[113] на Окском проспекте, ровно посредине между заводом и железнодорожной станцией. Расчеты скорострельных пушек прикрывали подходы к станции «Голутвин» со стороны Оки, территории ГАРОЗ, и поджидали в засаде штурмовики, выходившие после пикирования на мост и окскую переправу.
Занятно то, что орудия этой батареи, можно сказать, «вернулись домой». До войны скорострельные зенитки калибра 37 мм производили на коломенском ГАРОЗ, который для вящей секретности в открытых документах называли завод сельскохозяйственных машин им. К. Е. Ворошилова, а в документах Наркомата вооружений СССР – завод № 4. Теперь изделия[114] этого предприятия защищали небо над родным заводом и городом.
Расчеты батареи крупнокалиберных зенитных пулеметов располагались на крышах цехов Коломенского машиностроительного завода. Подвоз боеприпасов и питания на позиции дежурных расчетов осуществляли грузовики ЗИС-5. Кроме того, у транспортного отдела дивизиона были трактора, которыми передвигали и транспортировали тяжелые дальнобойные орудия, установленные на четырехколесных металлических платформах. Хозвзвод и склады имущества находились при казармах на Бочмановском шоссе, неподалеку от стадиона «Зенит». Штаб 257-го дивизиона разместили возле вокзала «Голутвин» в деревянном двухэтажном здании, где прежде находился родильный дом[115].
Для обеспечения функционирования всех служб дивизиона была необходима надежная связь. Ее обеспечивали бойцы подразделения управления, в распоряжении которых имелось 5 радиостанций и 80 телефонных аппаратов с внушительным запасом телефонного кабеля[116]. При штабе находился пункт телефонной и радиосвязи, свои радисты работали на постах наблюдательных пунктов (НП), от которых к ближайшим огневым позициям шли телефонные линии.
Пространство над городом и районом разделялось на сектора. В каждом секторе находился свой НП, расчеты которого вели не только визуальное наблюдение при помощи биноклей и иных оптических приборов, но и вслушивались, фиксируя шумы моторов в небе. В журнале боевых действий 275 ОЗАД[117] указаны позывные НП 257-го дивизиона в окрестностях Коломны: «Тула», «Брянск», «Егорьевск», «Вышка», «Ока», «Ураган». Они чаще других упоминаются в донесениях, зафиксированных в журнале боевых действий. Но где находились эти НП, теперь сказать трудно. Можно лишь предположить, судя по направлению, что НП «Егорьевск» дислоцировался в селе Дарищи. Скорее всего, пост располагался в руинах храма Святителя Николая, закрытого в 1938 году. Больше подходящих зданий в том селе нет.
Диверсанты-наводчики
Обычно боевая работа зенитчиков начиналась в сумерки, когда эскадры немецких бомбардировщиков пытались прорваться к Москве. Едва они появлялись в зоне поражения, зенитчики 257-го дивизиона открывали огонь, не позволяя противнику прицельно бомбить защищаемые объекты. В темнеющем осеннем небе начиналось феерическое представление воздушного боя, поглазеть на которое выбирались осмелевшие коломенские обыватели.
По мере продвижения немецких самолетов к Москве небо расцвечивалось вспышками разрывов зенитных снарядов, трассерами очередей зенитных пулеметов, лучами прожекторов, а иной раз и огненным метеором сбитого бомбардировщика, валившегося с небес на землю. Увидев это «падение денницы», невольные зрители кричали от радости, но поводы для таких криков бывали редки.
Но зенитчикам приходилось вести бой не только в поднебесье, но и на земле. В журнале боевых действий дивизиона 257-го ОЗАД есть такая запись:
«17.10.41. 1 час. Дарищи. Парщиков доложил: обстрелян наш НП. Ведется перестрелка. Принял Гетман. Сообщено Хапёрскому. 1 ч. 10 мин. Нападающие скрылись в лесу. Организовано окружение. Парщиков. 1 ч. 12 мин. Приказано командиру 3-й батареи немедленно снарядить 12 вооруженных бойцов и выслать их на ДКП (дивизионный командный пункт)»[118].
В ту ночь была попытка прорыва бомбардировщиков Ю-88. Не исключено, что атака на НП в Дарищах была спланированной акцией. В журнале боевых действий несколько раз отмечалось, что при появлении вражеских самолетов в зоне ответственности дивизиона с земли им подавали сигналы зелеными и красными ракетами. Иногда ракетами сигналили и с самолетов.
Что все это означало, ведущим журнал известно не было, а рассуждать отвлеченно не позволял формат заметок. Они лишь дают основание утверждать, что осенью 1941 года в окрестностях Коломны скрывались и действовали несколько диверсионно-разведывательных групп противника, одной из задач которых было наведение самолетов на цели с земли. Поэтому, помимо своих прямых задач по ПВО, 257-й ОЗАД как воинская часть, контролировавшая определенную территорию вдоль железной дороги, станцию и ее окрестности, обязан был проводить противодиверсионную работу.
