. Рей отринул эту мысль и тоже почувствовал смущение, словно девушка намекнула на какую-то его непривлекательную черту вроде неприятного запаха изо рта, горба или потливости – того, от чего он не в состоянии избавиться.
– В таком случае вы ошибаетесь, – сказал он, но увидел, что его слова не возымели никакого действия.
Елизавета смотрела на него сверкающими озорными глазами:
– Вы, конечно, вовсе не обязаны говорить мне о ваших делах, если не хотите. Я не думаю, что вы похожи на настоящего преступника. На профессионала.
«Просто любитель, – подумал Рей. – Неудачник». У него в ушах вдруг зазвучала музыка из парикмахерской. «Прекрасная Лоррейн»[34], искаженная до неузнаваемости, труба, заглушающая рояль. На Мальорке постоянные звуки джаза мешали ему читать, рисовать и даже думать. Пегги хотела, чтобы пластинки на проигрывателе менялись одна за другой, горы пластинок, все утро, весь день, и этот чертов бренчащий джаз был одной из причин, главной причиной, которая и выгнала его из дома в день ее смерти. Но вчера в парикмахерской он с удовольствием слушал музыку такого рода, по крайней мере, она не вызывала у него раздражения. Он не мог понять этих перемен, но вчера порадовался тому, что не почувствовал недовольства и даже напротив. Может быть, это жар сыграл с ним такую шутку. Рей решил не рассказывать Елизавете самого главного о своих отношениях с тестем, а самое главное состояло в том, что тот считал его мертвым. Елизавета все равно не поверила бы в это, а для Рея сия тайна была темной и драгоценной, и он не собирался делиться ею, даже если его словам не поверят. Потом его неприязнь к девушке вызвала у Рея чувство вины, и маятник качнулся в другую сторону, к ней.
– Вы любите танцевать? – спросил Рей.
Она наклонила голову, улыбаясь:
– Вы очень странный. Все время меняете тему.
Они пошли в ночной клуб – десяток улиц, множество поворотов, целый темный лабиринт пути от «Граспо ди Уа». Девушка точно знала, куда идти, и Рей подивился, как хорошо она ориентируется. Без всякой путеводной нити она провела его по путанице улиц к открытой красной двери и дальше вниз по лестнице.
Рей заказал шампанское, потому что так ему казалось правильно. Небольшое помещение, в котором стояла полутьма, было заполнено лишь наполовину. Две или три танцующие девушки явно работали в клубе. Оркестр состоял из четырех человек.
– Я здесь была только раз, – доверительно сообщила Елизавета, когда они начали танцевать. – С офицером итальянского флота.
Обнимать девушку было приятно, но ему не понравились ее духи. И еще он чувствовал сильную усталость. Завтра он найдет Коулмана – сделает ему сюрприз. Он пока не знал как и где, но идея ему понравилась. А если Коулман уехал из Венеции, он его все равно отыщет.
Оркестр замолчал на несколько секунд, потом заиграл самбу. Рею расхотелось танцевать.
– Вы устали, – сказала Елизавета. – Давайте присядем. По-моему, вы еще не поправились.
Разговор под громкую музыку не получался. Шампанского Елизавета больше не хотела. Рей налил себе. Он посмотрел в сторону двери, от которой спускались ступени, и представил, что по ним идет Инес, а за ней Коулман. Инес уже должна знать. Вероятно, она пыталась дозвониться до него в «Сегузо», а там ей ответили: синьор Гаррет уже два дня как не появлялся. Девица из «Сегузо», несомненно, сказала это с тревогой в голосе. Тогда Инес спросила бы у Коулмана, а он ответил бы ей, что высадил Рея у Академии или на пристани Дзаттере, но Инес могла и не поверить ему. Да, между Инес и Коулманом, скорее всего, сейчас происходит бог знает что, и какова была бы реакция Инес? Как бы она поступила? Как бы поступил любой другой человек? Вот в чем вопрос, проблема, и, наверное, разные люди вели бы себя в такой ситуации по-разному.
– Что вас беспокоит? – спросила Елизавета.
Она улыбалась, повеселевшая от шампанского.
– Не знаю. Ничего.
Рей чувствовал себя слабым, пустым, мертвым или, по крайней мере, умирающим. В его ушах высоко звенели далекие колокольчики. Девушка что-то говорила ему, но он не слышал, смотрел в сторону, а ее безразличие к его состоянию вызывало у него чувство одиночества. Он стал дышать глубоко, один глубокий вдох за другим в этой пропитанной табачным дымом атмосфере. Девушка ничего не замечала. Наконец дурнота прошла.
Вскоре они вышли на улицу. Елизавета сказала, что до дома недалеко и по воде будет ничуть не быстрее. Тротуар у них под ногами был влажным. Девушка держала Рея под руку и без умолку рассказывала о том, как провела отпуск летом. Ездила в гости к родственникам в Тичино. У них коровы и большой дом. Они возили ее в Цюрих, который показался ей гораздо чище Венеции. Рей чувствовал тепло ее руки. Слабость прошла, но теперь он испытывал одиночество, потерянность – человек без цели, без лица. Он ничуть не удивился бы, если бы и в самом деле умер, если бы ему все это снилось. Или если бы в результате какого-то странного процесса (а такой процесс являлся допущением, на котором основывались почти все истории про призраков) он превратился в призрака, которого могли видеть всего лишь несколько человек вроде этой девушки, призрака, которого завтра не окажется в комнате синьоры Каллиуоли, который не оставит после себя даже незастеленной кровати, только странное воспоминание в умах тех немногих, кто видел его и кому не поверят другие, если они будут говорить, что видели его.
