— Конечно, есть…
В первые минуты тихвинский авторитет держался немного деревянно, но умения разговорить собеседника перед камерой Благому было не занимать.
— Сын у вас подрастает, я слышал. Он учится?
— А как же… во втором классе, в лицее.
— То есть изучает языки, музыку, что там ещё..?
— Этикет, — подсказал бандит.
— Этикет, — повторил за ним Благой. — Стало быть, вы не хотите, чтобы он унаследовал вашу профессию?
— Да кто же захочет. Небось с головой дружим… У нас у всех дети учатся… кто в лицее, а кто постарше — и в Кембридже…
— То есть нельзя исключать, что дети ваших соратников станут интеллектуальной элитой страны?
— Ну, — с удовольствием согласился бандит. — Для того и стараемся.
Он постепенно разговорился и, когда Благой попросил его рассказать какой-нибудь случай из недавней практики, — поведал съёмочной бригаде и телезрителям историю про то, как их группа аккурат на этой неделе отыскала «Линкольн», угнанный злодеями пулковскими у очень хорошего человека. Крови, по счастью, не пролилось, но случилась короткая перестрелка, по ходу которой пулковские сразу наложили в штаны и вообще выглядели мокрыми курицами, а «Линкольн» был отбит и с торжеством доставлен владельцу.
— Значит, восстановили справедливость? — улыбнулся Благой.
— А то!.. Мужик этого «Линкольна» сам в Штатах выбирал, сюда пёр, растаможивал… У нас на весь город, может, две-три такие тачки и есть. А какой-то бай из Чуркестана про него узнаёт и себе заказывает, как в магазине? Не по понятиям…
— Но ведь это представительская машина, для миллиардеров?
— Да кому какое дело, если нравится и в лопатнике бабки шуршат…
— А ещё говорят, будто угнанные машины практически не находят!
— Так смотря кто и какие… Человек попросил, ну, мы немножко поспрашивали и нашли… Милиция — тыр-пыр, десять дыр… а мы — пожалуйста. И если ещё кто за ней сунется — не поймём, — добавил бандит с угрозой.
Пожалуй, это было то самое, о чем на всякий случай предупреждал Константинов: «Только не позволяйте им у вас в эфире разборки устраивать! Иначе сами наплачетесь…»
— У вас бывает отпуск? Где вы любите отдыхать? — спросил Благой. Разговор надо было срочно увести в сторону.
— Зимой на Канары смотался, а недавно в Индии побывал… Вот где белого человека уважают! — произнес Плечо с удовольствием. — И перестрелок нет… А если кто за «Линкольном» ещё полезет — тот сразу покойник!
— Он едва это сказал, та-акие звонки начались, мат сплошной! — Светочка во время передачи сидела на телефоне и, когда эфир кончился, а бандит был препровождён съёмочной бригадой до выхода, она сразу стала рассказывать. — Ужас, ужас какой-то!..
Девушка чуть не плакала.
— И что они вам такого страшного наговорили? — допытывался режиссёр. — Ну, например?.. Кроме мата?
— Ну, что всем нам ноги повыдёргивают… Это самое мягкое… Ой, мамочки, что же теперь будет-то…
— Это поговорка такая, Светочка, детская страшилка. — Со дня появления молоденькой редакторши на работе режиссёр Герман Степанович опекал её, как родную дочь. — Нужно знать фольклор своего народа. И, ради Бога, не бойтесь… А в целом получилось неплохо. — Режиссёр повернулся к Благому: — Настоящий разговор по душам, как бы с разных сторон барьера. Умеешь же ты, Боря, отыскивать людей!
В студии уже царил полумрак, сменивший ослепительное освещение, помощники режиссёра убирали антураж, выставленный для передачи, и они на минуту задержались в проходе, там, где массивные двери отделяли съёмочное пространство от внешнего мира.
Благой тоже был доволен. Хорошее настроение не покидало его до самого дома. Но только открыл дверь, как его встретила испуганная жена.
— Слава Богу, наконец-то!.. Я уже и не знала, что думать…
— А что такое? — удивился он.
— Позвонил какой-то мужчина, спросил тебя, я ему — мол, ещё с телевидения не вернулся…
— А он? — спросил Благой и ощутил нехорошее предчувствие.
— Он говорит, передай своему: Плечо домой не доехал, какому-то Юрану шею сломали… И если доктора его не поправят, они и с тобой разберутся… Господи, Боря, кто хоть это такие?..
Одно время, после нескольких громких убийств журналистов, Благой любил повторять: «Я знаю, я давно уже на мушке…» У него вправду имелись недоброжелатели, но испытать, что ощущает человек, действительно оказавшийся на мушке, судьба дала ему только теперь. Чувство полной беззащитности было ошеломляюще унизительным и по-настоящему страшным. Хотелось что-то немедленно делать, куда-то звонить, но куда?..
Борис Дмитриевич обвёл взглядом знакомую обстановку прихожей, и ему показалось, будто всё это неминуемо вот-вот исчезнет. Как же бренно и хрупко на самом деле было вроде бы прочно устоявшееся благополучие…
— Да ну, Настенька, что за чепуха, — услышал он свой собственный голос. — Нормальные отклики на передачу, мы ведь сегодня тихвинского уголовника показывали… Давай лучше обед грей, есть хочу. Да, а из школы больше не звонили?
— Н-нет, — начала успокаиваться жена. — Нет вроде бы…
— Ну вот и хорошо, — усмехнулся Благой. — Этих звонков я, честно говоря, гораздо больше боюсь.
