркадий, как работа, как настроение, а?
С. Нормально.
М. Вот и славно… Многие мечтают об этой работе. Люди, я имею в виду.
С. Да, я знаю.
М. Девять долларов каждые полчаса — это прекрасно. Можешь поверить.
С. Я верю.
М. Что-то у тебя не слишком счастливый вид.
С. Правда?
М. Богом клянусь.
С. Понимаешь, Маккензи… Эти пуговицы…
М. Да-да.
С. Не то что они мне не нравятся, но… Просто я думал о чем-то другом, когда фантазировал там, представлял себе это…
М. Да-да, интересно — что ты себе представлял?
С. Ну, не знаю… наверное, что-то более…
М. Или менее?
С. В общем, со смыслом.
М. Со смыслом?
С. Да. Только ты не обижайся.
М. С какой стати мне обижаться?
С. Конечно, я не профессор, но я человек начитанный. У меня есть опыт в разных делах. Например, я неплохо играю, мне обычно везет.
М. Карты, рулетка?
С. Если придерживаться определенной системы…
М. Ты полагаешь, в рулетке таится какой-то неочевидный смысл?
С. Нет, но… Я мог бы заняться чем-нибудь более осмысленным.
М. Другими словами: пришивать пуговицы и получать за это приличные бабки — это тебе не подходит.
С. Нет, почему?
М. Это ниже твоего достоинства…
С. Слушай, Маккензи…
М. Нет, Аркадий, это ты меня слушай! Завтра ты будешь бродить под землей по вагонам, и в каждом — нищий, вонючий, обоссанный сброд. Они вспомнят тебя; показать свои язвы, поплакать — это будет для них утешением. Нет, проявлением слабости. Пить и блевать — вот надежда для них и награда за муки… А хочешь, по городу будешь плутать с чемоданом убоины, прячась от света, шарахаясь собственной тени? Быстро, быстро! Старайся следы замести, путай следствие, имя смени и одежду, вместе с кожей, и все-таки знай наперед, что войдут, перст железный нацелят в лицо и объявят: «Вот он, убивец! Держи!»… Нет, Аркадий, ты не знаешь, какая бывает Америка.
С. Да, ты прав, я не знаю.
М. Тебе только скучно, а людям бывает и страшно.
С. Прости.
М. Тебе что — мало денег?
С. Не знаю, куда их девать.
М. Сходи на стриптиз.
С. А разве… Здесь бывает стриптиз?
М. Вот чудила… Ты спятил, Аркадий? Мы живем, слава богу, в свободной стране.
С. Подожди, что ты хочешь сказать?
М. Ну конечно — ты сам это выбрал.
С. Эти пуговицы? Но зачем?
М. А кто тебя знает. Может, застрял в голове некий образ, идея — ты же русский, тебе без идеи нельзя. Или хохол?.. Ну, не важно. Ты вспомни: девица, подросток, сидит у окна, пришивает обиду к стыду и думает, как бы иголку по вене себе запустить, чтобы к сердцу пришла.
С. Я не помню.
М. А куст испанской сирени, сияющий, влажный, в алмазах росы? А еврей с алебардой?
С. Не помню.
Маккензи уходит. Свидригайлов продолжает терпеливо пришивать пуговицы.
Н. сидит за большим черным столом в своем просторном кабинете. Входит беременная Балерина.
Б. Я хочу получить свои деньги. Вы обещали.
Н. Вы присядьте, присядьте. Знаете, как говорят: в ногах правды нет. (Смеется.) Но правды нет и выше.
Б. Вы обещали платить ежемесячно.
Н. Разве я вам обещал? Очень странно. Очень странно. Вы на каком теперь месяце?
Б. На восьмом. Нет, еще на седьмом.
Н. Боюсь, вы меня неправильно поняли.
Б. Но…
Н. Или я вас неправильно понял. Очень жаль. Очень жаль.
Выдвигает ящик стола, густо сплевывает. Балерина не верит своим глазам.
Н. Это бывает. Это теперь сплошь и рядом. Люди запутались, все так запуталось. Где свое, где чужое? Полный коллапс понимания. Ужас, помойка. Коммуникации ноль. Не страна, а какой-то испорченный… гм… телефон. Я могу вам еще быть полезен?
Б. Конечно. Я хочу мои деньги. Мой гонорар.
Н. Так, так, так. Вы, я вижу, любите деньги? Как я вас понимаю. Я ведь тоже люблю их, даже больше, чем оперу. Только это — секрет, между нами. В деньгах есть какая-то магия. Правда? Деньги сильнее, чем смерть, если их полюбить, если жертвовать всем ради этой любви. А с другой стороны: вы ведь замужем, верно? Скоро появится мальчик — или, может быть, девочка? Живот у вас, я смотрю, кругловат. Соски, пеленки, коляски. Муж обязан заботиться, он отвечает, он голова. Любишь кататься? Милости просим, иначе иди вон дрочи где-нибудь и кончай на песок в переулке. Вы согласны со мной?
Б. Вижу, вам нравится — да? — считать меня идиоткой. Поэтому — вот. (Кладет на стол Н. сложенный пополам листок бумаги.)
Н. Что это, что?
Б. Источники ваших доходов. Ваших личных доходов. Список, конечно, не полный, но впечатляющий. Стрип-клуб — там, где раньше была Малая сцена; ресторан «Дыр-бул-щил» — там, где был актерский буфет; зал для фитнеса. Это только аренды, черный нал и так далее. Бесплатные жрачка и тренажеры — не в счет. Далее: вы учредили компанию по продаже билетов. 35 процентов от вала уходит в так называемый билетный стол. Из них 15 процентов — в ваш персональный карман. При этом композитор получает 1 процент авторских, сценограф — 2, а режиссер 3. Если вообще получает. 15 процентов с каждого спектакля — неплохо устроились. Тысяч сто зеленых за сезон получается? Думаю, да. Кроме того, вы берете откаты за производство костюмов и декораций — где разместить заказы, зависит только от вас. Это еще сотни тысяч долларов каждый сезон.
Н. опять выдвигает ящик стола, сплевывает.
Н. Знаете что? Я нащупал один вариант. Если вы потанцуете — прямо здесь, для меня, — вероятно, я что-нибудь вспомню. Из того, о чем я тогда говорил. Мы тогда говорили. Когда это было? Наверное, давно?