— Что почему?
— Почему они такие хорошие? Все? Где хулиганы, раздолбаи, где детская жестокость, где стайные инстинкты, коллективная травля лузеров, подростковый козлизм? Почему они все такие умнички?
— Не знаю… — я действительно не знал, как коммунарам удалось воспитать таких хороших детей.
— И не узнаешь!
— Почему?
— Потому что у меня подписка! — он покачал пальцем у меня перед носом. — У меня такая подписка, что меня отпускают отсюда раз в полгода на две недели воздухом подышать и на солнышко подивиться. И то в специальный срез, где никого нет и откуда сдёрнуть некуда. Но ты поинтересуйся, что такое «папэдэ»!
— ППД? Пункт постоянной дислокации? — эту аббревиатуру я слышал от Боруха.
— Не, — замотал пьяной головой Иван, — передаю по буквам: «Пэ» — как «программа», «А» — как «адаптации», снова «Пэ» — но как «приёмных» и «Дэ» — как «детей». «Папэдэ». Но я тебе этого не говорил.
— И откуда тут…
— Тс-с-с! — махнул на меня рукой Иван. — Подписка, мать её! Но моя старшая сразу была для неё слишком взрослой, а младшего я уже сам не отдал. Так что не быть им настоящими коммунарами, как, наверное, и мне. А ты, Артём, не бери в голову! Хорошо тебе там? И заебатюшки. Кушай, гуляй, играй с хорошими детишками. С плохими — не играй… А ну, давай усугубим за это дело!
И бывший подводник разлил нам снова.
— А почему такая секретность вокруг этого вашего «цеха номер один»? Вот, УИн у меня есть, винтовками чуть ли ни торгуем, акки заряжаем всему Мультиверсуму… Чего тут ещё секретить-то?
— Секретно не это, — Иван вдруг даже как-то протрезвел, — секрет, дорогой Тёма, в том, откуда всё это берётся.
— Тоже мне секрет, — я махнул рукой и чуть не снёс со стола посуду, — от Первой Коммуны же всё. Разве не так?
— О, да ты, я смотрю, допущен к сокровенному? — засмеялся Иван. — Сожительство с руководителем внешней разведки не прошло даром? Шучу-шучу, не обижайся. Тётка она, конечно, редкостно красивая, не при жене будь сказано. Никто бы не устоял.
— Так-то оно-так, — добавил он, — да не совсем. Я за пару лет разобрался в базовых технологиях, но именно что в технологиях, не в принципах. Я не ученый, я технарь. Я сообразил, как одно подключать к другому, чтобы оно делало третье, но как оно вот так получается — никто не знает. Пока я этим не занялся, тут всё работало по запискам Матвеева — слышал про такого?
— Доводилось, — кивнул я. Голова закружилась. Ого, как мы нарезались!
— Так вот, он базировался на записях Первой Коммуны. Они обрывочные, весьма неполные и не очень понятные. Потом он возился с оборудованием, которое коммунары намародёрили в разных местах, и кое-что догнал тупо методом тыка. Но он как раз был учёный, а не техник, и до многого не допёр. Так что я, волею случая, сейчас чуть ли ни единственный в Мультиверсуме специалист по технологиям Первой Коммуны.
— Повезло! — сказал я. — Выпьем?
— Повезло? — неожиданно возмутился Иван. — Повезло, блядь?
Он оглянулся, не слышат ли дети, как он ругается, но на кухне мы были одни.
— Да у нас тут натуральная «шарашка»! Нет, ко мне со всем уважением, врать не буду — обеспечение полное, продукты любые, кофе, вон, даже приносят, работа интересная, но… Выпускают меня отсюда только воздухом подышать и на солнышко подивиться. А так сидим под землёй который год. Васька, вон, старшая моя, уже заневестится скоро, а сверстников своих даже издали не видит. Книжек, правда, прочитала мильон, это только на пользу, но тоскует же, я вижу. Скучно ей взаперти, на работу её таскаю. Она уже инженер-самоучка в свои шестнадцать, многим фору даст, но общается только с мужиками за сорок и только о железках. Это нормально вообще? А младшему, Лёшке, в школу пора, а кто ж его без «папэдэ» туда возьмёт? А потом обратного ходу нет, будет заложником моей лояльности…
— Да что не так с этим «папэдэ»? Колись уже!
— Э! Черта с два! Как бы я к этому ни относился, а подписку дамши — держись. Извини, Тёма, я морской офицер. Хоть и в отставке, а слову своему хозяин. У рыжей вон своей спроси. Захочет — расскажет.
Я думал, что с утра буду помирать. Выпили мы по ноль семь в лицо, не меньше, а я давно уже не тренировался. Однако чувствовал себя прекрасно, как будто мы не крепкую самогонку глыкали, а чаи гоняли.
— Я там добавляю в напитки… неважно чего, — объяснил Иван, — так что похмелья от моих дистиллятов не бывает. Я тебе налью бутылочку с собой, всё равно тут пить не с кем. Коммунары непьющие, а одному мне скучно. Допивай кофе, и двигаем за машиной.
К моему удивлению, у Ивана был прекрасный кофе — его жена сварила нам по чашке.
— Небольшая компенсация за большие неудобства, — отмахнулся он от моих вопросов, — пошли уже.
Машина стояла в начале длинного коридора, возле неё отирался Андрей.
— Можно было, конечно, выкатить её через грузовой портал, — сказал мне Иван, — но я хочу, чтобы ты стартовал именно здесь. Понятно?
— Э… — я тормозил с утра.
— Потом поймёшь. Я слышал, тебе доводилось бывать на Дороге?
