В мужчине без труда угадывался сам автор картины…
— Ну прям Рубенс, — сказал Сергей Петрович. — Тициан. Кто там ещё такими вдохновлялся?.. Бр-р…
На следующей картине та же женщина, но уже в платье и цветном платке, стояла возле стола. Рядом блестел пузатый самовар и были разложены всякие вкусности к чаю.
— Кустодиев, — сказала Даша. Повернулась к Плещееву и посмотрела ему в глаза: — А ты… какими вдохновляешься?
— А вот такими, как ты, — честно признался Плещеев. Даша ничего не ответила. На следующей картине был изображён алкоголик средних лет, почесывающий плечо.
Когда они вновь вышли на залитый солнцем Невский, Плещеев сказал:
— Я тебя подвезу.
Даша покачала головой.
— Не хочется домой… Такая погода… Может быть, погуляем?
Сергей Петрович Плещеев уже забыл, когда ему последний раз доводилось ГУЛЯТЬ. То есть ходить по улицам просто так, без особого дела.
— А что, — согласился он. — Можно!
И тут же подумал: «Господи, ну что я творю?.. Добром ведь не кончится…» И тем не менее он шёл рядом с Дашей. И ни на что не променял бы эти минуты.
Скоро они оказались у самого Адмиралтейства, в тенистом Александровском саду.
— В детстве мне жутко нравился памятник Пржевальскому, — сказала Даша. — Особенно верблюд. Так хотелось на него забраться, но няня не разрешала… Очень строгая была…
— Забирайся! — решительно огляделся Плещеев. — Няня не видит.
— Вот так и всегда, — она вздохнула как-то уж слишком тяжело. — Когда надо было, не пускали, а теперь…
— Что с тобой, Дашенька?
— Да так… А с чего бы мне веселиться? — спросила она вдруг очень серьезно и остановилась. — Что такого хорошего?..
— Хорошо уже то, что живёшь, — сказал Сергей Петрович. — Тем более ты… ведь всё при тебе. Красивая, без пяти минут кандидат…
— Забыл прибавить: квартира, дача в Токсове, дедушка-академик… — болезненно усмехнулась Даша и посмотрела ему в глаза. — Если бы ещё счастье… — внезапно задохнувшись, прошептала она. Отвернулась и быстро зашагала к памятнику великому русскому путешественнику.
Плещеев пошёл следом, мучительно подбирая слова.
— Будет и счастье, — не придумав ничего лучше, сказал он наконец. — Обязательно будет…
Даша молча села на скамейку. Плещеев устроился рядом. Ему смертельно хотелось сделать для нее что-то очень хорошее, чтобы она снова смеялась, чтобы перестала грустить. Он обнял её за плечи, и оказалось, что ей не хватало именно этого. Она вдруг повернулась — так, словно жестоко озябла и искала тепла, — тесно прижалась лицом к его плечу и замерла.
— Вот встретишь хорошего человека… — начал было Плещеев. И понял, что сморозил непоправимую глупость.
— А если я его уже встретила? — вдруг спросила Даша. Она подняла на него глаза, ставшие из голубых тёмно-серыми, и ничего не добавила, потому что больше не было нужды в словах.
«Господи, да что ж это!.. Люда!.. Люда?!» — ахнул про себя Плещеев, но было поздно. Его руки уже гладили её волосы, уже поднимали её лицо к своему. Он хотел дружески поцеловать Дашу в лоб, но почему-то не получилось: губы встретили губы.
Он хотел говорить, но она прошептала:
— Не надо… молчи… Я знаю, я всё знаю… И мне не нужно от тебя ничего… Ты только «прощай» мне не говори…
Практическая психология
— А сейчас проделаем маленький эксперимент… — подходя к рабочему столу Пиновской, с заговорщицким видом сообщил коллегам Осаф Александрович.
Стол этот являл собой полную противоположность его собственному. Он был почти пуст, а то немногое, что на нём всё же имелось, лежало в идеальном порядке. У самого Осафа Александровича и на столе, и вокруг (в том числе под) царил редкостный беспорядок. Злые языки утверждали, что подобного «пожара в бардаке во время наводнения» другому человеку было бы не устроить даже нарочно.
— Итак, приступим… — жестом фокусника потёр ладони Дубинин. — Видите папку?
Действительно, посередине стола Марины Викторовны красовалась пластмассовая жёлтая папка с компьютерной распечаткой.
— Края её абсолютно параллельны краям стола, — продолжал Дубинин. — Что скажете, Наташенька? Игорь?..
Наташа и Игорь Пахомов согласно кивнули.
— Можете взять точные приборы, они подтвердят. А теперь передвинем папку так, чтобы параллельность немного нарушилась…
И Осаф Александрович чуть-чуть сместил пластмассовый прямоугольник. Совсем незначительно.
Не успел он крадучись отбежать от стола, как появилась его хозяйка. По обыкновению — подтянутая и деловая.
— Добрый день, Марина Викторовна! — хором поздоровались Наташа и Игорь.
— Так виделись вроде, — начиная подозревать какую-то каверзу, ответила «Пиночет». Молодёжь с замиранием сердца ждала продолжения. Пиновская подошла к столу, окинула его взглядом и немедленно вернула папку в исходное положение, сдвинув её на те же миллиметры, только в обратную сторону.
Она не видела, как за её спиной Дубинин показывал всем восхищённое «Во!..» — кулак с оттопыренным большим пальцем.
