— Не думал. Но тогда это казалось меньшим злом…
— Мне тоже казалось…
— Не плачьте, дети! — сказал бородатый таким опытным родительским тоном, что они немедленно перестали реветь и вытаращились на него с надеждой. — Я понятия не имею, что с вами делать, но что-нибудь придумаю. Вы голодные?
Дети смотрели и только глазами лупали.
— Они не понимают, — пояснила Ольга.
— Вообще заебись, — покачал головой Сергей, — а что вы их к себе не заберете? Приняли бы в пионеры, или что вы там с ними делаете…
— По ряду обстоятельств это невозможно.
— Ну охуеть теперь…
— Пойдёмте все в башню. Да, женщины и дети тоже, — он сделал приглашающий жест, детишки с беременными засеменили за ним. — На их счастье, я только что из магазина. Ты, рыжая, готовить умеешь? Или только врать и стрелять?
Он открыл багажник стоящей рядом машины и показал на пакеты с логотипом супермаркета.
— Давно не практиковалась, но справлюсь.
— Хватайте, что смотрите? Надеюсь, жена меня простит… У альтери ни гречки, ни фасоли, да и помидоры какие-то сладкие…
В подвальной кухне башни он достал самую большую кастрюлю, выдал продукты, и Ольга засуетилась у плиты. Я, кажется, ни разу не видел её в такой ипостаси — в Коммуне мы питались в столовых, а походная костровая еда не в счёт. Даже не думал, что она так умеет.
— …Бу-бу-бу — Альтерион, бу-бу-бу — дети… — обсуждали что-то Андрей с Сергеем.
Я прислушался.
— Альтери согласятся!
— Да они-то согласятся…
— Да брось, им там будет хорошо… В Альтерионе детей любят.
— …Странною любовью…
— А куда их ещё девать?
— Я подумаю. Но ты мне должен.
— У меня есть для тебя шикарное…
Я перестал прислушиваться — стало как-то неловко. Не мое это дело. Но всё же расслышал слово «дирижабль».
Коммунары. Темнота перед рассветом
Ольга подскочила на топчане в своём чуланчике — тесном, зато отдельном — и не сразу поняла, что из тяжелого сна её выдернул тревожный звук сирены ГО. Быстро одевшись, она выскочила в коридор.
— Внимание! — прокашлявшись, сказал настенный динамик голосом Палыча. — Всем, кроме службы охраны, немедленно собраться во внутренних помещениях. Повторяю — всем, кроме службы охраны, проследовать во внутренние помещения…
Ольга, проигнорировав это распоряжение, рванула в противоположном направлении — к командному бункеру. Навстречу бежали растерянные люди, но их было немного — условной «ночью» большинство спали, а общие спальни и так относились к бомбоубежищу.
— Да, задраивайте гермодвери! — командовал Палыч в микрофон селектора. — Кто не успел — тот не успел. Да, лучше так, чем если они прорвутся вовнутрь, к детям и женщинам…
— Кто прорвётся? — спросила Ольга.
— Ты здесь? — удивился директор. — Ну, может, и к лучшему… Мантисы. Снесли двери складского коридора. Их засекли, когда они попытались вломиться в реакторный зал, но там взрывозащитный тамбур, его танком не сломать. А куда ещё они успели просочиться — никто не знает…
— Ничего себе…
— Матвеев начал установку гонять — они как взбесились… — пожаловался Палыч. — Мне постоянно докладывали, что они наружную вентсистему ломают. Но в железных каналах узко, им не пролезть, бетонные рассчитаны на взрывную волну, их не вскрыть. А вот про двери погрузочного терминала мы не подумали. Они стальные, конечно, но не бронированные.
— Мы готовы!
Ольга скептически оглядела собравшихся. Несколько человек из охраны, вооружённые карабинами, какие-то мужики с ломами и баграми с пожарного стенда и даже двое подростков с ножами, привязанными к ручкам швабр.
— Это что ещё за фольксштурм? — спросила она у директора.
— Да, уж… — согласился тот, — не впечатляет. Но нам не надо охотиться, просто локализовать прорыв, заблокировать их в каком-нибудь помещении…
— Если двери сломаны, то во внешних коридорах ваши ополченцы просто помёрзнут. Может, если остановить Установку, мантисы сами уйдут?
— А если нет? — возразил Палыч. — Работа Матвеева — самое важное сейчас. Это наш единственный шанс.
— Их порвут без всякой пользы, — кивнула Ольга на топчущихся у входа охранников. — Давайте я этим займусь.
— Ты? — изумился директор.
— Ну, не одна, конечно… — поправилась девушка. — Мы уже убили двух мантисов, у нас есть опыт. И скафандры.
— А, эта твоя гоп-компания… Оленька, я надеюсь, тобой движут не личные мотивы? Мы все тебе сочувствуем, но мстить неразумным тварям…
— Не волнуйтесь, товарищ директор, — твёрдо ответила Ольга. — Я знаю, что делаю.
Палыч внимательно посмотрел ей в глаза, что-то для себя понял, и махнул рукой:
— Действуй!
— Будем двигать это перед собой, — объясняла Анна, показывая на нечто вроде средневекового штурмового тарана, только без бревна.
— Зачем? — не понял Мигель.
— Смотри, она устроена так, что легко катится вперёд, но, если её толкнуть назад, то упирается в пол и не едет, пока не поднимешь за дышло…
— «Гуляй-город» это раньше называлось, — засмеялся Андрей. — Мобильное укрепление.
