— Дай мне карту, — сказал я.
Он передал ее через плечо, и я отступил на несколько шагов.
— Что теперь? — спросил он.
— Ты сваливаешь, — сказал я. — У меня не приготовлена для тебя кровать, да и не хочется готовить завтрак для двоих. Встать.
Я отконвоировал его до входной двери, не спуская его с мушки, пока он не сошел со ступенек. Внизу он обернулся и весь просиял.
— Здорово вам помог, да? И все бесплатно. По доброте душевной. Я вам полностью доверяю. Я имею в виду, насчет Интерпола — вы ничего не рассказывайте им. Я хорошо разбираюсь в людях. После того как вы ушли от нас, я сказал Мими: “Вот отличный парень, который...”
— Не нужно об этом. Я знаю о себе все, что мне нужно.
— О'кей. Когда вы, наконец, поднимите машину, передайте от меня привет Отто.
Он ушел и какое-то время я слышал его раскатистый удаляющийся смех. В жизни должно быть больше таких, как он, незамысловатых людей, всегда готовых смотреть на вещи с их светлой стороны и любящих детей.
Я вернулся в дом, собрал свои вещи и сварил кофе, чтобы подбодрить себя перед дальней дорогой. Мне бы следовало отказаться от кофе, потому что тогда бы я не встретился с Аристидом.
Я взял чемодан и направился из гостиной в холл и тут увидел в окно свет подъезжающей машины. Не зная, кто это может быть, но прокручивая в голове различные возможные варианты, я подумал только об одном. Почти любого человека, приезжающего сюда в четыре часа утра, должно интересовать местонахождение “Мерседеса”. Я схватил нарисованный Тони план и засунул его под подушку одного из кресел. Затем я взял со стола ружье. Это было замечательное ружье — “Когсвелл и Харрисон”, с бескурковым эжектором и прекрасно инкрустированным ореховым ложем.
Я открыл дверь в холл и приготовился к встрече гостей.
Входная дверь открылась, и в дом вошел Аристид. Он снял берет и махнул им, приветствуя меня, а затем остановился и покачал головой, то ли сожалея о том, как я выгляжу, то ли прогоняя остатки сна. За его спиной стоял шофер — здоровый детина в голубом спортивном костюме и водительской кепи с длинным козырьком.
— Ружье, мой друг, — сказал Аристид, — не понадобится. Ты уже уезжаешь? — Он кивнул на чемодан у двери в гостиную. Затем он потянул носом воздух и спросил. — Кофе?
— На кухне. Угощайся.
— Ты должен составить мне компанию.
Он подошел ко мне, взял у меня ружье и передал его шоферу.
— Осмотри все хорошенько, Элберт. Не упусти ничего.
Он взял меня под руку, ввел в гостиную, осмотрелся, одобрительно кивнул и сказал:
— Всегда мечтал о доме в таком месте. Уединение, горы, покой и воздух настолько чист, что можно неделю в белой рубашке и она ничуть не почернеет.
Мимо нас тяжело прошагал Элберт. Я направился на кухню. Пудель встретил меня такой бурей восторга, словно я отсутствовал целый месяц. Кот открыл один глаз, а затем закрыл его и вновь погрузился в сон.
— Извини, — сказал Аристид и начал наливать кофе. Я нашел коробку шоколадного печенья и поставил перед ним. Не потому, что я хотел добиться его расположения, а потому, что я знал, что он все равно найдет ее.
— Откуда ты узнал, что я здесь? — спросил я.
— Я не знал, но я рад, что ты здесь. Мне сообщили, что здесь проживает Макс Анзермо и что место может представлять большой интерес. Лично я уверен, что все это было сделано, чтобы смутить тебя. Ты смущен?
— Не более, чем обычно. Кто тебе сообщил?
— Женщина, по телефону. Она назвалась мисс Пандой Бабукар. Конечно, имя фиктивное. Это всегда так, или имя вообще не называют. — Он тепло улыбнулся мне и спросил. — А сливки есть?
Я нашел ему сливки.
— А ты знаешь, — продолжил он, — что кофе, который так ценится на Ближнем Востоке, когда-то пили во время молитв в мечетях, а еще раньше перед гробом Пророка в Мекке? А турки когда-то обещали женщине в момент бракосочетания, что в дополнение к любви, почитанию и ежедневно исполняемым супружеским обязанностям у нее всегда будет в достатке кофе и что появлению этого гадкого растворимого состава мы обязаны твоему соотечественнику по имени Вашингтон, который, живя в Гватемале... да, Элберт?
В дверях появился Элберт.
— Он здесь, мосье.
— Отлично. Иди и побудь возле него. Мы скоро к тебе присоединимся.
— Что и где? — спросил я, когда Элберт ушел.
Аристид отправил в рот шоколадное печенье и щедро бросил одно пуделю, который ходил перед ним на задних лапах, а затем спросил:
— Этой ночью у тебя был гость?
— Нет.
— Тогда дверь взломал ты. Фомка лежит на столе в гостиной.
— Сделай мне одолжение, Аристид, — сказал я, — не оставляй главную тему разговора напоследок. У меня впереди долгая дорога и я хочу побыстрее выехать.
— Ты узнал, где “Мерседес”?
— Нет.
— Жаль.
— Почему?
— Если бы ты знал, я бы, возможно, повременил с темой. С главной темой, о которой ты только что говорил. Хороший кофе. С Мартиники. Один мой великий соотечественник, некий Дюкло, несмотря на строжайший запрет привез на Мартинику первые зерна кофе. Всегда можно узнать кофе с Мартиники — большие, закругленные на обоих концах зерна зеленоватого цвета. В это посещение ты не видел Макса Анзермо?
