— Ну что за чепуха? — возмутился Родион. — Какие господа… Сама видишь — весь дом на ушах. Человека просто пригласили помочь.
Марта помахала отцу, и он тут же поманил ее к себе.
— Ты чего не в духе? Киснешь? — с ходу поинтересовался Федоров.
— С чего ты взял? — удивилась Марта. — Все в порядке, пап. Спроси хоть у Родиона. Родя, скажи!.. Послушай, а как ты думаешь, мы сможем здесь переночевать? Тут столько всякого…
— Н-ну, я не знаю, Марта, — растерялся отец. — Мы вроде ни о чем таком не договаривались.
— Оставайтесь, дядя Сережа. Я думаю, родители будут только рады.
Он не успел ответить, потому что Марта вдруг с вызовом воскликнула:
— Послушай, а как тут очутилась невеста нашего дорогого Валентина Максимовича?
— Ты кого имеешь в виду? — удивился Родион.
— Девушку. Ту самую.
— Наташу?!
— Да не помню я толком, как ее звали. В общем, недели две тому… Пап, ну та, что ночевала в комнате у Валентина, — это же она, да?
— Наташа не невеста твоего дяди.
— Ну вот, я же тебе тогда так и сказала: он все врет и никогда на ней не женится…
— Вы это о ком? — ошарашенно спросил Родион. — О Наташе?
Марта презрительно фыркнула, а ее отец, которому весь этот разговор явно был не по душе, сменил тему:
— Знаете, ребятки, мне тут поручили очаг, а я в этом деле полный чайник. Ты, Родион, сможешь помочь?
— Не вопрос, дядя Сережа. А где отец?
— Занят. Кто-то к нему приехал. В том и загвоздка… Так с чего начинать?
— Да ни с чего, — сказал Родион. — Мы сами управимся. Да и не надо его спешить разжигать, все прогорит к чертям. Мы тут немножко прогуляемся, а потом займемся. Идем, Мартышка, посмотрим цесарок, а потом я тебя познакомлю с Хубилаем.
— Отлично, — с нескрываемым облегчением вздохнул отец.
— А это кто — Хубилай?
— Пес. Ты его видела, когда мы приехали. Смирный и умница. Вроде тебя.
— Ну, это мы еще посмотрим, кто тут у нас смирный, — быстро возразила Марта.
Цесарки в просторной клетке по другую сторону гаража ей не понравились. Серые в крапинку упитанные птицы толпились, расшвыривая крепкими красными лапами зерно, просовывали сквозь сетку голые шеи, украшенные неприятными на вид наростами, и норовили клюнуть. Крючковатые клювы щелкали, как хирургические зажимы.
— Мать вбила себе в голову, что их яйца — лучшее средство от аллергии. Хотя никакой аллергии ни у кого нет. И вдобавок от них смердит.
Родион покрутил носом и покосился сверху на макушку Марты. Они обогнули гараж и пересекли выложенную плитами площадку.
Хубилай и в самом деле оказался симпатягой — в отличие от монгольского хана, чьим именем его припечатал Смагин-старший. Добродушный, обалдевший от жары, он с первой минуты признал Марту за свою. Родион выпустил пса из вольера, и тот на радостях пошел нарезать вокруг галопом петли, колотя направо-налево хвостом, а под конец наподдал Марте под колени кудлатой короткоухой башкой размером с ведро.
Она с хохотом присела, едва удержавшись на ногах, но все же стало жутковато — уж очень он был большой, а сахарно-белые клыки в улыбающейся слюнявой пасти торчали, как у того тигра, чья лапа висела в кабинете Смагина-старшего.
Родион фамильярно затолкал пса обратно в вольер, и они направились к воде, миновав по пути навес и очаг.
Эта Наташа больше не показывалась, и Марта пожалела, что не сумела разглядеть ее получше.
Дорожка, покрытая серым, плотно укатанным гравием, огибала газон с можжевельниками и форзициями, а затем тянулась вдоль берега параллельно густым зарослям тростника, за которыми и начиналось собственно озеро.
Тростник, пояснил Родион, не скосили специально. Ему предназначалась роль живой изгороди, маскирующей территорию Смагиных от любопытных глаз с воды. Только там, где решетчатый деревянный настил от бани спускался к берегу, в зарослях был прорублен неширокий проход. Настил переходил в прочную кладку из дубовых плах. Над кладкой горбилась дуплистая ива, почти не дававшая тени, а в проходе плясала рябь, слепя солнечными зайчиками. В жаркой дымке над водой маячил противоположный берег.
Мелкие волны поднимали глинистую муть, но дальше вода была чистая, слегка зеленоватая.
Марта успела вспотеть, и ей сразу же захотелось залезть в озеро, но вместо этого она поднялась на кладку и пошлепала к дальнему концу, где были причалены две «казанки» и яркий, цвета яичного желтка, небольшой моторный катамаран. Рядом с катамараном спускались в глубину покрытые зеленью ступени с перильцем. Проход в тростнике здесь расширялся, открывая простор.
Марта заколебалась — соблазн поплавать был велик. Но она знала, как Родион носится с катамараном, подаренным ему отцом сразу после успешной сдачи экзаменов в институт.
— Отличная у тебя лодка, — начала она, постукивая носком кеда по желтому поплавку с надписью по трафарету «К-435». — А почему у нее такое странное название?