Орудийные и пулеметные расчеты использовать для патрулирования было нельзя. Бойцов службы огневого обеспечения тоже. Они постоянно находились в готовности по сигналу боевой тревоги занять свои посты. При объявленном «положении № 2» им запрещалось покидать расположение части. А когда объявлялось «положение № 1», артиллеристы, пулеметчики и команда обеспечения дежурили на позициях по боевому расписанию. Их силами обеспечивалось несение караульной службы на боевой позиции, у складов боеприпасов, охрана автомашин, тракторов, ремонтной базы.
Функции патрулирования территории возлагались на работников штаба, медиков, личный состав хозяйственного взвода, политруков и бойцов транспортного отдела, свободных от несения основной службы.
На вокзале станции «Голутвин» и на прилегающей территории действовали патрули оперативного батальона 189-го стрелкового полка 12-й дивизии НКВД и посты 58-го истребительного батальона. Патрульные группы 257-го ОЗАД контролировали железнодорожную линию от станции «Голутвин» до моста через Оку, напротив Щурово, где караульную службу несли бойцы расчетов скорострельных пушек, защищавших мост. Патрули проверяли документы у всех, кого встречали в районе железнодорожной линии. Тех, кто не имел документов, удостоверявших личность, или подозрительно себя вел, задерживали и доставляли в штаб дивизиона, где «особист» проводил опрос и, если считал нужным, направлял задержанных в комендатуру.
Хорошо поставленная служба дала результат. Патруль в составе лейтенанта Гетмана, сержанта Науменко и младшего сержанта Трояна в ночное время на путях перегона Голутвин – Щурово задержал самого настоящего диверсанта, разбиравшего рельсовые пути, подсвечивая себе фонариком.
Исход
Однажды в октябре 1941 года немецкий самолет-разведчик пролетел над Коломной белым днем. Все силы ПВО были сконцентрированы у заводов, мостов и станции, а исторический центр города оставался совершенно неприкрытым с воздуха. По мнению командования, защищать там было нечего – застроенные старыми домами жилые кварталы да руины кремля вряд ли могли привлечь внимание немцев.
То ли пытаясь провоцировать активность средств ПВО, чтобы выяснить их наличие, то ли действительно куражась, ощущая свою полную безнаказанность, немецкий пилот совсем низко прошел над городским рынком, заложил вираж над коломенским кремлем, вернулся и дал пулеметную очередь по людям. Возникла паника, все побежали кто куда, а летчик сбросил над головами перепуганных людей листовки и улетел восвояси. В листовках немцы сулили скоро прийти, призывали арестовывать комиссаров и совработников. Самое ужасное было то, что написанное в листовках очень походило на правду. Ситуация складывалась критическая. Любой имевший глаза и уши видел – немец не бахвалился. Он реально грозил.
По ночам от щуровской переправы через Оку, по Рязанскому шоссе, шли измученные красноармейцы, выходившие откуда-то из-под Тулы. Они мрачно пророчили: «Немца ждите в Коломну завтра!»
Сами они, пройдя Коломну насквозь, переходили Москву-реку по плашкоутным мостам и уходили куда-то по дорогам, тянувшимся через дремучие леса на Егорьевск или Владимир. Куда именно они уходили, никто в Коломне не знал. Главным для людей было то, что Красная армия куда-то уходит, а они остаются.
Город накрыла волна беженцев. В своих записках Немов пишет, как в октябре и ноябре по Рязанскому шоссе – как раз мимо Зимнего театра – направляясь к переправам через Оку, шли вереницы машин. Спешили переправиться, уйти за реку, на Рязань или в объезд Рязани, как можно глубже в тыл, подальше от гула фронтовых орудий, налетов, собственных страхов.
Бензина остро не хватало. Многие автомобили вставали по обочинам – их нечем было заправить. Горючее покупали за огромные деньги. Говорили, что бензин меняли на золото. Через Коломну «своим ходом» уводили целые табуны породистых лошадей. Заметно было паническое бегство евреев. Этот факт в записках Немова отмечен особо. Слухи о зверских расправах с еврейским населением оккупированных областей Украины и Прибалтики уже просочились через линию фронта. Страх гнал целые семьи, часто уходившие с детьми и скарбом просто «куда глаза глядят», только бы подальше от немецких айнзацкоманд и отрядов местных пособников-юдофобов.
В городе стали заметны приметы подготовки к обороне. Возле Зимнего театра саперы рыли позиции для дальнобойных орудий большого калибра, а на углу возле школы № 9 и домов 281–283 по улице Октябрьской революции их уже разместили, развернув в сторону села Протопопово, возле которого издревле была переправа через Оку. Предполагалось вести навесной огонь по берегу с закрытой позиции, если немцы попытаются форсировать реку. В самом театре собирались те, кто ходил на оборонные работы: копать окопы в окрестностях Коломны, устраивать лесные завалы.
Сжигались архивы советских и партийных учреждений. Главным пунктом уничтожения документов стала котельная при большом универсальном магазине Коломторга, во времена НЭПа принадлежавшего Ханзелю. Туда, «к Ханзелю», свозили все самое важное из того, что надлежало спалить, и сжигали под контролем сотрудников райотдела НКВД. В переполненных топках сгорало не все, и листы обгорелой бумаги, вылетевшие через трубу котельной, ветер разносил по всему городу