Те, кого мы прощаем — страница 9 из 9

И вот Вигам сам, без спросу, приплелся к Минерве, неся кувшин лучшего, любимого своего куадо. Без воды, без примесей – вкус чистый и светлый, как печаль чашника.

– Ваше величество давно не просили вина, – сказал он наконец. – Я подумал, что напиток богов опротивел вам из-за неправильного способа употребления. Потому и решился дать совет. Если будет позволено, я бы добавил еще кое-что.

– Слушаю вас.

– Когда ваше величество не ест шоколад, то пьет вино безо всякой закуски. Это тоже мешает полному наслаждению. Вкус большинства вин лучше всего раскрывается благодаря фону из определенного яства. К нынешнему куадо прекрасно подходят нежные мясные блюда – например, паштет из гусиной печени.

– Звучит весьма познавательно… Сударь, когда хотя бы часть моего разума освободится от политики, экономики, армии, налогов и Священных Предметов – не будете ли так добры научить меня разбираться в винах?

Вигам моргнул.

– Это… это честь для меня, ваше величество! Конечно, с великим удовольствием!

– Ловлю вас на слове.

Вигам спросил с замиранием сердца:

– Только… ваше величество, чтобы изучить вкусы, вам нужно будет пробовать… Если вы совсем откажетесь от спиртного, то я не смогу…

Владычица улыбнулась в ответ:

– Мне далеко до Вильгельма Великого. Я не обладаю такою силой воли, чтобы отказаться совсем. Я только решила несколько ограничить себя. При моем визите в Маренго произошло кое-что… Пришлось выносить непростые решения, управлять чужими судьбами. Я поняла: если беру на себя смелость судить, оценивать, прощать или не прощать – то должна сама стать хоть немного лучше. Вы согласны?

– Ваше величество, это попросту невозможно! Я не нахожу в вас изъянов! Кроме одного, совершенно ничтожного: склонности к белому сладкому вину. Поверьте, его создали южные купцы чтобы убивать купцов-конкурентов. По чистой случайности этот снаряд угодил в императорский двор.

Минерва рассмеялась и попробовала куадо.

– Очень вкусно, сударь. По-особому вкусно.

– К тому и стремился, ваше величество.

– Вот только, кажется, это вино плохо подходит к размышлениям, а мне очень нужно подумать. Принесите его, когда я буду гордиться собою, а сейчас велите подать кофе.

– Конечно, ваше величество. Рад служить вам!


Он вылетел из кабинета буквально на крыльях и промчался по коридору как сокол, отпущенный из клетки. Боги, каким же был дураком, что не ценил! И Адриан, и Телуриан были тонкими знатоками вин, их вкус еще с юности был совершенен, отец Вигама служил их чашником – но не наставником! Рональду выпал исключительный шанс: обучить владычицу-невежду, взрастить из нее истинно великую царицу! Какой еще чашник за все века Династии мог похвастать такою миссией?

Ослепнув от радости, Вигам чуть не налетел на встречных – точно как в день ссоры фрейлины с Минервой. Только теперь на пути попалась не леи Тальмир, а гвардейский капитан, ведущий девушку. Вигаму было не до них, он думал о своем, потому несколько секунд тупо пялился на девушку, почти ее не видя. Потом сообразил: она носит плод, месяц этак третий. Еще почти не видно, но у Вигама с тремя-то детишками глаз наметан.

– Простите, сударыня, не хотел вас напугать.

– Смотри, куда прешь!

Тут он заметил еще одно: одежда на девушке – простая, мещанская. Чашник возмутился: по какому праву мужичка ему хамит? Он обратился к гвардейцу:

– Капитан, что делает простолюдинка в императорских покоях? Я не хочу проявить бестактность, но если владычица увидит, кого вы привели, а тем более услышит ее речь…

– Это не простолюдинка, а личная гостья леди Тальмир. Позвольте пройти.

Они двинулись своим путем. Вигам задумался.

Он был честным парнем и знал свое место. Тот разговор фрейлины с Минервой подслушал из чистого любопытства и никому не посмел его пересказать. Однако теперь знание налагало обязательства. Он слышал, как императрица заподозрила фрейлину в измене. А нынче эта самая фрейлина зовет во дворец невесть кого, еще и задействует капитана гвардии. Если происки Лейлы Тальмир получили развитие, Вигам должен об этом узнать и защитить владычицу. Или не должен? Или все-таки?..

