Лаура замолчала. На экране продолжали появляться лица. Мужские, женские, старые и молодые, грустные и веселые, хотя веселые – совсем редко. И старые – редко.
– Да, – сказал Кшиштоф. – Поразительные возможности для историков. Вот это подарок!
– Каковы же выводы? – спросил я.
– Выводы? – удивилась Лаура. – Они очевидны. Во-первых, наша психика подвергается осмысленному воздействию. По-моему, это несомненно.
– А во-вторых?
– Мы победили в себе зверя. Мод права, иначе бы с нами не разговаривали. Вот что означают Кронос-инсайты. Думаю, они будут продолжаться, но уже в менее пугающей форме.
Вспыхнул свет. Самое растерянное лицо было у Круклиса, насколько я помню.
Все хорошо в меру. А у нас же дня не проходило без гостей. Захаживали, заглядывали, забегали на минутку. Поговорить, обменяться мнениями, отведать шанежек Мод или моих коктейлей, просто молча посидеть. Срабатывал известный психологический закон: если человеку с вами хорошо, он искренне считает, что вам с ним не хуже. Закон этот даже в наш просвещенный век знали не все. И хотя почти каждый посетитель следил за визитом и сам по себе бывал у нас не слишком долго, когда число таких визитов переваливает за полсотни…
В общем, времени для общения с женой у меня не оставалось. Мы не могли обменяться мнениями по важным вопросам, да и просто узнать друг друга поближе. Я стал подозревать, что либо женился на общественном достоянии, либо общество бессовестно крадет мою собственность.
Оба варианта не радовали.
А приемлемый способ положить конец безобразию отсутствовал. На то, чтобы пресечь поток посетителей, ни у меня, ни у Мод рука не поднималась. Оказалось, что на Гравитоне существует огромная неутоленная жажда домашнего уюта и обыкновенного добрососедского общения. Она проявлялась так понятно, трогательно и искренне, что мы уж совсем было приготовились нести свой крест до тех пор, пока наша популярность не пойдет на убыль естественным путем.
– Долго ждать придется, – посетовал я.
– Нет. Найдутся люди с повышенной чуткостью, – утешила Мод.
И оказалась правой.
В одно прекрасное утро по всей станции включились громкоговорители принудительного вещания. Обычно такое делалось при каких-то чрезвычайных происшествиях. Но никакого ЧП не случилось. Бесценная Беатрис отчетливо, трубным таким гласом объявила, что кабачок «У Сержа-Под-Водопадом» открыт для всех желающих «со времени естественного пробуждения миссис Рыкофф и до семнадцати ноль-ноль по Гринвичу, но ни минутой дольше».
Потом послышалась возня. В эфир прорвался Сумитомо.
– За исключением исключительных случаев, – торопливо вставил он.
– Никаких исключений! – отрезала его заместительница.
– И ты, Беатрис… – горестно молвил губернатор. – Граждане, к оружию!
С тех пор полегчало. Граждане к оружию не бросились. Случались дни, когда к нам приходило не больше двух-трех человек.
– А ведь хорошо без козы, – сказал я.
– Верно, Иов, – улыбнулась Мод.
6. Кронос
Вопреки всем волнениям, в периколлапсарий мы вошли совершенно благополучно.
Избыток работы не оставлял особого места эмоциям. Поскольку период максимального сближения с Кроносом весьма короток, все старались использовать каждую минуту. Практически весь исследовательский арсенал станции сосредоточили на одной точке. Кроме того, Гравитон в упор стрелял исследовательскими зондами.
Шел третий час ночи, но на борту мало кто спал. Только в зале управления собралась чуть ли не треть экипажа. Тут были Абдид, Сумитомо, завернутая в плед Оксана – после Феликситура она частенько мерзла, были Зепп, Мод, Кшиштоф. Отработавшая смену Лаура тоже не уходила. Пристроившись в кресле, она что-то вязала доисторическими спицами. Анджела тихо играла на флейте.
Все поглядывали на экран гамма-телескопа, где в ореоле излучений зиял аспидный провал.
Кронос вел себя неспокойно, посылая гравитационные волны одну за другой. Их анализировал Архонт. Через короткое время систематизированная, разложенная по полочкам информация утекала к специалистам.
Наступило горячее времечко, когда за минуту рождались и гибли гипотезы. На их обломках расцветали докторские диссертации. У тех, кто их еще не имел. А те, кто уже имел, те с замиранием духа ждали, не проплывет ли где шальной Нобель.
В этой атмосфере отрешенности прошло секунд двадцать, прежде чем кто-то изумленно вскрикнул.
На одном из боковых экранов показалось нечто, чего быть не должно под боком у «черной дыры». В голубой мути видеокристалла вспыхивал блик, радарная отметка.
– Что такое? – поразился Сумитомо. – Архонт, почему не докладываешь?
– Объект идентифицирован. Это спасательный бот. Для станции опасности не представляет.
– Бот? Какой еще бот? Чей?
– Наш.
– Давай телескопы!
– Выполняю.
Башня главной обсерватории немедленно развернулась.
С помощью звездных рефракторов мы и в самом деле получили потрясающее по четкости изображение самого заурядного спасательного бота. Судя по бортовому номеру, того самого, на котором наша планетологическая экспедиция не так давно вернулась с Феликситура.
