Уже лежа на полу Бэкфилд понял: подлец капитан спланировал все. Здесь слишком тесно, он это учел. В решающий миг прыгнул в сторону, клинок Бэкфилд вонзился в стену – и на миг застрял в штукатурке. Капитан хлестнул его по лицу, майор упал, выронив оружие, и капитан пригвоздил его к полу.
– Подонок, – прохрипел Бэкфилд, – подлец!
– Я? – удивился Шаттэрхенд. – Отдайте письма.
– Нагнись и возьми.
Не вынимая клинок из раны, капитан шатнул его влево-вправо. Судорога боли пронзила тело майора.
– Ваша рана пока не смертельна. Но это легко изменить. Письма, майор!
Левою рукой – правую он не чувствовал – Бэкфилд вынул из кармана конверты. Капитан взял их, одной рукой раскрыл, вторую держа на рукояти шпаги.
– Благодарю. Вернемся к моему исходному вопросу…
Краем глаза капитан скользнул по листу, зацепился за какое-то слово, возможно – имя. Зрачки расширились.
– Ого!.. Пожалуй, мой вопрос снят. От лица Короны благодарю вас за подарок.
Май 1775 г. от Сошествия
Тот же день
Маренго, дворец Тишины
Крошка Джи не очень-то испугалась. По крайней мере, не за себя.
За короткую жизнь особенной беды ей не выпадало: умереть – не умерла, болеть – не болела, руки-ноги не ломала. Частенько сидела голодной, но привыкла, считала – так и нужно. Потому Джи верила: Праматери ее любят, и ничего слишком плохого с нею не стрясется, даже в темной запертой комнате.
Взрослые – другое дело. С ними все время случалась беда. Папа исчез сам собой, маму забрал мор. Крошку приютили тетя с дядей, но у них сперва сгорел дом, а потом их убил страшный человек по имени Лед. Тогда у Крошки появился дядя Инжи. Он был, наверное, лучшим из всех – даже лучше папы. За него Крошка очень сильно боялась. Взрослые всегда исчезают…
Оказавшись взаперти, она мало времени истратила на слезы. Когда Джи вырастет, станет пираткой, а пираты не плачут почем зря. Она протерла глаза, осмотрелась: было темно, лишь слабенький свет входил сквозь оконце. Наверное, это темница, – подумала Джи и взбодрилась от этой мысли. Пиратов сажают в темницы, и дядя Инжи бывал в темнице. Интересно, каково тут! Она обошла и осмотрела комнату, где было совсем темно – ощупала ладошками. Ничего особенного тут не нашлось. Большая недетская лежанка, стул, доска на стене – вместо стола, и ведро – вместо ночного горшка. Странно, что о темницах так много вспоминают. Ничего тут интересного, скука.
Тогда Джи решила выглянуть наружу. На двери имелось малое решетчатое оконце – выше головы девчушки. Не беда – есть стул. Подтащила его, взобралась, выглянула. Там был коридор, освещенный одной лампой. В противоположной стене виднелись две двери с решетками – одна слева, другая справа.
– Дядя Инжи! – позвала крошка.
Она помнила, как злая барышня сказала: «Вниз его», а потом: «Ее тоже вниз». Если низом злюка называла темницу, то дядя Инжи – тоже где-то тут. И верно: за правой дверью раздался шорох, в решетке показались усы.
– Крошка?..
– Я здесь!
– Ты здесь? В темнице?! Тебя тоже заперли?!
Сама Крошка Джи не удивлялась этому. Она – пиратка, а Инжи – пират. Они – как два моряка из одного экипажа. Было бы странно, если б его заперли, а ее – нет. Но Инжи сказал удивленно и горько:
– Совсем она душу потеряла…
– Кто потерял?
– Минерва.
– Эта злая барышня?
– Она раньше не была злой, но потом…
– Кто она такая? Почему злится на нас?
– Она – владычица. Императрица.
Крошке Джи захватило дух.
– Императрица злится на нас? Это как в сказке, да? Она злая потому, что потеряла душу, но мы найдем и вернем!
– Да, Крошка. Так и будет. Знаешь, с чего надо начать?
Он понизил голос, она тоже ответила шепотом:
– Сбежать из темницы!
– Умница! Что есть у тебя в камере?
– Где есть?..
– Камера – это комната в темнице.
– Ага…
Кроха перечислила все предметы.
– Говоришь, ведро… Оно деревянное?
– Ну да.
– Обжато железными обручами?
Кроха ощупала ведро.
– Да, есть такие колечки.
– Сними с него одно.
– Дядя Инжи, я не могу.
– Так не руками. Слушай…
Он объяснил. Она положила ведро на бок и прыгнула на него со стула. Дерево разлетелось, железные кольца спали. Кроха с Инжи прислушались, не идет ли кто на звук. Шагов не было.
– Теперь дальше. Одно кольцо сплющи, чтобы вышел плоский длинный прут.
Она сделала.
– Залезь на стул, возьми прут в ручку и просунь сквозь решетку. Она сделана так, что взрослая рука не пролезет, но ты маленькая, сможешь. Потому и прошу тебя.
Крошка Джи немного обиделась. Она думала, Инжи просит потому, что она – его помощница и напарница, а оказалось – только потому, что руки маленькие… Но сейчас не время разводить обиды: надо выбраться из камеры и вернуть душу владычице!
– Посмотри на мою дверь – видишь снаружи засов? На твоей двери есть такой же. Нащупай его прутом, подцепи и сдвинь влево.
– Влево – это куда?
Он показал.