— Нет.
— Ты становишься односложным.
— Что ты хочешь в такую рань?
— Чтобы ты лежал в кровати и спал сном праведника. Однако это хорошо, что ты уже одет. Ты уверен, что не знаешь, где машина?
— Честно, нет.
— Великолепно. Если ты скажешь мне, где она, ты сможешь уехать, а я забуду все, что мне сказала мисс Панда, и закрою глаза на то, что видел Элберт и я сам, и даже на твои отпечатки пальцев — что, несомненно, определят криминалисты.
— Я, пожалуй, выпью кофе, а то в голове как-то сумрачно.
Он любезно налил кофе мне, а затем себе, тепло, по-совиному, улыбнулся и сказал:
— Скажи мне, где машина, и я огражу тебя от неприятностей. У меня все же есть власть, к тому же я испытываю определенную привязанность к тебе. Этой ночью у тебя был гость, иначе бы ты не собрался в дорогу в этот час. Машина, мой друг, где она?
Я зажег сигарету и покачал головой.
— Ты настаиваешь?
— Я настаиваю, — сказал я. — И, более того, я настаиваю на своих правах. Если у тебя нет никакого обвинения против меня, я хотел бы уехать. Хорошо?
Я повернулся, чтобы уйти.
— Я думаю, что сперва нам стоит присоединиться к Элберту, — сказал Аристид. — Хороший парень, Элберт. Крепкий, немного тугодум, но первоклассный шофер. Он — выходец из Британии, где делают суррогат кофе из семян нута и люпина. Сюда.
Он вытянул руку с пистолетом и указал на дверь в дальнем конце кухни, через которую удалился Элберт.
Я вышел в дверь, он последовал за мной. В конце коридора я увидел ожидающего нас Элберта. Я уже был здесь, когда осматривал дом в свое первое посещение. Тут находились две кладовые и погреб. Элберт стоял у двери погреба.
Когда мы подошли, он повернул ключ в замке и открыл для нас дверь. Аристид рукой указал мне входить первым и включил свет.
На одной из боковых стен были ряды полок, уставленные бутылками с вином. У второй боковой стены высилась гора пустых ящиков и коробок. Окна в погребе не было. У стены напротив стоял большой морозильник. Крышка его была открыта и было включено внутреннее освещение, отбрасывавшее на потолок мягкий свет.
Один из них аккуратно подтолкнул меня к морозильнику. В нем лежал Макс Анзермо — ноги согнуты в коленях, а голова вдавлена в плечи. Рядом, на коробках с замороженным шпинатом, лежал пистолет, из которого Наджиб застрелил его. Мне не нужно было говорить — потому что мне уже было сказано — что на нем были отпечатки моих пальцев. Наджиб все устроил, пока я без сознания лежал в гостиной. Наджиб был не из тех людей, кто выбрасывает вещи, которые могут пригодиться в один прекрасный момент.
— Ну? — сказал Аристид.
Я отступил от морозильника.
— Вам лучше закрыть крышку, — сказал я, — а то содержимое испортится.
— Ты убил его, — сказал Аристид.
— Нет, и ты знаешь это.
— Я узнаю это только тогда, когда ты скажешь мне, где машина. Иначе мы поедем в следственное управление. На пистолете будут твои отпечатки.
— Это не будет для меня неожиданностью.
— Если ты скажешь, где машина, это оградит тебя от бесконечных сложностей... медленный процесс доказания твоей невиновности... протоколы. Ты не знаешь, сколько это займет времени?
— Как, — сказал я, — я могу сказать тебе, где машина, если я этого не знаю?
Аристид пристально посмотрел на меня, покачал головой и сказал:
— Если бы было можно узнать, говорит человек правду или нет.
— Это бы намного облегчило работу полиции и внесло бы большую сумятицу в семейную жизнь.
Аристид кивнул, затем сказал:
— Обыщи его, Элберт.
Элберт подошел, повернул меня лицом к двери — видимо, из уважения к умершим — и прошелся по моей одежде. Он выполнил процедуру с большой тщательностью и передал обнаруженные им вещи Аристиду. Тот быстро просмотрел их — паспорт, кредитные карточки, бумажник и тому подобное — и вернул мне.
Я сказал:
— Послушай, Аристид, ты знаешь, что я не убивал Макса. Это совсем не значит, что я не рад его смерти, но я его не убивал. Сейчас ты просто попался на уловку другой заинтересованной стороны, которая хочет помешать мне найти машину, и действуешь им на руку.
— Возможно, ты прав, мой друг, но правда так же и то, что я не хочу, чтобы именно ты нашел ту машину, поэтому... очень удобно, что есть что-то, что займет тебя на какое-то время.
В этот момент за дверью раздался лай и в подвал, прыгая и крутясь волчком, влетел пудель. Он сделал вокруг нас троих полный круг, а затем встал на задние лапы и выпрашивающе затанцевал перед Аристидом.
Тот весь просиял.
— Очень милый, да? — Его огрубевшее, полицейское сердце слегка отошло.
— Не обманывай себя, Аристид. Он смотрит на тебя как на одно большое шоколадное печенье. — Я был рад, что они отвлеклись. Они оба смотрели на выкрутасы глупого пуделя со счастливыми улыбками на лицах. Я немного отступил назад, давая пуделю больше сценического пространства, завел руку за спину и взял за горлышко ближайшую бутылку на полке. Резко выбросив руку, я ударил бутылкой по лампочке. Раздался хлопок и свет погас. Следом послышался какой-то гром и рев Элберта, но я уже выскочил из погреба, закрыл дверь и повернул ключ.