– Невероятно! Как он мог оторваться? – пробормотал Сумитомо.
– Он не оторвался, – с досадой ответил Абдид.
Подтверждая его мнение, в дюзах шлюпки начали тлеть огни. Развернувшись, она стала удаляться.
– Но почему не сработали оповещатели старта? – все не мог понять Сумитомо.
– Потому, что их отключили.
Сумитомо разразился длинной фразой на старояпонском языке.
– Только влюбленный юнец в пору цветения сакуры забывает кодировать стартовые ключи, – механически перевел софус. – Вакаримасу, ка?
– Да уж, – растерянно сказал Сумитомо. – Сайонара.
– Суми, ты все равно его бы не остановил, – утешил Абдид. – Кодировать ключи спасательной шлюпки запрещено правилами безопасности.
– Парамон?
– Кто же еще. Юноша бледный. Со взором горящим…
– Так, ясно. Архонт, дай ближнюю связь.
Но попытки вызвать беглеца на разговор ни к чему не привели, он не отвечал.
Круклис рассчитал все точно. Пока разогревали реактор «Туарега», вопрос то ли о спасательной экспедиции, то ли о погоне отпал сам собой. Мы находились в периколлапсарии. Шлюпка Парамона успела войти в зону, откуда не было возврата. Самая простая вещь, как он говорил об отправке на Кронос, произошла.
Лаура подобрала свое вязание и встала.
Мы избегали смотреть в ее сторону. За множество недель все настолько привыкли постоянно видеть эту женщину-тень рядом с Круклисом, что воспринимали их как единое целое. И вдруг осталась одна половинка, из которой, как сок со среза лимона, почти осязаемо сочилась боль. Никто не знал, как к ней прикоснуться.
– Мод, ты так и не зашла ко мне, – по обыкновению тихо сказала Лаура.
– Прости, – сказала Мод. – Я приду через полчаса, хорошо?
Лаура не ответила. Абдид взял ее за руку, намереваясь проводить, но она покачала головой.
– Нет, не надо. Хочется побыть одной. Извините.
И ее отпустили. А через полчаса взвыла сирена.
– Архонт! Что происходит?
– Реакторный зал. Человек в запретной зоне. Человек в запретной зоне. Человек в запретной зоне.
После короткого замешательства одна и та же мысль пришла многим. Роботы не имеют права останавливать человека!
Первым к выходу бросился Абдид. Сверкающими глазами и черной бородищей он напоминал джинна из арабских сказок.
– Реакторный зал. Охранный робот обездвижен.
Мужчины побежали за Абдидом.
У лифтов тут же образовалась толчея. Джошуа Скрэмбл с ошалелой вежливостью уступал дорогу Зеппу, а Зепп – Кшиштофу. Один Сумитомо сохранял хладнокровие. Склонившись к пульту, он отдавал короткие приказы.
К сожалению, они запоздали.
– Реакторный зал. Короткое замыкание цепей аварийного замка. Реактор номер два вскрыт. Радиационная тревога, радиационная тревога!
Лаура рассчитала не хуже Круклиса.
Пока мы бежали, она успела прыгнуть в шахту и получила абсолютную дозу. Там, за последней перегородкой, бушевала преисподняя.
Именно в рабочей зоне реактора можно было оборвать жизнь совершенно бесповоротно. Более подходящего места на Гравитоне я не знаю. Любой другой путь самоубийства, включая даже прыжок в забортный вакуум, оставлял шансы на реанимацию. Но то, что удалось поднять из шахты, рассыпалось в железных пальцах робота. И было опасно для окружающих…
Останки Лауры собрали в свинцовый контейнер. Зара села на пол и безнадежно опустила голову. По плитам рассыпались упаковки каких-то лекарств из ее сумки. Впервые она вызывала у меня жалость. Я потрогал ее за плечо. Зара подняла белое лицо и взглянула огромными зрачками.
– Теперь я знаю, что такое иносказание, Серж.
– Иносказание?
– Да.
– Как ты себя чувствуешь?
– Причем тут мое самочувствие?
– Неважно выглядишь. Что с тобой?
– Ничего. Забери спицы.
– Какие спицы?
– Вязальные. Там, на крышке реактора.
– Зачем?
– Хочу взять на память.
– Не получится. Они припаялись к металлу.
– Припаялись? Почему?
– Кажется, Лаура замкнула ими электрическую цепь. И как только удалось?
– Надо же! – поразился техник. – Простыми алюминиевыми спицами. Вот вам и защита от взлома.
– Никому и в голову не приходило такое, – мрачно сказал Абдид.
– Неужели она обдумала все заранее? – спросила Зара.
– Нет сомнений.
– Какой ужас…
Роботы закрыли реактор, восстановили замки и притащили пылесосы для влажной уборки.
– Я убью Круклиса! – вдруг крикнула Зара.
– Если выживет, – усмехнулся Абдид.
– Холодный негодяй! Он еще попадется. Отпусти меня, слышишь?
Но Абдид не отпускал, хотя давалось это нелегко. Зара брыкалась и вырывалась с яростью камышовой кошки.