— В чём дело? — строго спросила Марина Викторовна, оглядываясь на неожиданно грянувший хохот.
— Ничего страшного, Мариночка, ничего страшного, — замахал руками Дубинин. — Маленький опыт по практической психологии. Надо же готовить к жизни юных коллег…
Пиновская холодно осведомилась:
— А я, по всей видимости, подопытный кролик?
— Я всего лишь рассказывал, — шаркнул ножкой Дубинин, — о том, что в «Эгиде» есть люди, обладающие феноменальными способностями. Взять вас, Мариночка. Ваш глазомер идеален. Я тут сдвинул вашу папочку, извините, конечно, а вы вошли — и, ни секунды не медля… Потрясающе, просто потрясающе…
— Да, — хмыкнула Пиновская. — А теперь продолжим наш практикум. Смотрите, — указала она на стол Дубинина. — Призываю всех желающих сложить на письменном столе хоть отдалённое подобие этой пирамиды из папок, книг, дискет, отдельных листков бумаги, карандашей, ручек и ещё тридцати трёх несчастий. Я слышу, как переворачиваются в гробах мумии фараонов… Обратите особое внимание — центр тяжести расположен так, что пирамида постоянно находится на грани обрушивания… В вас умер архитектор, Осаф Александрович. Сколько бы Пизанских башен вы могли выстроить!
— Ну уж, хватили! — возмутился Дубинин. — Ничего тут не собирается рушиться. Вот!
С этими словами он подбежал к собственному столу и легонько качнул его. На пол немедленно хлынула лавина книг, бумаг, записок, писем, распечаток…
— Вот видите, что вы наделали!.. — расстроился Дубинин и скорбно принялся собирать разлетевшиеся по полу «тридцать три несчастья». — Никогда не рассортирую… Какие идеи теперь, наверное, пропадут…
Наташа испугалась и поспешно опустилась на корточки, помогая ему. Игорь Пахомов присел рядом с ней.
— Я ещё и виновата! — засмеялась Пиновская. — Заметьте, господа, оказывается, во всём я виновата! Вот это-то я бы и назвала практической психологией…
— Ну, что нового, Осаф Александрович? — спросила Пиновская, когда Игорь с Наташей вышли за дверь. — Я вижу, вы, бедненький, совсем заработались. Даже причесаться времени нет…
— Ох, не говорите! — Дубинин пригладил руками остатки волос, но через секунду его голова приняла свой нормальный вид разорённого вороньего гнезда.
Они отрабатывали легальный имидж «Эгиды», и надо сказать, что Владимир Матвеевич Виленкин облегчал им жизнь как только мог. С одной стороны, он определённо хотел, чтобы утраченные сокровища были найдены, и как можно скорее. С другой стороны, быть настолько не в состоянии поведать хоть что-нибудь связное про вора, с которым чуть не полчаса сидел и разговаривал в кабинете?.. Боялся? Родственника либо знакомого покрывал?.. С третьей стороны, и у Пиновской, и у Дубинина сложилось отчётливое мнение, что Владимир Матвеевич некоторым образом темнил даже в том, что касалось похищенного. У него как бы и чесался язык рассказать эгидовцам что-то ещё, причём едва ли не самое главное. Но некое обстоятельство опять-таки мешало ему, не позволяло разоткровенничаться.
А ты при всём этом работай. Отыскивай для него утраченные драгоценности…
— Значит, так. Это сложное химическое соединение, могу формулу написать… Если ватманского листа хватит…
Перед Осафом Александровичем лежали результаты анализа микрочастиц, обнаруженных в квартире Виленкина: в комнате, где хранилась коллекция, на полу кабинета и на коврике в прихожей. Отправляя их на исследование, эгидовцы рассчитывали получить образцы почв и споры растений, ну там — нетривиальные биологические или строительные вещества. Но вот уж чего они никак не могли ожидать, так это того, что на в общем-то весьма чистых ботинках виленкинского посетителя обнаружатся молекулы… сильнодействующего яда.
— Побочный продукт химического производства, — продолжал Дубинин. — Отрава жуткая. В почве не разлагается, для утилизации требует специальной и очень дорогой технологии…
— Так, — нахмурилась Пиновская.
— И что забавно — в нашей стране, я имею в виду бывший Союз, подобных отходов ни у кого нет. Какой только пакостью всё вокруг ни травим, но по закону стервозности…
— Значит, наше… вещество…
— Так уж и говорите, любовь моя: говно. Все свои, — замахал руками Дубинин.
— Именно. — Пиновская поправила хищно блеснувшие очки. — Да ещё забугорное. Некая посредническая фирма…
— И обидчик Виленкина, — подхватил Дубинин, — каким-то образом с ней…
— На взятки чиновникам, — Пиновская рассыпала по столу горстку подсолнушков. — Чтобы им было что в налоговую декларацию записать. В графу «гонорары»…
Игорь и Наташа лакомились фруктовыми салатиками в маленьком кафетерии при магазине «Здоровье». В отличие от большинства сверстниц, Наташа была не приучена коротать время в мороженицах и кафе и даже в это безобидное заведение вряд ли выбралась бы в одиночку. Но с таким спутником… Она видела, как косилась на крепкого и красивого Игоря девушка, скучавшая за соседним столиком над кофе с пирожным. А если бы она ещё знала, как он поёт под гитару!.. И что он-в отличие от некоторых — до сих пор не женат…