— Ну да, пару раз. Но я был с планшетом.
— Планшет не нужен. Помнишь, как выглядела Коммуна с Изнанки?
Я припомнил, как мы приехали в первый раз на «Тачанке», которая ещё не была «Тачанкой». Представил себе вид зданий Института, каким увидел его с Дороги.
— Помню.
— Тогда не заблудишься. Вот здесь, под панелью, переключатель. Вот так — включено, вот так — выключено. Чувствуешь?
Я чувствовал — работающие пустотные резонаторы делали машину немного сродни реперам. Она была совершенно материальна, но при этом и как бы чуть-чуть не отсюда.
— Садись.
Я залез на жёсткое дерматиновое сиденье, примерился к педалям и рычагу, покачал большой руль.
— Этот тумблер — зажигание, эта кнопка — стартер. Заводи!
Стартер заныл с подвыванием.
— Газку, газку чуть добавь!
Мотор чихнул, схватил и забормотал ровно.
— Не забудь воздушную заслонку открыть, как прогреется!
Чёрт, я уже позабыл все эти премудрости, хотя когда-то давно имел старые «жигули», в которых всё было примерно так же.
— Коробка без синхронов, двойной выжим умеешь?
Я растерянно замотал головой, но Иван успокоил:
— Освоишь, невелика наука. Трогай вперёд, катись потихоньку, и всё получится. Не может не получиться!
И действительно, справиться с капризной коробкой, которая легко переключалась вверх, но с трудом — вниз, оказалось не сложнее, чем освоиться с самым могучим колдунством Мироздания — Изнанкой Мультиверсума. Я оказался на Дороге раньше, чем доехал до конца коридора. Отсюда этот фрагмент выделялся массивным каменным казематом, отчётливо чернеющим сквозь туманную нереальность всего, что отсекли обочины. Наверное, я теперь смогу сюда попасть по Дороге. И, наверное, именно этого хотел Иван, заставив меня стартовать прямо из подземелий.
Коммуна послушно появилась слева по ходу уже минуть через десять. Я просто повернул, увидев съезд, и сразу врезал по тормозам, оказавшись среди прохожих на пешеходной улице возле ограды Института. УАЗик клюнул носом, взбрыкнул задом и заглох.
Приехали.
А про воздушную заслонку я, кстати, так и забыл. Надеюсь, от этого ничего не поломается.
— Все готовы? С машиной освоились? — сказала Ольга, глядя при этом почему-то на Андрея.
— Вроде бы… — сказал я не очень уверенно. Все-таки одна короткая поездка — это не совсем «освоились». Да и коробка передач эта…
— Всё отлично, — заверил её Андрей, — доставим в лучшем виде.
— Насколько всё-таки на колесах удобнее! — радовался Борух, загружая в багажник снаряжение. — Задрало на себе боекомплект таскать…
— Куда мы едем? — спросил я, заводя мотор. Не забыть по воздушную заслонку, да.
— Поехали, там разберёмся.
Я щёлкнул переключателем под панелью и плавно тронулся. Практически сразу мир за окнами начал терять фокус и заполняться туманом, оставляя нас наедине с Дорогой. Я медленно катился по ней, ожидая дальнейших указаний, но Ольга отчего-то не спешила.
— А куда мы приедем, если просто ехать вот так, вперёд? — неожиданно спросил Борух.
— Не знаю, — помотал головой я. — Я не специалист по топологии Мультиверсума.
— Если верить заметкам Матвеева, — неохотно ответила Ольга, — по Дороге можно ехать бесконечно. Свернув с неё в любой точке, въедешь в какой-то срез, но в какой — неизвестно. Так можно попадать в миры, которых нет на наших картах резонансов, где нет реперов и кросс-локусов. Никто не знает, что там. Матвеев писал, что можно чередовать движение по Дороге с движением по срезам — но я не поняла, зачем. Может, так быстрее, или экономится заряд акков — холод Изнанки быстро сжирает даже их гигантскую ёмкость.
— А может, не везде по Дороге можно проехать, — задумчиво сказал Андрей. — Тут, по слухам, всякое встречается…
— Да мы уж видели… — Борух поправил выставленный в окно пулемёт.
Я продолжал ехать прямо, держа шестьдесят по спидометру.
— Так куда нам? — спросил ещё раз у Ольги.
— Просто езжай. Не думай о цели. Рули себе вперёд! — ответила она раздражённо.
Я рулил и старался не думать. Пусть Ольга думает, у неё голова красивая. По сторонам дороги появлялись и исчезали размытые силуэты домов, деревьев, гор, каких-то конструкций, хрен пойми чего, развалин и снова гор. Они сменялись куда быстрее, чем если бы мы ехали по обычной дороге. Перевёл взгляд направо — а слева уже, вместо странного города не то с минаретами, не то с шахматными, ростом с телевышку, ферзями, показался сгоревший поселок на берегу заросшей лесной реки. Тем временем справа масштабные горы, мимо которых, казалось бы, ехать дня два, сменились гранитной набережной приморского городка. Все это мутно, размыто, контурно, в тумане — но, если сосредоточиться и приглядеться, то замечаешь съезды и примыкания. Наверное, если притормозить и повернуть туда, то окажется, что не зря так трясет на брусчатке, — и вон тот силуэт погрызенных стен брошенной крепости станет нашей реальностью на сегодня. А с этого бетонного участка можно уйти на эстакаду огромной, но, кажется, не совсем целой многоуровневой развязки. Но, если не сосредотачиваться на этом и просто смотреть в размытую даль впереди, то смена покрытий остается незаметной и даже трясти перестает. Странное место эта Дорога. Или не место, а состояние?