[1] играет Шредер. Позвав Мака, брата Молли, в гостиную, тетя Грейс отдавала команду: «Поиграй на пианино!» Пес садился перед инструментом и нажимал на клавиши попеременно то одной, то другой лапой. Мне в то время тоже давали уроки фортепьяно, и меня поразило то, что Мак научился играть двумя «руками» раньше, чем я.
В другой раз тетя Грейс удивила гостей благочестивостью своих скотчей. Она устроила для них стол, которым служила большая скамейка для ног, обитая голубой материей. На ней лежали две подобранные по цвету синие салфетки. Тетя Грейс держала в руках блестящие алюминиевые миски с едой, а Мак и его мать Джинни чинно сидели бок о бок. Тетя Грейс ставила миски на «стол». «Помолитесь!» – командовала она, и собаки клали лапы на край «стола» перед собой и утыкались в них носами. В такой позе они оставались до тех пор, пока тетя Грейс не разрешала им приступить к еде.
Это впечатляло, а производить впечатление на знакомых в армейском высшем обществе было важно. Моя мама не умела дрессировать собак, хотя в детстве в Арканзасе у нее был любимый метис бигля по имени Флип, которого потом сбила машина. Но она была опытной портнихой и решила все-таки превзойти свою гламурную соперницу. Пусть наша собака не могла вести себя как человек, но она могла по-человечески одеваться!
Жесткая шерсть скотчтерьеров защищает их от любой непогоды, но мама начала шить Молли маленькие пальто. На разные сезоны – летние и зимние. В данном случае отлично подошла бы клетчатая ткань «шотландка», но мама предпочла пастельные тона: все-таки Молли, на ее взгляд, должна была одеваться соответственно полу. Затем она переключилась на мебель для Молли. У Мака было пианино, и Молли нужно было не отстать от него. Мама купила кроватку и поставила ее между кухней и гостиной. Для этой кроватки она сшила покрывала, подушку и, конечно же, полог из красного атласа, украшенный оборками.
Мои платья тоже все сильнее обрастали оборками, поскольку мама со все большим рвением стремилась сделать меня хотя бы похожей на ту изящную девочку, о которой она мечтала. В бруклинской частной школе девочкам не разрешалось носить брюки, и до пятого класса, пока мы не переехали и я не пошла в государственную школу, у меня не было джинсов. Мне строго-настрого запрещалось пачкать одежду, так что в детском саду я отказывалась заниматься пальчиковым рисованием даже в рабочем халате, о чем моя мама и много лет спустя рассказывала с нескрываемой гордостью.
На своей черной с золотом швейной машинке «Зингер» она шила мне одно нарядное платье за другим, зачастую из таких тканей, которые подошли бы и ей самой. Вершиной ее мастерства стал костюм, в котором в начальной школе я играла в спектакле Малютку Бо-Пип, поскольку была ниже всех ростом. Весь бело-розовый, с кружевами, и дополненный расшитой шляпкой, костюм был так хорош, что, когда я вышла в нем на сцену, все ахнули.
Но если мама хотела видеть меня хорошенькой девочкой, то я предпочла бы быть собакой. Меня приводили в восторг суперспособности Молли. Она слышала, что отцовская машина приближается к дому, задолго до того, как та появлялась на подъездной дорожке. Она чуяла запах собачьих консервов, стоило маме достать банку из холодильника. И она могла видеть в темноте.
Я задавалась вопросом: могу ли я научиться всему тому, что делает она? Герои мультфильмов, которые показывали по телевизору, умели проходить сквозь стены, как Каспер – доброе привидение, и летали на ракетах, как Космический ангел. Но здесь существо, обладавшее сверхчеловеческими способностями, было прямо передо мной, и я поклялась стать ее последователем.
Всё в Молли было совершенно. Я жадно следила за каждым движением ее ушей, за каждым подергиванием кожаного носа. Ничто на ее теле не укрылось от моего восхищенного и внимательного взгляда.
Между мной и Молли помимо самых заметных различий было много и менее очевидных. Ее ноздри были вытянуты, как запятые. А мои – круглыми. Ее уши не просто шевелились, в отличие от моих, неподвижных, но внутри них еще были какие-то таинственные хрящики. Однако я решила, что все эти различия не непреодолимы. Возможно, я все-таки смогу стать такой, как она. Если бы мне только удалось разузнать ее собачьи секреты! Я помню, как часами лежала на полу, положив голову на руки, в нескольких сантиметрах от ее морды, наблюдая, как она спит, пытаясь впитать ее запах, ее дыхание, увидеть ее сны.
В моих мечтах, которые я лелеяла годами, мы с Молли вместе убегали из дома. Мы жили бы в лесу. Лакали бы воду из прозрачных ручьев. Находили бы еду и прятались в дупле дерева. Все другие животные знали бы нас, а мы – их. Целыми днями мы наблюдали бы, обнюхивали, копали и исследовали. Она научила бы меня всему, что сама знала о мире – о настоящем мире, том, что за пределами военной базы, вдали от школы, от асфальта, кирпича и бетона. Рядом с ней я постигла бы все тайны диких животных.