Заходя иногда в Публичку, Борис Дмитриевич любил останавливаться в длинном коридоре на втором этаже у каталога журнальных статей. Там в ящике от «Бен» до «Бос» стояли карточки, на которых были написаны фамилия, имя и отчество его жены — Благая Анастасия Сергеевна. С каждым годом их становилось больше. Анастасия Сергеевна работала в Зоологическом институте на Стрелке Васильевского острова и писала статьи о хордовых рыбах. Как можно всю жизнь изучать рыб, а при этом даже в самую жару заходить в воду лишь по колено и ни разу не быть на море, Благой не понимал.
«Чтобы узнать, как варится борщ, не обязательно самому лазить в кастрюлю, — отвечала обычно жена на ухмылки Благого. — Если бы я изучала Юпитер или атомное ядро, ты бы меня и туда погнал?»
У неё был отец — известный профессор-ботаник, мать — учительница истории, да и сам Благой, между прочим, тоже был не в поле обсевок…
А сын! «Мне в твоём возрасте всё было интересно!» — время от времени прорывало Бориса Дмитриевича. Как-то он прочёл наследнику полную страсти лекцию о развитии человеческого разума, о цели и смысле существования мыслящей материи, о том, как она получает знания от Вселенной… Ему казалось, он тактично и незаметно подвёл тринадцатилетнего парня к необходимости эти знания приобретать уже с детства. Но тот, выслушав, только ухмыльнулся: «Так ты мне эту лапшу сейчас на уши вешал, чтобы я уроки учил?..»
— Где ты был вчера днём? — начал прямо с порога Благой.
— Кто, я? — спросил сын.
— Да, ты. Я тебя спрашиваю. Где ты был вчера?
— Когда?
Эта манера сына переспрашивать страшно бесила Благого.
— Когда все были в школе. Где ты был в это время?
— В школе, — ответил сын, немного подумав.
— В школе тебя не было, а вот около школы ты был.
— Кто, я? — снова переспросил сын.
— Ты, ты!
— Да был я в школе, вот, четвёрку по географии получил…
Сын порылся в школьной сумке, вытащил дневник. Там и в самом деле стояла четвёрка, а рядом с нею — росчерк учительницы. Не иначе, под занавес учебного года парень взялся за науки!
«Ну, дела!.. Может, это не его видели из учительской?..» — обезоруженно подумал Благой и… вдруг вспомнил человека на «Мерседесе», с которым они разминулись возле «Инессы». Это был Микешко. Банкир Микешко собственной персоной.
Одутловатое лицо его в толстых очках уже давно не мелькало в газетах и на телевидении: после шумной истории с фондом «Надёжность, Нравственность, Благородство» финансист благоразумно держался в тени. Но, видимо, по-прежнему процветал, раз уж ездил на «Мерседесе» с охраной…
Знать бы ещё, почему у него был такой испуганный вид?..
Борис Дмитриевич решил не отвлекаться от педагогического процесса и сурово спросил:
— А сейчас чем ты занят?
— Уроки делаю! — В ответе сына был даже оттенок праведного возмущения.
— Ну ладно… делай. — И Благой удалился на кухню, искренне полагая, что по крайней мере одно недоразумение счастливо разрешилось.
Он не подозревал, что сын решил не отставать от многих нынешних контор, ведущих двойную бухгалтерию. Недавно у него появился второй дневник, куда от имени учителей он сам себе ставил отметки, расписывался… А вместо нудных уроков запоем глотал приключенческое чтиво с книжных лотков. Вот и теперь, как только за папашей закрылась дверь, он сунул руку под стол и вытащил томик в броской суперобложке. Книга называлась «Журналистское расследование» и повествовала о похождениях отважного репортёра, бросившего вызов криминальному миру. Благой-сын открыл томик на заветной странице и погрузился в красочный мир опасностей и любви, столь мало похожий на скучную реальность с её школьной мутотой и занудством родителей…
Второе пришествие
До Софочкиного приезда оставалось ещё шесть упоительных дней…
Дождь, зарядивший накануне, то прекращался, то вновь начинал моросить, и тётя Фира, собравшись на улицу для ритуального обхода ларьков, вооружилась большим чёрным зонтом. Помимо прочего, зонт давал старой женщине некую иллюзию защищённости. Будет всё же чем отбиваться, когда в парадном к ней пристанут грабители.
Вдоволь и со вкусом поужасавшись ценам в торговом городке возле метро, тётя Фира напоследок заглянула в дорогой круглосуточный магазин. И напрасно, ибо там её подстерегло искушение. Под стеклом морозильного контейнера синела коробочка с надписью «Треска Espersen Bordelaise». Устоять перед таким названием не было решительно никакой возможности. Тётя Фира приняла независимый вид и, мысленно крича от ужаса, отсчитала молодому продавцу нужное количество тысяч.[3] Сопоставление цены четырёхсотграммовой коробочки с размерами тёти-Фириной пенсии вызывало тихую панику, но она осталась тверда. Может она, в конце-то концов, на закате жизни своей хоть разочек побаловаться заморским деликатесом?.. А зохн вэй агицен паровоз!.. Естественно, может, и пускай никто ей даже не смеет перечить! Тётя Фира засунула драгоценную покупку на самое дно объёмистой сумки и устремилась домой, твердо решив: когда в тёмном парадном на неё таки насядут грабители, пусть что угодно другое, а треску Bordelaise она им нипочём не отдаст.