— Только они и будут. Ни один нормальный мужик не побежит к врачу с воплем: «Меня только что трахнул другой мужик!» Потому что нормальные мужики очень редко оказываются в подобной ситуации или предпочитают промолчать. А тут. Чистая драма! Один мальчик бросил другого и теперь тот, кого бросили, решил посадить того, кто бросил.
— Ты принимаешь все близко к сердцу.
— Думаешь, это приятно? Ты только представь, мне даже выдали прибор для сфинктерометрии! Для этого даже прибор есть! Будто без него не видно, что прямая кишка выглядит как-то ненормально! Гиперемия, наличие повреждений и рубцов, воронкообразная форма заднепроходного отверстия — это уже не показатели, да?
— Ну...
— Ладно, если их так в бюро возбуждает проблема сфинкрера, то есть и другие признаки определения его раздолбаности! Зияние заднепроходного отверстия и непроизвольное открытие ануса, выпадение прямой кишки, в конце концов! Нет, нужны показатели сфинктерометрии! А как активного смотреть? Ведь без него я могу только дать заключение о том, что этот хрен, который пришел — гей, если изменения выраженные или то, что половой контакт был, потому что зачастую насильник очень бережно относится к своей жертвой! А вот то, что его изнасиловали — нет!
— Бывают случаи изнасилований, Люц, дети не будут такое скрывать, — я пытался успокоить друга, но выходило плохо.
— Я знаю. Но там не нужен сфинктерометр! Там идут общие признаки, только и всего, — уже более спокойно проговорил Люц, чтобы через несколько секунд взорваться вновь. — Нет, это даже не смешно! У меня нет опыта работы в этой области! Я спросил, а как мне выявлять активного, объясните мне, господа хорошие? Знаешь, что мне ответили? Что есть общие признаки: физиологически выделения, лобковые волосы, яйца гельминтов. Яйца гельминтов?! Сев, это мерзко! А если он помоется? Где я буду этих гельминтов на его члене искать?
— Это же все справедливо не только в отношении геев, Люц. Бывают такие же случаи изнасилований и женщин.
— Я знаю! Но там не нужен этот прибор! Если только это не шлюха с многолетним опытом, которая решила посмотреть на сколько наработала! Вот зачем он нужен для экспертизы конкретно изнасилований, если он применяется в проктологии?
— Тебя этот прибор что ли так завел? — наконец, рассмеялся я. — Ну хочешь, я уволюсь, ты тогда быстро план доберешь, и будешь избавлен от амбулаторной экспертизы.
— Да иди ты! — обижено крикнул он и вышел из кабинета.
Я покачал головой. Сфинктерометр, надо же. Так, что здесь за ночь произошло?
— Панси, пригласи дежурного врача ко мне в кабинет, — отдал я распоряжение заглянувшей в ординаторскую моей последней сестре, которая скоро станет счастливой матерью.
Своим кабинетом я пользовался редко, предпочитая ему ординаторскую.
Стерильный стол, без единой бумажки. Стены, увешанные различными дипломами и сертификатами. Некоторые остались еще с моей недолгой карьеры хирурга.
Дежуривший сегодня ночью Оливер Вуд уже сидел на диване, так как стульев для посетителей в кабинете тоже не было, и разглядывал свои руки. Молодой перспективный парень. Как же он умудрился так проколоться.
— Что произошло? И почему я узнаю о столь интересных вещах от заведующего патологоанатомическим отделением, а не от тебя.
— Я не успел ничего сделать. Да лаборанты не успели даже анализы сделать, как все закончилось. Скорая привезла этого парня с нарушением ритма сердца, без видимой органической патологии. Да даже если поражения и были, то в двадцать пять это ненормально, да? Никакой клиники уже не было. Ни болей, ничего. Я понял только, что это полиорганная недостаточность и агония уже началась. А что было причиной, я не понял, просто не успел.
— Что сказал Люциус?
— Панкреонекроз.
Я пару минут обдумывал. В принципе, в этой ситуации даже поставленный вовремя диагноз не помог бы парню. Панкреонекроз на этой стадии уже не болит, как говорится. Вот раньше боли были явно жуткие. И где же этот парень в то время был? Я снова посмотрел на Оливера.
— Объем проводимого лечения?
— Да, полный. Мы ему два литра успели влить в четыре вены. Струйно практически, только бестолку, — Вуд махнул рукой. — Сейчас-то понятно, что спасти его нереально было. Но тогда я думал, а вдруг?
— Иди домой, ты почти все сделал правильно. Только, если еще раз что-то подобное произойдет, не посылай в морг санитаров. Сходи сам, на вскрытии поприсутствуй, чтобы в следующий раз не догадываться, а знать. Все иди, свободен.
Когда Оливер вышел, я закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Мне нужно уйти в отпуск, съездить на Гавайи или еще куда. А то, я чувствую, что еще немного и у меня начнется профессиональное выгорание.
Я вытащил телефон. Посмотрел на входящие звонки. Вот этот последний с телефона Гермионы. Нужно его в памяти сохранить. Проделав эту нехитрую операцию, я откинулся на спинку кресла и снова прикрыл глаза.
Дверь в кабинет распахнулась без стука.