Хоть мы и жили на военной базе, а потом в городе, я всегда знала, что где-то существует зеленый мир, где кипит жизнь птиц и насекомых, черепах и рыб, кроликов и оленей. Я знала о нем только из книг и телепередач вроде «Дикое царство» и «Подводная одиссея команды Кусто», но верила в его существование, потому что Молли могла слышать и чуять его. И этот мир, мир, который я уже любила, просто находился за пределами моего человеческого восприятия. Пока. Но однажды, я знала, мы убежим и отправимся туда, в дикие места, где Молли, наконец, поделится со мной своим могуществом.
Глава 2Голошеий, Черная Голова и Порченая Нога
Совершенно одна я сидела под порывами ветра на корточках среди колючего кустарника. И вдруг поняла, что неподалеку кто-то есть.
Мне было 26, прошло пять лет с тех пор, как я окончила университет, где изучала журналистику, французский язык и психологию, и вот теперь я находилась буквально за полсвета от дома – а последним моим домом был Нью-Джерси, где я работала репортером в ежедневной газете. Здесь, в австралийском буше, я собирала образцы растений для аспирантского исследования по ботанике. Кроме звука ножа, срезающего стебли, я слышала только ветер. Он дул среди низкого кустарника и мелкорослых эвкалиптов, которые называют малли. Вдруг что-то отвлекло меня от работы. Я подняла голову и увидела меньше чем в пяти метрах трех гигантских птиц, каждая ростом с человека, шагающих по выжженной траве.
Это были эму – нелетающие птицы под два метра высотой и весом около 35 кг. Вместе с кенгуру они изображены на гербе Австралии как символ этого загадочного континента. Эму похожи отчасти на птиц, отчасти на животных и еще немного – на динозавров. Длинные и пушистые коричневые перья свисают с округлого туловища словно волосы. Голова, посаженная на черную шею, оснащена гусиным клювом. Слишком короткие крылья забавно торчат по бокам. Но зато на своих сильных, выгнутых назад ногах эму могут бежать со скоростью больше 60 км в час – и одним ударом ноги разорвать проволочную ограду или сломать кому-нибудь шею.
Неудивительно, что при виде них я замерла. Никогда раньше мне не приходилось оказываться так близко к крупному дикому животному, да еще совершенно одной, на другом континенте. Но я была не столько напугана, сколько потрясена. Застыв, я смотрела на них, зачарованная их грацией, силой и своеобразием. Я наблюдала, как они поднимают свои длинные чешуйчатые ноги, поджимая огромные, как у динозавров, пальцы, и затем плавно опускают их. С балетной грацией изгибая шеи, чтобы щипнуть травы, они прошествовали мимо меня и поднялись на склон холма. Наконец их похожие на стога сена тела слились с зимними, выцветшими круглыми кустами и исчезли из виду.
Когда они ушли, я почувствовала, что внутри меня что-то изменилось. Но я еще не понимала, что только что увидела проблеск своей будущей жизни за пределами проторенного пути. Тогда я не могла этого знать, но эти странные гигантские птицы даровали мне ту судьбу, на которую вдохновляла Молли. И они стократ отплатили мне за первый поистине храбрый поступок, который мне пришлось совершить, оставив все, что я любила.
Когда я собралась уезжать, почти все решили, что я свихнулась. Мама была в ужасе, хотя папа уверял ее, что это наконец избавит меня от жажды странствий. Я уволилась с хорошо оплачиваемой работы, на которой прошла путь от начинающего репортера, освещавшего жизнь девяти крошечных городков, до журналиста, специализирующегося на новостях науки, окружающей среды и медицины, – и это в стране с массой экологических проблем и самым высоким в мире показателем количества ученых и инженеров на душу населения. Нередко мне приходилось работать по 14 часов в день, включая выходные, но мне и этого было мало. Мое усердие вознаграждалось признанием, повышениями и свободой. Окруженная талантливыми редакторами, умными коллегами и хорошими друзьями, я жила в маленьком доме в лесу с пятью хорьками, двумя попугаями-неразлучниками и любимым человеком – Говардом Мэнсфилдом, великолепным писателем, с которым познакомилась еще в университете. Я была счастлива.
А потом произошло то, что изменило мою жизнь. После того как я пять лет проработала в «Курьер-Ньюс», папа, который к тому времени вышел в отставку, но по-прежнему оставался в моих глазах героем, подарил мне билет на самолет в Австралию. Я всегда мечтала поехать туда. Сформировавшиеся в изоляции, животные этого континента поражают воображение. Вместо антилоп или оленей, бегающих на четырех ногах, там прыгают на двух ногах кенгуру, прячущие своих детенышей в сумках на животе. Ехидны – покрытые иглами млекопитающие, откладывающие яйца, – ловят муравьев длинными клейкими языками. Утконосы – зверьки с хвостами как у бобра – защищаются от врагов с помощью ядовитых шпор, расположенных на перепончатых лапах.
Но мне хотелось не просто увидеть этих удивительных животных. Я стремилась исследовать их и по возможности сделать для них что-то полезное. Поэтому я нашла организацию, которая направляла волонтеров для участия в научных и природоохранных проектах по всему миру. Эта некоммерческая организация, базирующаяся в Массачусетсе, предлагала научные экспедиции «для горожан», ориентированные на график работающего человека. Каждая длилась всего несколько недель. Я записалась на проект в южной Австралии, в ходе которого должна была помогать доктору Памеле Паркер, биологу из чикагского зоопарка Брукфилда, изучать находящегося под угрозой исчезновения волосатоносого вомбата в заповеднике Брукфилда, в двух часах езды от города Аделаида.