Он рассудил мудро: подумать можно и потом, а вот послушать потом нельзя – шанс уйдет. Спустя минуту он стоял в черном коридоре, предназначенном для горничных и лакеев. Коридор огибал спальню леди Тальмир, и кто-то говорил Вигаму, что где-то там имеется щель между камней. Оставив поднос, он стал оглаживать шпалеры чуткими пальцами, пока не нащупал прогиб – ткань есть, а камня под ней нету. Вигам припал ухом к отдушине.

– …как же ты добра, что пригласила меня во дворец! Я вне себя от счастья!

Голос не принадлежал фрейлине, значит, говорила мужичка. Вигам протер уши: она зовет леди Тальмир, вторую женщину двора, – на «ты»?!

– Вот только я ничего не рассмотрела из-за темноты. Днем у тебя не нашлось времени? Или так боишься, что кто-нибудь увидит твою дочь?

Нет, слух точно подводит Вигама: эта простолюдинка говорит «ты» второй женщине двора, и к тому же собственной матери!

– Молчи и слушай, – прервала ее леди Тальмир.

– Ха-ха! Я всю жизнь только это и делаю: молчу и слушаю тебя! А ты меня слушала когда-нибудь? Или все заглушает голос твоей жалости к себе?!

– Я услышала тебя две недели назад, когда ты сообщила новость. Я потратила это время, чтобы исправить твою ошибку.

– Бедная мамочка, как же тебе не повезло со мной! Только сбылась твоя мечта: тебя вернули ко двору, приманили, приласкали, как собачку, – жить бы да радоваться! Но как на зло есть я со своими…

Раздался сухой хлесткий звук – по всей видимости, пощечина. Вигам не был уверен: ему не случалось давать оплеухи жене или дочкам – никто не доводил его до такого.

– Ай! – вскрикнула мужичка и умолкла.

– Слушай и смотри, – отчеканила леди Тальмир. Раздался шорох бумаг. – Вот адрес одной дамы, которая улаживает вопросы, подобные твоему. Она знает твое положение и найдет для тебя подходящую партию – мужчину из хорошей семьи, который закроет глаза на оное положение.

Вигам присвистнул: вот, значит, как! Дочь фрейлины носит в животе бастарда! Не диво, что леди Лейла держит это в тайне.

– Дама ждет оплаты за услуги; жених захочет вознаграждения за свою снисходительность. Здесь пять тысяч эфесов в векселях и ассигнациях, этого будет достаточно.

Снова шорох бумаг.

– И последнее. Нельзя ждать, что твой жених окажется первенцем лорда – такого чуда не сотворит ни одна сводница. Но я хочу, чтобы не дочь, так внучка моя стала дворянкой. Вот грамота за подписью владычицы о пожаловании мне ленного владения: две деревни и восемьсот акров земли на берегу Ханая. А вот дарственная на твое имя.

Судя по шороху, мужичка взяла бумаги. Леди Тальмир сказала:

– Ты должна знать. Чтобы получить это так быстро, я совершила один очень мерзкий поступок и пошла на ссору с ее величеством. Я рискнула и честью, и положением; лишь по милосердию владычицы ты держишь в руках эти бумаги.

– Зачем ты это говоришь? Я теперь должна сгореть от стыда? Ползать на коленях и молить о прощении? Ты тоже поступила, как я! Меня б на свете не было, будь ты такой уж святошей!

– Я не имею намерения прощать, потому в просьбе нет смысла. Надеюсь в следующий раз увидеть тебя через пять лет, когда придет время отдать внучку в пансион. Не думай, что я позволю тебе испортить дитя. А теперь – ступай.

Она дважды хлопнула в ладоши. Скрипнула дверь, раздались тяжелые мужские шаги.

– Будьте добры, капитан, проводите сударыню.

Мужичка сказала что-то напоследок, но Вигам не расслышал: он был слишком потрясен.

Дочь леди Тальмир опозорила себя и ее, втоптала в грязь имя рода – и все равно получила жениха, деньги, имение, титул. Единственною карой стало всего лишь отсутствие прощения! Рональд Вигам не мог вообразить, чтобы он сам или его отец, или мать, или хоть кто-нибудь на свете так великодушно обошелся с ребенком.