Салли обожала воровать. Она таскала обеды из рюкзаков. Выхватывала бутерброд, не донесенный до рта, прямо из твоей руки. Однажды утром она стащила из кухни стальную мочалку, и следы от нее остались на ковре в столовой. Она открывала шкафчик под раковиной, чтобы выудить что-нибудь из мусора. И при этом каждый раз выглядела так, будто была очень горда своими достижениями. Вместо того чтобы сердиться, я не могла удержаться от смеха. А Говард называл ее Маленькая Салли Рецидивистка. Но когда они ехали куда-нибудь вдвоем в его фургоне, он напевал ей песню Брюса Спрингстина «Детка, я хочу на тебе жениться».
Несмотря на принадлежность к одной породе, Салли и Тэсс были почти полными противоположностями. Тэсс была грациозна, а Салли все переворачивала и разбивала. Тэсс обожала свой летающий диск и теннисные мячи, но презирала другие игрушки. Салли, как оказалось, сходила по игрушкам с ума, за исключением фрисби, которую она ловила без всякой охоты и только для того, чтобы порадовать Говарда. Тэсс любила нас, однако считала, что больше чем несколько минут нежностей – это перебор, и терпеть не могла никакие расчески. Салли была необычайно ласкова: она кидалась к незнакомцам и тыкалась мордой им в лицо, выпрашивая поцелуй. И каждый вечер нежилась, пока я больше часа любовно ее расчесывала. Мы поменяли ей корм, и ее пышная шерсть утратила коричневый оттенок, который не нравился Говарду, став угольно-черной.
Я вновь чувствовала себя исцелившейся. Салли сделала меня невыразимо счастливой. Мне нравилась мягкость ее шерсти, нравилось, как ее лапы пахли кукурузной мукой, нравился ее плавный бег, аппетит, с которым она ела (в том числе масло, которое достали из холодильника, чтобы отнести на стол, или хлопья, оставленные на минутку, чтобы ответить на телефонный звонок). Мне нравилось, как она потрошила мягкие игрушки, которые я всегда привозила ей из своих путешествий, искренне наслаждаясь уничтожением синей акулы, красного носорога и одного мягкого ежа за другим. Мне нравились ее стоячие уши. Вскоре после того, как мы с Говардом закончили колледж, рок-группа «Полис» выпустила хит «Все, что она делает, – волшебно», и именно это я чувствовала по отношению к Салли.
Мы спали втроем, прижавшись друг к другу, и все наши конечности – руки, ноги, хвост – были переплетены. К сожалению, Салли часто вскакивала посреди ночи и лаяла, откликаясь на голоса далеких собак и лисиц. Вскоре после этого она уже снова храпела рядом с нами, а мы лежали с колотящимися сердцами, часами глядя на трещину в потолочной штукатурке. И если Говард вставал ночью, Салли немедленно перебиралась на его место и клала голову на подушку. А когда он возвращался, одаривала его широченной улыбкой. Она считала, что это отличная шутка! И мы тоже так считали.
Люди часто говорят о «собаке на всю жизнь» – такое выражение придумал писатель и тоже владелец бордер-колли Джон Кац. «Это собаки, которых мы любим особенно, иногда необъяснимо, сильно», – пояснял он. Тэсс была нашей собакой на всю жизнь.
Но и Салли была ею.
Она не заменила нам ни Тэсс, ни Криса. Она не была серьезной, идеально послушной и поразительно умной бордер-колли, как Тэсс. Она не была великим буддийским учителем, как Кристофер Хогвуд. Она не была мудрой наставницей, как Молли. И все же с того момента, как Салли появилась у нас в доме, я любила ее ничуть не меньше, чем их.
Это дар, который души ушедших оставляют нам: благодаря им наши сердца обретают способность вмещать больше любви. Благодаря животным, которые были у меня до Салли, я любила ее той же любовью, какую прежде испытывала к Молли, к Тэсс, к Крису, – со всей силой, с какой только можно было любить эту дурашливую, хулиганистую, милую, улыбчивую, замечательную собаку.
– Тэсс, должно быть, смеется над нами, – говаривал иногда Говард, видя, как я убираю сухой корм, который Салли разбросала по всей кухне, или намываю ее после того, как она извалялась в разложившейся оленьей туше. Я никогда в этом не сомневалась. Мне нравилось представлять, как Тэсс улыбается нам с небес, зная, что каждый раз, когда я смотрю на Салли, я с благодарностью и любовью думаю и о ней тоже. В конце концов, все обернулось так, как хотела Тэсс, когда явилась ко мне во сне.
Много лет спустя, просматривая записи, которые я сделала после давнего разговора с Эвелин о Салли, я осознала, в чем еще заключалась чудесность того сна. Он начинался с того, что я видела щенка, жизнь которого была в опасности, и я не знала, как спасти его. Сон приснился мне в январе, в том же месяце (и кто знает? возможно, в ту же ночь!), когда Салли, которую тогда звали Зуи, запертая в холодном подвале за много миль от меня, отчаянно пыталась спасти от смерти своих замерзающих щенков. Неужели во сне я, сама того не зная, оказалась в том же ужасном, безвыходном положении, в котором была тогда Салли?
Мне остается только гадать: а являлась ли Тэсс к ней? Показала ли ей меня как обещание нового будущего? Если так, то благодаря Тэсс мы с Салли обе видели друг друга в ту ночь, во сне.
