– Эй, что тут стряслось?
– С вами все в порядке, сэр?
Он заставил себя приподняться на локте. Над ним стояли, возникнув из сумерек, два гиганта в голубой форме. «Краса и гордость Лондона», – подумал он. Солнце ушло за Харроу-Хилл. Холод пробирал до костей.
– Нет, – ответил он, когда один из бобби помог ему сесть. – Кажется, у меня сломано запястье.
– Боже, сэр, какого черта…
– Я пришел с визитом к другу, который живет в этом доме, и, видимо, потревожил взломщиков. Один из них напал на меня, но их было двое, и уехали они в коляске…
Полицейские переглянулись. Оба большие, розовощекие. Один, судя по произношению, из Йоркшира, другой – коренной лондонец. Эшер представил, с каким интересом разглядывал бы их Исидро.
– Держу пари, это та коляска, что попалась нам навстречу!
– Серый мерин в яблоках, передние ноги в белых чулках, – машинально сообщил Эшер.
– Смотри-ка, что он обронил, Чарли, – сказал уроженец Лондона, поднимая револьвер Эшера.
Йоркширец взглянул, затем уставился на окровавленный нож в руке Эшера.
– Вы всегда ходите в гости вооруженным, сэр?
– Не обязательно, – попробовал улыбнуться Эшер, но губы его тряслись. – Мой друг доктор Гриппен коллекционирует старое оружие. Нож этот я купил у антиквара и хотел показать…
Джеймс поморщился. Правая кисть уже начинала распухать, боль пульсировала, рука чернела. Левая, впрочем, выглядела не лучше.
– Пошли-ка за доктором, Боб, – сказал йоркширец. – Пройдите в дом, сэр, – добавил он, в то время как Боб заторопился прочь. – Наверное, они знали, что дома никого не будет.
Эшер взглянул на него. Они уже вошли в переднюю.
– Я в этом не уверен.
Громоздкая мебель семнадцатого столетия вырисовывалась в полумраке. Здесь и там мерцали стекло и металл. Чарли направил Эшера к массивному дубовому стулу.
– Подождите лучше здесь, сэр, – сказал он. – Вы выглядите так, словно прошли через жернова.
Чистосердечного сочувствия, однако, в голосе его не слышалось. Бобби явно не верил его истории. Впрочем, это было несущественно. А существенно было то, что сейчас обыщут дом и, может быть, найдут Лидию. Ах, если бы дневной вампир убил Гриппена, а Лидию не заметил… Если она, конечно, здесь…
– Как, вы говорите, зовут вашего друга, сэр?
– Дом принадлежит доктору Гриппену, – сказал Эшер. – А я профессор Джеймс Эшер, лектор Нового колледжа, Оксфорд. – Он прижал распухшую руку к груди, пытаясь унять дергающую боль. Визитную карточку он достал левой. – Я надеялся застать его во второй половине дня.
Чарли изучил карточку, спрятал, и голос его заметно смягчился.
– Хорошо, сэр. Посидите пока здесь. А я тем временем осмотрю дом.
Эшер откинулся на спинку стула, стараясь не потерять сознания. Полисмен покинул темную комнату. Лицо дневного вампира вдвигалось в сознание: бледное, как у Исидро, но без свойственной испанцу утонченности, скорее вздутое, даже одутловатое. Пряди белокурых волос, прилипших ко лбу. Эшер постарался вспомнить, какие у вампира были надбровные дуги, – и не смог. Запомнились в основном чудовищные, несоразмерно большие клыки да еще пристальная ненависть голубых глаз.
Сделав над собой усилие, Эшер извлек отмычку. Доставать ее пришлось левой рукой из правого кармана. Проковыляв к стоящему возле двери буфету, пристроил ее в глубине полки. Он и так находился под подозрением, и лишняя улика была ему ни к чему. Вернувшись на место, начал мысленно перебирать детали: коричневая куртка, кажется твидовая, еле охватывающая массивный торс; уши с маленькими мочками, почти не деформированные в отличие от прочих черт. Эшер взглянул на свою левую руку. Прорванный когтями рукав пальто был испятнан кровью.
Господи боже, неужели вампиры становятся такими, прожив достаточно долго? Или это все-таки последствия чумы в сочетании с бог знает какими вирусами в теле вампира? Тогда стоило выследить и убить Исидро, чтобы не дать ему стать таким…
Он начинал понимать, что остался жив лишь чудом.
«Имя, – думал он. – Вампир провыл какое-то имя». Но какое? Эшер не понял, потому что именно в этот момент его бросили о стену и боль заслонила все. Потом смутно вспомнились бряцанье сбруи и грохот торопливо удаляющихся колес…
– Ты?!
Мощная рука схватила его и вновь бросила на сиденье. Зрение прояснилось. Эшер увидел Гриппена, склонившегося к нему из мрака неосвещенной комнаты.
Еще прижимая распухшую руку к груди, Эшер проговорил через силу:
– Оставь меня, Лайонел. Убийца был здесь… Гриппен!!! – закричал Джеймс, так как вампир резко повернулся. Если бы Эшер не успел схватить его за край плаща, то он бы уже оказался на середине лестницы. Гриппен обернулся в ярости; изуродованное шрамами лицо – темное от недобрых предчувствий. Эшер произнес тихо и внятно: – Рыжеволосая девушка.
– Какая рыжеволосая девушка? Иди за мной, человече!
Край плаща вырвался из пальцев. Удержать его было невозможно даже левой – несломанной – рукой. Эшер поднялся на ноги, преодолевая головокружение, двинулся за вампиром вверх по ступеням.