— Это никакое не название, — Родион тут же раздулся от гордости. — Регистрационный номер. А название я так и не придумал. Хочешь, назову «Марта»?
— Этого только не хватало, — фыркнула Марта. — И мотор у него есть?
— Спрашиваешь! — Он спрыгнул с кладки на гулко отозвавшуюся палубу. Катамаран покачнулся. — Только не бензиновый. Бензиновые на наших озерах под запретом. Хочешь, прокатимся?
Она сначала пожала плечами, потом подумала и согласилась.
Родион стал отвязывать чалку.
Марта спустилась на палубу и забралась в углубление кокпита между поплавками. Здесь находились два жестких пластиковых сиденья, рулевое управление и приборный щиток. Как в машине, только кнопок поменьше. Слева, в специальных зажимах, — пара коротких весел с широкими лопастями.
Родион откинул какой-то лючок на палубе, пошуровал в глубине и, отдуваясь, плюхнулся рядом с Мартой.
— Сейчас! — пообещал он. — Держи пальцы крестом.
— Зачем? — спросила она, с любопытством следя за его манипуляциями.
— Затем. Я уж и не помню, когда аккумулятор подзаряжал. Хотя, если он выдохся, никакой крест не поможет.
Он ткнул в кнопку на щитке, и стрелка на круглой шкале прибора качнулась, пошла вправо и встала рядом с зеленой чертой.
— Смотри-ка, — с облегчением произнес Родион. — Девяносто процентов. Хоть на Канары.
Он сунул руку в недра приборного щитка и что-то нажал. Открылся потайной бардачок — там лежали бумажки, обернутые прозрачной пленкой, фонарик и пара резиновых перчаток.
— Что это у тебя? — Марте было жарко, солнце стояло прямо над головой.
— Документы. Тут рыбнадзор лютует, без удостоверения можно залететь. Я человек рассеянный, Мартышка, а матушка моя утверждает, что еще и инфантильный. Знаешь, что это значит?
— Знаю.
Он поднялся, чтобы оттолкнуть катамаран от кладки, а когда образовался просвет между досками и желтым поплавком, сел на место и запустил мотор. Катамаран начал грузно разворачиваться тупым носом к озеру, мотор тихонько ворчал, плескалась вода.
Марта обернулась.
На берегу под ивой сидела неизвестно откуда взявшаяся Наташа. В узком светлом платье и темных очках. Платье было короткое, из-под него были видны острые, плотно сдвинутые колени. Девушка курила, коротко затягиваясь и отгоняя дым от лица узкой ладонью.
Просвет между берегом и катамараном увеличивался. Девушка бросила окурок на влажный песок у края воды и поднялась. Тем временем из глубины участка, из-за стриженого бордюра кустарников, требовательно донеслось: «Ма-арта!.. Марта! Ну куда же ты подевалась?..»
Звала мать.
Но сейчас Марте было не до нее — она ломала голову над тем, что все-таки здесь делает эта девушка. Но на всякий случай подала голос: «Мам, мы на полчасика! Скоро буду!» — не очень стараясь, чтобы ее услышали.
Родион уже вывел свое суденышко из прохода и сворачивал налево. Теперь они шли вдоль полосы тростников, постепенно удаляясь от берега.
С воды озеро казалось гораздо больше, а противоположный берег еще дальше, хотя до него и так было не меньше километра. Стали видны дальние мысы, какие-то заливы и излучины. Шауры отсюда выглядели как шахматная доска с редко расставленными резными фигурами, зато правее, в лощине, толпились какие-то домишки, крытые старым шифером. Они карабкались на склоны и имели такой вид, будто земля вот-вот выскользнет из-под их прогнивших фундаментов, и только зелень садов прикрывала ободранные стены и рассыпающиеся дощатые заборы.
На дальнем берегу синел огромный холм с плоской, будто срезанной ножом вершиной и заросшими склонами, о котором Родион сказал, что там когда-то стоял город, а потом его спалили.
Марта слушала рассеянно и переспросила:
— Кто спалил?
— Татары, я думаю, — сказал Родион, покосившись на нее. — Хотя черт их разберет. Тут всякого народу перебывало за последнюю тысячу лет… Жарко тебе, Мартышка?
Она промолчала. Если смотреть в сторону этого холма, озеро казалось бесконечным. Ну, то есть не бесконечным вообще, а просто не было видно, где оно кончается и начинается следующее, связанное с ним узким проливом.
Марта спросила, где эта протока, не переставая думать о девушке по имени Наташа, хотя ей почему-то помнилось, что «невесту» Валентина звали иначе. Родион указал на дальний мыс, поросший кустарником, и добавил, что за ним начинается широкий и мелкий Гавриловский плес, а там уже и протока в другое озеро. Называется оно Нетечь, а берега у него — сплошное болото и заросли.
На воде задувал ветерок, и было не так душно. Катамаран неторопливо полз по озеру, берега едва заметно поворачивались, и раскрывались все новые пейзажи.
Марта наклонилась, чтобы расшнуровать кеды, и обнаружила, что дно у катамарана решетчатое и сквозь щели решетки видно, как под ними быстро бежит вода, хотя двигаются они со скоростью пешехода. Сбросив кеды, она стащила футболку и шорты и осталась в купальнике. После чего растянулась на палубе позади кокпита.
Палуба оказалась горячей, как сковородка с огня, и пришлось поплескать на нее из озера. Купальник спереди намок, но тут же высох, а вода с палубы бесследно испарилась.