Глава 9Октавия
Стоя на низкой стремянке, я склонилась над аквариумом, мотая туда-сюда мертвым кальмаром в холодной (восемь градусов!) соленой воде. В конце концов правая рука у меня закоченела, и я продолжила делать то же самое левой, пока и она не замерзла. Но, несмотря на все мои усилия, гигантский тихоокеанский осьминог, новая обитательница Аквариума Новой Англии по имени Октавия, держалась у противоположной стены ее резервуара емкостью 2500 литров, приклеившись к ней присосками. Она не пожелала подплыть ко мне – пока, и я решила попробовать еще раз позже. Мне отчаянно хотелось подружиться с этим осьминогом.
Еще раньше той весной я познакомилась с предшественницей Октавии Афиной. Как только смотритель аквариума открыл тяжелую крышку резервуара, она скользнула ко мне, чтобы осмотреть меня. Ее доминирующий глаз повернулся в глазнице, чтобы встретиться со мной взглядом, а четыре или пять щупалец длиной больше метра, покраснев от возбуждения, потянулись ко мне из воды. Не колеблясь, я опустила руки в воду, и тут же к моей коже прикрепились сначала десятки, а потом сотни белых присосок размером с монету. Осьминог ощущает вкус всей своей кожей, но наиболее отчетливо – через присоски.
– Ты не испугалась? – спросила меня на следующий день моя подруга Джоди, когда мы с Салли гуляли с ней и ее пуделями в лесу.
Джоди и я ежедневно часами напролет играли с нашими собаками и тренировали их; она, как и я, – большой любитель животных. Но осьминог – бескостный, холодный, покрытый слизью?
– Тебе не было противно? – поинтересовалась она.
– Ну, если бы человек начал пробовать меня на вкус при первом знакомстве, я бы встревожилась, – призналась я.
Однако это существо было похоже на пришельца с другой планеты: осьминог может менять цвет и форму и может протиснуть свое мешковидное, почти 20-килограммовое туловище через отверстие размером с апельсин. У него клюв, как у попугая, яд, как у змеи, и чернила, как в старых перьевых ручках. И вот это большое, сильное, умное морское беспозвоночное – не похожее на человека настолько, насколько это вообще возможно, – проявило ко мне интерес. Неудивительно, что меня тянуло к нему.
Я приходила еще дважды, чтобы познакомиться с Афиной поближе. Она, кажется, узнавала меня. Я читала об экспериментах, проводившихся в Аквариуме Сиэтла, которые показали, что осьминоги различают людей даже сквозь толщу воды и даже если те одинаково одеты. Афина позволила мне погладить ее по голове, чего прежде посетителям не позволяла. А почувствовав прикосновение моей руки, стала белой – у осьминога этот цвет означает, что он расслаблен. Я только начинала узнавать это странное и неотразимое создание, поняв, что передо мной открылась возможность исследовать разум морского моллюска – существа, связанного родственными узами с не наделенными разумом двустворчатыми моллюсками, но, в отличие от них, умного и сложного.
Я уже работала над журнальной статьей об интеллекте осьминогов, которая, как я надеялась, могла вылиться в целую книгу, когда всего через неделю после третьей встречи с Афиной получила ужасное известие: Афина умерла. Вероятно, от старости. Никто не знал наверняка, так как на свет она появилась в дикой природе, но ей было, вероятно, от трех до пяти лет, а это возрастной предел для гигантского тихоокеанского осьминога.
Узнав эту новость, я не смогла удержаться от слез. Только при моей жизни ученые начали признавать, что шимпанзе, ближайшие родственники человека, являются разумными существами. А как насчет существ, отличающихся от нас настолько, насколько могут отличаться только инопланетные создания или герои научно-фантастических произведений? Как много я могла бы узнать о внутреннем мире этих животных, если бы инструментом исследования служил не только мой интеллект, но и сердце! И вот теперь вместе с Афиной погибла и эта уникальная возможность.
Однако через несколько дней после смерти Афины мне пришло приглашение: «В Бостон с тихоокеанского северо-западного побережья везут молодого осьминога, – написал мне смотритель Аквариума Скотт Дауд. – Приходите пожать ему руки (все восемь), когда сможете».
Оказалось, что сказать это легче, чем сделать.
– Давайте попробуем еще разок попозже. Она может передумать, – предложил Уилсон Менаши, опытный волонтер Аквариума, который много работал с осьминогами.
В отличие от Афины, которая ухватила меня за руку сразу же, Октавия не проявляла никакого интереса ко мне – и вообще к кому бы то ни было, если уж на то пошло.
– Они все разные, – объяснял Уилсон. – Даже у лобстеров есть свой характер.
Те, кто ухаживает за осьминогами, хорошо знают, насколько все они отличаются один от другого. Это часто находит отражение в именах, которые дают своим питомцам смотрители. В аквариуме Сиэтла жила робкая самка осьминога, которая всегда пряталась за фильтром. Ее назвали Эмили Дикинсон в честь поэтессы-затворницы. В конце концов, поскольку она никогда не показывалась публике, ее отпустили обратно в залив Пьюджет-Саунд, где когда-то она была поймана. Может быть, как и Эмили, Октавия просто стеснялась.