Однако темные каналы были более чем реальны, как и крыса, перебежавшая дорогу футах в двадцати перед ними. Она проскочила из дыры в стене дома в щель, образовавшуюся в каменном парапете вдоль канала, где на причальных канатах сонно покачивалась баржа со звуком, похожим на похрюкивание. Девушка увидела крысу, но прервала свой рассказ только на короткое «ой», а потом продолжила. Фонарь, закрепленный на углу дома так, чтобы освещать перекресток, терпеливо горел, дожидаясь тех, кому может понадобиться его свет.
– Как долго вы собираетесь пробыть здесь? – спросила Елизавета.
Рей увидел, что они уже дошли до ее улицы.
– Дня три-четыре.
– Спасибо вам за вечер, – сказала Елизавета у самой двери. Она быстро взглянула на свои часы, но Рей сомневался, что она что-то на них разглядела. – Думаю, одиннадцати еще нет. Мы просто молодцы.
Он с трудом понимал ее слова, но все же не хотел уходить от нее.
– Вас что-то тревожит, Филипо. Или вы просто очень устали?
Она перешла на шепот, словно не хотела беспокоить соседей.
– Не очень. Спокойной ночи, Елизавета. – Он на мгновение сжал ее левую руку в своей. Желания поцеловать ее или попытаться поцеловать у него не было, но он чувствовал, что любит ее. – Ключ у вас есть?
– Да, конечно.
Она тихонько отперла дверь, помахала ему на прощание и исчезла.
Рею открыла дверь старуха в черном, которую он прежде не видел. Он извинился за позднее возвращение, а она весело заверила его, что никогда не спит и он ее ничуть не побеспокоил. Рей тихо поднялся по лестнице. Никогда не спит? Значит, никогда не раздевается? Мать синьоры Каллиуоли? Рей посмотрел в лестничный пролет со своего этажа. Свет внизу уже погас, и он не услышал ни звука.
7
На следующее утро, в четверть восьмого, Рей пришел на Калле-Сан-Моизе – улочку, на которой находился отель «Бауэр-Грюнвальд». Он чувствовал: сейчас самое подходящее время, когда Коулман и Инес готовы отправиться по своим утренним делам – в магазин, осматривать достопримечательности или просто прогуляться по городу. Рей шел, чуть опустив голову, в напряжении, словно в любую секунду ждал пистолетного выстрела, пули в тело. Он остановился у дверей магазина по другую сторону от отеля и футах в тридцати от входа. Был воскресный день, и успели открыться всего несколько заведений. В течение двадцати минут ничего не происходило, если не считать двух десятков людей (включая и коридорных), которые вошли в отель или вышли из него. Рей не знал точно, чего он хочет и что собирается делать, но ему определенно хотелось встретить Коулмана или Инес, увидеть их реакцию. И когда они так и не появились, он представил себе, что они спорят у себя в номере, жив он или мертв, хотя и понимал, насколько это глупо с его стороны. Скорее всего, они еще завтракают или болтают ни о чем, пока Коулман бреется в ванной.
Рей прошагал немного по улице и нашел бар с телефоном. Поискал номер «Бауэр-Грюнвальда», набрал.
– Синьор Ко-ле-ман, per favore, – сказал Рей.
– Алло? – услышал он голос Инес. – Алло?
Рей не отвечал.
– Это Рей? Рей? Это вы… Эдвард, подойди сюда!
Рей повесил трубку.
Да, Инес была расстроена. Но Коулман расстроится еще больше. Коулман, если он знает, что Рей не вернулся в «Сегузо», – а Рей почти не сомневался, что Коулман знает, – считает, что Рей утонул. Поэтому Коулман решит, что безмолвный телефонный звонок, скорее всего, случайный – просто ошиблись на коммутаторе отеля. Или кого-то отключили. Но и у Коулмана возникнут определенные сомнения. И как бы Коулман ни убеждал Инес, телефонный звонок разбудит в ней опасения. Рей ли это звонил? А если нет, то где Рей? Скажет ли ей Коулман? Рей медленно прошел мимо отеля и слегка подпрыгнул, когда увидел Инес в черной шубе, выходящую из дверей. Он отступил в узкую улочку слева от него.
Инес резвым шагом прошла мимо него всего в каких-то двадцати футах.
Рей направился следом за ней, держась на небольшом расстоянии. Она свернула направо, на Калле-Валларессо, которая вела к бару «У Гарри» на углу и к пристани в самом конце. Рей чувствовал, что Инес собирается сесть на вапоретто. На пристани в ожидании стояли несколько человек. Рей прошел в правую часть пристани и встал спиной к ожидающим, лицом к воде. Инес не села на первый водный трамвайчик. Значит, собиралась ехать в другом направлении. Рею очень хотелось увидеть ее лицо, но он боялся, как бы его взгляд не привлек ее внимания. Он не успел отчетливо разглядеть ее, когда она вышла из отеля.