— Расслабляешься, мальчишка? — Геларт Гриндевальд никогда ни к кому не стучал. Ровесник Альбуса, он все еще был подтянут, здоров и крепко держал в руках скальпель. Нейрохирург, способный творить чудеса и без особых последствий выдерживать по восемь-десять часов за столом. А еще хам и матершинник. Мне в этом плане до него далеко.
— В Багдаде все спокойно, почему бы не расслабиться?
— Кто у тебя сегодня крайний по операционным?
— Роджерс Дэвис.
— Этот имбецил, по недоразумению закончивший у тебя ординатуру?
— У тебя все имбецилы. Напомнить, как давно ты перестал меня так называть?
— Не нужно мне ничего напоминать, у меня с памятью все в порядке. Это вы, молодые, хилые пошли и телом, и силой мысли, а у нас еще есть порох в пороховницах!
— Никогда не сомневался в тебе. Так чем тебя Дэвис не устраивает?
— Я на компрессию иду, в поясничном отделе. Судя по результатам МРТ, спинной мозг не порван. Операция почти семь часов идти будет, это по самым скромным подсчетам, и все время нужен глубокий наркоз. Поработай немного, а? Нечего яйца высиживать. Девчонке всего двадцать, понимаешь? Эта курица умудрилась с дружком на мотоцикле в стену въехать. Ему хоть бы хер на заднице вырос, а девчонка может овощем, ходящим под себя всю оставшуюся жизнь, остаться. Ну, включи логику, если у тебя хоть зачатки ее есть.
Я поморщился. Семь часов проторчать в операционной не хотелось, но что делать?
— Когда? — просто спросил я.
— Да уже начинать должны, девочка готова, это я здесь тебя, барана упрямого, уговариваю.
М-да. Ну и что на это ответить?
Пройдя в святая святых нейрохирургии, мы вымылись. Геларт долго наблюдал за мной, потом не выдержал.
— Нет, я все понимаю, но ты-то зачем руки надраиваешь?
— Привычка, — я пожал плечами. — Если ты не забыл, первичку я у тебя проходил.
Высушив руки и надев маску, я прошел в операционную. Девочка смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Я взял ее карту. Так сердечно-сосудистая система в норме. Дыхательная тоже. Ну что ж, поехали.
— Боишься? — я подошел и встал чуть сбоку, готовя маску. Панси в это время уже присоединила систему и миорелаксант начал свое движение по венам. Девушка кивнула. — А чего боишься-то? Сейчас уснешь, а когда проснешься, все уже закончится.
Я надел ей на лицо маску. Вдохнув первые пары наркозной смеси, девушка моргнула, а через пару минут ее глаза закрылись, и дыхание стало поверхностным. Панси начала делать отметки в листе. А я с тоской думал о том, что буду делать, когда она уйдет в декретный отпуск.
Интубация. Руки все делают автоматически, но каждый раз я боюсь. Боюсь, что не смогу. Потому что у каждого анестезиолога обязательно найдется больной, на котором он не сможет провести эту простейшую манипуляцию. Причин много, но в большинстве случаев они не зависят от действий и квалификации врача. Мой больной пока не находился, и я каждый раз ждал его. Все, готово. Диафрагма расслабилась, за девушку теперь дышит аппарат.
Посмотрел на монитор. Сердце, давление, все в норме. Я кивнул Геларту, мол, можете начинать.
Девушку перевернули на бок, открыв доступ хирургу к полю его деятельности. Небольшое окно, окруженное белоснежными стерильными простынями, которые уже очень скоро белыми быть перестанут, да и стерильными тоже. Я сел на табурет возле отгороженной ширмой головы пациентки, развернув в свою сторону монитор. Преимущество анестезиолога. Во время операций я, если все идет, как надо, сижу. В отличие от хирургов, которые все эти несколько часов проведут на ногах, согнувшись в интересных позах, а сам Геларт еще и львиную часть этого времени будет глядеть на операционное поле через микроскоп.
Первый разрез. Ну, с богом.
Я не следил за операцией. Зачем? Я знаю практически каждое движение хирурга в данной ситуации. Я сам нередко делал такие операции. Как же давно это было?
Из состояния некоей сомнамбулической прострации меня вывел звук присланного сообщения на телефоне. Я удивился.
Гермиона: «Привет. Есть планы на вечер?»
Какой интересный вопрос. И главное, неожиданный. Черт, все-таки неплохо бы было вспомнить, что вчера произошло? Ответить? Я глянул на мониторы. Все в норме, только баллон с закисью заканчивается.
«Привет. Есть предложения?» — думаю, хватит. Пока я менял баллон, на телефон пришло еще одно сообщение:
«Сможешь помочь? Машинку стиральную нужно подключить».
Я усмехнулся.
«Смогу. А что у тебя в доме мужиков нет?»
«Ну как тебе сказать? Невилл уехал, а Поттера я опасаюсь просить».
Хм, логично. Я посмотрел на часы. До конца операции где-то шесть часов. Если не будет осложнений. Так, только не думать об этом. Я тряхнул головой.
«Удивлен твоей проницательности в отношении Поттера. Только вечером».
«Меня днем тоже дома не бывает».
Интересно, у нее нет пациентов, что маловероятно, или девушка просто сбежала на время от всех?
«У тебя выдалась свободная минута? А как же толпы страждущих людей в коридоре?»