Он нашел Гриппена в одной из верхних спаленок, где когда-то обитали служанки. Прежде чем подняться по чердачной лестнице, Эшер одной рукой с трудом зажег свечу. Ставни на чердаке были плотно закрыты. В комнате было темно как в могиле. Шагов полицейского Чарли внизу слышно не было. Возможно, он лежал где-нибудь в одной из спален, погруженный в транс мастером вампиров. Неестественная сонливость нахлынула и на Эшера, когда он взбирался по лесенке, но поддаться ей не дала боль в сломанной руке.
В темноте он услышал, как Гриппен шепнул: «Чрево Христово…» – безголосо, как ветер. Сияние свечи тронуло бархат его плаща и отразилось в золоченых щегольских наугольниках.
На чердаке стоял гроб.
Эшер шагнул в комнату и тут же споткнулся о валяющийся на полу ломик. Гриппен стоял на коленях перед гробом и в ужасе смотрел на то, что лежало в нем. Эшер оглядел окно. Ставни были исцарапаны, но целы. Должно быть, убийца только начал их выламывать, когда его встревожили шаги Эшера.
Гриппен прошептал снова:
– Боже милосердный…
Эшер молча подошел.
В гробу лежала Хлоя Уинтердон. Голова ее, окруженная вьющейся массой золотых волос, повернута набок, рот приоткрыт, клыки и бесцветные десны обнажены. В глазах застыл ужас. Она явно была мертва. Плоть, казалось, еще сильнее обтянула ее кости.
Единственное кровавое пятнышко виднелось там, где между грудей торчал конец осинового колышка. Рядом с горлом виднелись рваные белые раны.
Гриппен проговорил еле слышно:
– Из нее выпили всю кровь.
Глава 17
«В конце концов, – с мрачной иронией отметил Эшер, когда ему позволили покинуть помещение при вокзале Чаринг-Кросс, – хорошо уже то, что на меня не повесили убийство Хлои Уинтердон». Однако он понимал, что это была целиком заслуга Гриппена, бережно взявшего на руки тело девушки и исчезнувшего вместе с ним через какой-то чердачный лаз. Он оставил Эшера объясняться с полицией, сочинять на ходу историю, которой заведомо не поверят, отвечать на вопросы и морщиться от боли, пока полицейский сержант будет накладывать шину на сломанную кисть. Ему впрыснули новокаин и порекомендовали утром обратиться к врачу. От веронала и прочих успокаивающих средств Эшер отказался, точно зная, что этой ночью ему не спать.
На вопросы он отвечал в том смысле, что, будучи другом доктора Гриппена, оказался у его дома, полагая, что у доктора нашла пристанище мисс Мерридью, их общая знакомая, исчезнувшая несколько дней назад. Нет, он еще не обращался в полицию. Он только что вернулся из Парижа и вот обнаружил ее отсутствие… Нет, он не знает, где сейчас можно застать доктора Гриппена… Нет, он не представляет, почему грабитель зарядил свой револьвер пулями с серебряными наконечниками… О следах укусов на горле и запястьях вопросов ему не задали – и на том спасибо.
Было около десяти часов, когда Эшер оказался на улице. Сеял мелкий унылый дождь. Усталость и холод пробирали до костей, когда он спускался по станционным ступеням. Широкое пальто наброшено на манер плаща. Забинтованная рука висела на перевязи. Даже после новокаина болела она адски. Прошло полвечера, а он еще ни на шаг не продвинулся в своих поисках.
В конце улицы стоял кеб. Эшер двинулся было к нему, но тут рядом, словно материализовавшись из мелких капель, возникла темная фигура. Тяжелая рука взяла за локоть.
– Пойдешь со мной.
Это был Гриппен.
– Хорошо, – устало сказал Эшер. – Я хочу поговорить с вами.
После той твари, что атаковала его сегодня, Гриппен особого впечатления не производил. Исидро ждал их в экипаже неподалеку.
– Вы что-то долго, – заметил он, и Эшер с трудом сдержался, чтобы его не ударить.
– Завернул пообедать в кафе «Ройял», а потом еще вздремнул часика два, – огрызнулся он. – Появись вы чуть раньше, могли бы составить мне компанию. Официанты там удивительно приятные. – Кеб двинулся, ободья мягко стукнули по мокрой мостовой. Руку на перевязи дергало. – Пропала Лидия. А я встретил убийцу.
– Лидия? – озадаченно переспросил Гриппен.
– Моя жена. – Прищуренные карие глаза Эшера были устремлены на массивного вампира в мокром от дождя вечернем плаще, но квадратное тупое лицо того было затенено полями шелковой шляпы. – Рыжеволосая девушка, о которой я уже спрашивал, ради безопасности которой я и согласился на это расследование!
Холодная злость захлестнула его – на Исидро, на Гриппена, на себя самого – за то, что позволил ей влезть в эту историю.
– А-а, – мягко сказал мастер вампиров, и его жесткие серые глаза на секунду обратились к Исидро. – А я-то удивлялся…
– Она все это время была в Лондоне и помогала мне в розысках, – пояснил Эшер, и светлые ресницы Исидро чуть дрогнули.
– Я, конечно, знал, что она покинула Оксфорд. Но не предполагал, что вы возьмете ее сюда.
– Когда-то это казалось хорошей мыслью, – резко ответил Эшер. – Перед тем как исчезнуть, она вычислила большинство ваших укрытий и все ваши псевдонимы. Если это не ваших рук дело, – добавил он, снова пристально глядя на Гриппена, чье лицо теперь было красным еще и от гнева, а не только оттого, что он успел где-то нахлестаться крови сегодняшним вечером, – тогда я подозреваю, что она вышла на самого убийцу. А теперь скажите мне правду, потому что от этого зависит, каким путем идти мне дальше в этих поисках. Вы ее похитили? Она мертва?