Тот, что был с ножичком, дёрнулся было к Наташе.
Небось насмотрелся фильмов, где в подобных ситуациях крутые ребята брали заложников. Однако храбрости не хватило, да и Катя пресекла его намерения грозно-медленным:
— Даже и не думай!
Парнишка шарахнулся от Наташи, как от огня, и попытался проскочить мимо Кати к двери. Он держал на отлёте руку с пером и выделывал угрожающие, как ему казалось, движения.
— Уйди, сука, порежу!.. — заверещал он тонко, когда Катя двинулась наперерез. Невежливое восклицание было его ошибкой. Катя строго нахмурилась… Рука с ножом завершила режущую дугу, но уже не по воле хозяина, и оказалась устрашающим образом выкручена. Катя вынула из обмякших пальцев пластмассовую рукоять и осведомилась:
— Как, как ты меня обозвал?..
Начинающий гангстер понял: ещё чуть, и руку ему не пришьёт никакой институт микрохирургии. Он разревелся, корчась от ужаса. Катя не стала дожидаться, пока он додумается извиниться и назовёт её «тётенькой». Ещё одно лёгкое движение, и балбес полетел в общую кучу, к своим скулящим, обмочившимся, блюющим дружкам…
Катя доиграла роль до конца.
— Пошли, девуля, пошли, — заворчала она на Наташу. Взяла её за руку и потащила, спотыкающуюся, к выходу из подъезда, продолжая воспитывать на ходу: — И где только вас берут, таких куриц мокрых? В специальном инкубаторе высиживают?..
— Я их… этих… я их… я их раньше встречала, — ни без труда выговорила Наташа, когда они уже шли к отделению.
— Где? — сразу спросила Катя. Пришлось рассказывать про случай в электричке, который, как и сегодняшнее происшествие, вообще-то мог завершиться неведомо чем. — А что, не удивлюсь, если тоже кто в штатском, — прокомментировала Катя вмешательство неожиданного защитника. — Теперь и у нас так делают. Пристраиваются в хвост к недоноскам и ждут, пока они на кого-нибудь…
Наташа невольно подумала, что на сотрудника в штатском тот хмурый дядька был не очень похож. Хотя, с другой стороны, мало ли кто на кого не похож. Потом новая мысль поразила её:
— Катя, а почему… То есть я не возражаю, что вы меня тоже к делу… Но получается, вы как будто случайно мимо проходили… Просто не повезло… А если бы вы сами с сумкой, они бы потом всех почтальонш за три улицы… вдруг опять драчливая попадётся…
Катя криво усмехнулась и посмотрела ей в глаза.
— А на меня бы не напали, — пояснила она коротко. — Биополе не то.
Наташа немедленно вспомнила читанное когда-то о «запахе страха», даже вспомнила научное слово: виктимология. Наука, стало быть, о поведении жертвы… И тут её в очередной раз осенило. Она даже остановилась:
— Так вы, значит, меня… нарочно… накачивали… что вдруг не успеете… да? Нарочно, да?
Губы уже прыгали от отчаяния и беспомощной обиды. Хотелось запустить в Катю сумкой или просто швырнуть её на горячий асфальт… хорошо бы при этом разлилась вонючая краска, заряженная в особое устройство… и бежать, бежать без оглядки…
— Да не сердись ты, — вздохнула Катя. — Ну не Аллу же, в самом деле, было просить?
Насколько Наташа успела узнать Дегтярёву, в её устах это равнялось самым прочувствованным извинениям. Она отвернулась и полезла в карман за платком. Руки ощутимо дрожали. А Катя деловито продолжала:
— Алла, она, извини меня, дура. У шефа на дне рождения не могла официантку изобразить… Как же, пойдёт она тебе целый день по параднякам с сумкой таскаться!..
Наташа громко и горестно всхлипнула. Здравой частью рассудка она понимала, что это выглядело, наверное, неприлично, но удержаться не было сил. Пронзительная обида мешалась с тем состоянием, которое на жаргоне ёмко называется «отходняк».
Катя забрала у неё сумку:
— Сейчас вернёмся в контору, покушаешь — и на диван. А я с шефа не слезу, пока тебе премию за героизм не оформит.
Наташа про себя привыкла считать Дегтярёву довольно-таки заскорузлой особой, и это неожиданное участие заставило её раскиснуть окончательно. Пока шли до почты, Наташин платок успел сперва вымокнуть, потом обсохнуть на солнышке. Они вернули сумку и забрались в машину, поставленную за отделением. Наташа заснула, кажется, ещё прежде, чем Катя тронулась с места.
Вечером, кое-как приведя себя в порядок и отойдя от случившегося, они сидели на крыльце и разглядывали прохожих.
— Брат обещал в банду устроить… — проводив глазами очередной «Мерседес», сказал Гном. — Вот тогда бы…
— Чё ждать, — крутя в руках газовый пистолет, встревал Фарадей. Пистолетом они разжились совсем недавно, ещё не привыкли к нему и потому сегодня не взяли с собой, а жалко. — Нахрен к кому-то, чё, сами не можем? Решаться надо, говорю…
— Не, в банде лучше, там всё культурно, — не соглашался Гном. — Вот и Киса рассказывала…
— Два раза уже получили, мало вам? — кивнула девочка-отличница. — Ну такие самостоятельные…
Они бы пререкались ещё долго, но тут рядом затормозил «Гранд чероки» и уверенный голос позвал:
— Эй, орлы!