— Главное — задержать мантиса, чтобы он нас с наскока не порвал, а дальше — уже моё дело… — Анна показала двустволку с укороченными стволами.
Ольга непроизвольно взялась за кобуру — там был пистолет Ивана, который она взяла с собой. Просто с ним было как-то спокойнее. Андрей нёс на плече свой карабин, а Мигелю выдали невесть откуда взявшийся маузер. (Надетая поверх скафандра портупея с деревянной кобурой-прикладом выглядела довольно необычно).
— Посмотрите на себя! — засмеялся испанец, бывший большим любителем научной фантастики. — Мы похожи на шайку космических пиратов!
Сверяясь с план-схемой расположения коридоров, они медленно продвигались вперёд. Осматривали сектор. Убедившись, что в нём никого нет, задраивали за своей спиной двери и снова шли, толкая перед собой защитную конструкцию на колёсах. Сложнее всего было выстроить маршрут так, чтобы никто не мог выскочить сзади. Если никак не получалось — не спешили, вызывали инженерную группу, и те ставили временные перегородки, заваривая проходы редкой, но толстой решёткой. Человек мог протиснуться даже в скафандре, а вот мантис — уже нет. В холодных секторах задача усложнялась тем, что приходилось возвращаться назад для перезарядки баллонов.
Дело шло небыстро — пустых коридоров и неиспользуемых складов под землёй хватало. Первого мантиса взяли только на исходе третьего дня. Он выскочил из-за угла и с разгону врезался в защитную конструкцию. Она заскрежетала, расклиниваясь в узком коридоре, но выдержала. Стремительный удар руки-копья, нанесённый сквозь редкую решётку, чудом не достал вовремя отскочившего Мигеля. Хладнокровная Анна выпалила дуплетом, но мантис мотнул головой, и одна пуля выбила глаз, а вторая ушла в потолок. Андрей дважды выстрелил из карабина — не попал, а потом затвор застрял в среднем положении и патрон заклинило. Ольга, неловко держа толстыми перчатками пистолет, подошла сбоку и трижды выстрелила в пустую глазницу почти в упор. Чудовище тяжело повисло на заграждении. Мигель так и простоял, раскрывши рот, и даже не вспомнил про свой маузер.
— Чёрта с два эта зимняя смазка помогла, — уныло констатировал Андрей, дёргая затвор. — А обещали-то…
— Ничего себе, — сказал испанец. — Какой он… Быстрый. Ух.
— Вы молодцы, товарищи, — похвалила их Ольга. — Будет Лизавете новый биоматериал.
Она вдруг с удивлением поняла, что ледяная пустота внутри, кажется, больше не растёт. Ей стало легче.
— Вызывайте людей, пусть тащат трофей в лабораторию, а мы на перезарядку баллонов — и вперёд!
— Оля, проснись, Оля!
Взволнованная Лизавета трясла её за плечо.
— Да проснись ты!
Ольга с трудом вытащила себя из продавленной раскладушки, села на табурет, протёрла глаза и спросила:
— Что случилось, Лизавета Львовна?
— Мне надо, чтобы ты на это посмотрела.
— На что?
— Вот!
Биолог сунула ей под нос клетку с белыми мышами. Мыши были довольно милые, с розовыми тонкими ушками. Но пахло из клетки не очень, и девушка невольно отстранилась.
— Мыши, — констатировала она, — белые.
— Живые и здоровые! — странным тоном сказала Лизавета.
— Ну да. Ещё вы мне дохлых мышей в нос не совали…
Женщина поставила клетку на лабораторный стол, вздохнула и села на табурет напротив Ольги.
— Мы не успели спасти всех лабораторных животных, — сказала она. — Времени было мало, суеты много. Эти мыши — контрольная группа для моих исследований по радиационной онкологии. Они не получали лечения, опухоли выросли с полтуловища размером. Давно должны были умереть.
— Но живы.
— Вот именно. И опухолей нет. Но даже это не самое важное. Два самца были очень старые. Двадцать шесть и двадцать пять месяцев, глубокие мышиные старцы. Облысели, почти не двигались… А теперь, смотри!
Лизавета опять сунула ей под нос клетку. Ольга поморщилась.
— Они бегают, как молодые, восстановился волосяной покров, и ещё… Они опять начали спариваться!
— Ну, совет да любовь… — откровенно зевнула Ольга. — Я посплю ещё, ладно?
— Ты не понимаешь… — покачала головой Лизавета. — После трансмутации в поле Установки, вещество, и без того бывшее сильнейшим метаболическим агентом, стало мифическим магистерием, эликсиром жизни. Я просто алхимиком каким-то себя чувствую.
— Ну, люди — не мыши… — глубокомысленно ответила Ольга. — Пойду умоюсь, раз уж поспать не удалось…
— Подожди, — остановила её биолог, — ты знаешь, мне уже за сорок. Голодное детство, война, тиф, два ранения, здоровье не очень…
Она зачем-то оглянулась, как будто кто-то мог её подслушать, наклонилась к Ольге и сказала тихо:
— Я приняла новый препарат.
— И начали спариваться? — не удержалась невыспавшаяся Ольга.
— Тьфу на тебя! — рассмеялась Лизавета. — Было б с кем… Нет, у меня исчезла седина — мне больше не надо подкрашивать волосы. Пропали старые болячки, началось рассасывание шрамов. Я уже лет двадцать так хорошо себя не чувствовала!