Она просунула сквозь решетку прут, ладонь, руку по локоть. Согнула руку, опустила железку и стала шарить ею по наружной стороне двери. Инжи командовал:
– Левее… выше… теперь правее…
Но даже с его подсказками было идовски трудно. Чтобы достать до засова, пришлось взять прут за самый кончик – и он от этого стал вдвое тяжелее. Двигать его тремя пальчиками было почти невозможно. Джи кусала язык от натуги, пыхтела, вжималась в решетку. Наконец, подцепила рукоятку засова, и Инжи выдохнул: «Да!» – но прут соскочил и чуть не выпал из пальцев.
– Ай, каналя! – ругнулась Крошка по-пиратски, только тихо.
– Каналья, – поправил Инжи. – Но ты при деле не ругайся. Сосредоточься и выполни, а потом сколько хочешь.
– Не получается… Тяжело очень.
– Подложи под себя что-нибудь, станет проще.
Она сложила на стул обломки ведра, залезла, упала. Потерла ушибы, вытерла слезы. Сложила ровнее, аккуратнее. Залезла, просунула в решетку руку с прутом – на сей раз по плечо.
– Легче, дядя Инжи! Сейчас я…
– Тихо! Прячься!
Она тоже услыхала шаги и втянула руку в камеру. Сунула прут и обломки ведра под лежанку, села, чинно сложив руки – и в этот миг дверь отворилась.
В коридоре стояли трое, Джи хорошо видела их: двое из трех держали лампы. Одним был незнакомый мужик в кожаном фартуке, с какими-то железками на поясе. Другим – высокий и красивый воин в лазурном плаще. Крошка назвала бы его добрым рыцарем, если б он не служил злой владычице. Третьей была сама императрица без души.
– Приказ ясен? – спросила она, и мужик в фартуке ответил:
– Да, ваше величество.
– Тогда приступайте.
Мужик вошел в камеру Крошки, а владычица-злюка и ее солдат – в комнату Инжи.
Мужик придвинул стул и сел рядом с Крохой. Снял с пояса узкий нож – Инжи учил ее метать такие.
– Зачем это? – спросила Крошка. – Здесь метать некуда, стены-то из камня.
Мужик прижал палец ко рту – утихни, мол. Заговорил шепотом:
– Ты хочешь, чтобы стало больно?
– Не хочу, – ответила Крошка тоже шепотом. Мужик в фартуке был какой-то жутковатый, при нем хотелось говорить тихо, а не громко.
– Тогда кричи.
– Кричать, когда будет больно?
– Нет, дуреха, сейчас.
– А… зачем?
Он, кажется, начал терять терпение. Но голоса не поднял, все так же прошептал:
– Слушай. Я не обязан тебя мучить, но ты должна кричать. Владычица велела, чтобы ты кричала. Ясно?
Да, стало чуть яснее.
– Это как в сказке? Она злая и любит детские слезы? Нужно кричать и плакать?
– Да нет же, просто закричи!
– А как?
Он замахнулся кулаком. Крошка взвизгнула.
– Хорошо, но давай дольше.
– Иииииии! – завопила Джи.
– Можешь не так пискляво? Уши вянут.
– Аааааааа!
– Ага, теперь прокричи какое-то слово.
– Какое?
– Ну, хоть: «не надо».
– Хоооть не наааадооо!
– Дура!
– Ааааааа! Не надоооо! Больнооо! Аааааааа!
– Угу, – шепнул мужик. – Так подойдет. Передохни чуток, потом давай снова.
Во время передышки она прислушалась, что творилось у дяди Инжи. Услышать было легко: в отличие от фартучного мужика, Инжи говорил в полный голос.
– Прекратите это, ваше величество! Она ж не виновата! Отпустите, дитя же!..
В ответ раздались холодные слова злюки:
– Я тоже была деткой – по крайней мере, вы меня так звали.
– Да, провинился, я ж не спорю. Но Кроху не мучьте! Чем она заслужила?!
– Сударь, вместе со мною тоже страдала невинная девушка. Я слушала ее крики. Послушайте и вы, разделите мои чувства.
– Сейчас давай, – шепнул мужик Крошке.
Она завопила. В камере Инжи что-то произошло: раздались быстрые шаги, звук удара, звук падения, стон.
Мужик усмехнулся:
– Давай чуть тише, а то он там убьется об лейтенанта.
– Это Инжи упал?!
– Ну, не лейтенант же.
– Дядя Инжи! – Кроха кинулась к двери, но задохнулась, когда мужик поймал ее за шею.
– Так не договаривались. Не беги, а тут сиди. И вопи, будто я тебя пытаю. Ага?..
Мужик отпустил Кроху, она покричала, сколько было дыхания. Умолкла, прислушалась к той камере.
Говорила злюка:
– Вы оказали мне последнюю милость: попросили шейландцев поговорить со мной, чтобы было не так страшно. Вот и я пришла с вами поговорить. Не желаете ли?
– Отпустите Крошку, будьте же…
– Вы звали меня Мирой и деткой. Зовите теперь так же. Меня постоянно предают люди, говорящие: «Ваше величество». Хочу вспомнить, каково быть преданной тем, кто говорит: Мира.
– Святые Праматери! Детка, какою же ты стала…
– Я стала? Возможно, меня сделали такой?.. Эй, что за тишина! Почему не слышу криков!
Мужик кивнул Крохе, она завопила, но не слишком громко – не хотелось кормить бездушную злюку.
В перерыве услышала:
– Так вот, сударь, я желала побеседовать с вами. Знаю одну любопытную тему: прощение. Хороший человек советовал мне научиться прощать. Я потренируюсь на вас, Инжи. Не стану лгать: это сложная задача. Помогите мне, будьте так добры.