— Ребята!!! — обрадовалась Киса. — Плечо!!! А я жду, жду, когда же заедете…
Народный заступник
Рассказывают, будто во время последнего дефицита на бензин, когда у заправочных станций маялись многочасовые вереницы машин, а осатаневшие водители то и дело перегораживали центральные проспекты — на одной АЗС в питерском пригороде произошёл такой случай.
Только что ушёл бензовоз, и очередь мало-помалу продвигалась к заветной цели, радуясь хотя бы тому, что вожделенный бензин не иссякнет прямо перед носом… Когда вдруг мимо вереницы машин лихо промчался сверкающий новизной «Мерседес» и, оттеснив замешкавшийся инвалидный «Москвич», с ходу занял место возле колонки.
Инвалид, седой дядька, когда-то въехавший (как потом выяснилось) на пыльном танке в Берлин, только руками развёл и ничего не сказал наглецу, годившемуся ему во внуки. А что тут говорить? Стыдить имеет смысл только тех, у кого есть стыд. Очередь тоже повозмущалась, но больше между собой, поскольку выбравшийся из «Мерседеса» водитель оказался здоровенным бугаем с толстой золотой цепью на шее. То есть навевало это мысль, мол, в конце-то концов, одна машина вперёд проскочила… стоит ли связываться…
И только из одних ничем не примечательных беленьких «Жигулей» вылез крепкий молодой парень и подошёл к мерседесовладельцу, деловито открывавшему бак.
«Что ж ты, браток, в очереди не стоишь, как все люди?» — спросил он спокойно.
Детина выпрямился и смерил его взглядом, катая за щекой жевательную резинку.
«Вот когда заведёшь такую тачку, как у меня, — любовно кивнул он на свою иномарку, — тогда и ты тоже в очереди не будешь стоять…»
Счёл вопрос исчерпанным и засунул «пистолет» в горловину.
Парень задумчиво покивал, постоял возле него ещё некоторое время, глядя, как заполняется вместительный бак и мелькают оцифрованные колесики счётчика. Потом не торопясь отошёл к своему автомобилю. Люди видели, как он завёл двигатель, выехал из очереди и сдал на полсотни метров назад. Кто-то успел решить, что ему стало некогда, другие предположили, что он запомнил номер обидчика и отправился за подкреплением. Но тут двигатель неожиданно взревел, белые «Жигули» вихрем пронеслись вдоль вереницы машин, резко вильнули и… с грохотом проломили ухоженный борт «Мерседеса». Глазам проглотившего жвачку владельца предстало жуткое зрелище: всё водительское место оказалось смято в лепёшку, отломанный руль улетел через разбитое лобовое стекло, а от приборной панели остались только вздыбленные обломки пластмассы. «Жигули», конечно, выглядели не лучше, но человек, учинивший весь этот разгром, нисколько не пострадал. Он преспокойно вылез из разбитой машины, бросил наземь ключи и сказал белому от потрясения мерседесовладельцу:
«Вот когда ТЫ будешь так менять машины, как я, — вот тогда действительно можешь в очередях не стоять…»
И, не дожидаясь, пока народ оправится от увиденного, просто ушёл пешком по шоссе. Минуту спустя кто-то поехал за ним, но парня уже нигде не было видно. То ли свернул в лес, то ли остановил попутку и укатил.
Инвалид заправил свой «Москвич» и вскоре вернулся с гаишниками. Те начали разбираться, проверили изувеченные «Жигули» по компьютеру… Машина оказалась угнанной и числилась в розыске…
Многие в Питере считали эту историю чистым фольклором; другие видели схожий эпизод в кинофильме про благородного рэкетира, и тут мнения расходились; то ли киношники использовали реальный жизненный случай, то ли выдумали его сами и тем положили начало ещё одному мифу. Но те немногие, кто действительно ЗНАЛ, уверенно называли главным героем этой истории вполне конкретного человека. Лидера тихвинской группировки, двадцатишестилетнего Андрея Аркадьевича Журбу.
…Когда-то здесь был редкий по засранности подвал, куда неохотно заглядывали даже бомжи. По потолку и стенам вились толстые грязные трубы, на полу стояла вонючая вода, круглый год источавшая сырость и комаров. Теперь здесь всё осушили и привели в порядок, сделали ко входу ступеньки и над ними — двускатный металлический навес на фигурных решётках. Яркая вывеска призывала посетить «Коробейник» — магазин каждодневных продуктов и недорогой импортной одежды second hand. Магазинчик в самом деле славился дешевизной. Небогатые пожилые хозяйки из окрестных домов приходили сюда порыться в иностранных обносках. Потом приводили и с гордостью показывали разговорчивым продавщицам внуков, одетых в отстиранные и перешитые рубашечки и штанишки с чужого плеча.
Андрей Журба сидел верхом на металлическом стуле в обширной подсобке «Коробейника» и потягивал из жестянки кока-колу, наблюдая, как ребята извлекают из нескольких больших сумок только что доставленное обмундирование. Кто-то уже вовсю хохотал, прикладывая к себе серую форму с крупными буквами, отсвечивающими в темноте: ГАИ. Другие разглаживали пёстрый камуфляж, взвешивали на руках бронежилеты, именуемые в народе «слюнявчиками», совали головы в дефицитные сферические шлемы. Такие шлемы омоновские командиры, ездившие в Америку, покупают за кровные доллары и потом раздают подчинённым, направляемым в Чечню. Комплект был полный. Ну, а автоматы с Божьей помощью нашлись и свои.