Бог весть, чем руководствовалось руководство боевых групп в январе 42 года во время боевой операции под Вереей, отправляя разведку во главе с лейтенантом Пушковым, но, во всяком случае, лейтенант в очередной раз не оправдал оказанного ему доверия. Разведчики, которыми командовал Пушков, доложили, что противника не обнаружили, но, когда бойцы коломенского отряда вышли на расстояние прямого выстрела, по ним с опушки леса повели огонь немецкий танк, артиллерийское орудие, пулеметы, два автоматчика и стрелок с винтовкой. Завязался бой, в ходе которого были убиты политрук Январев, бойцы Белокопытов, Полянкин, Вернигоров, смертельно ранили медсестру Журавлеву; подстрелили Соколова, Бадашкина, Короткова и провалившего задание Пушкова[231]. Ответным огнем «истребки» уничтожили автоматчиков и стрелка. Отходя под обстрелом, они сумели вынести с поля боя раненых и тела убитых.
В тот же день около 16 часов по приказу командира 222-й дивизии личный состав отряда на машинах перебросили в Верею, где шел бой. Отряд присоединился к штурмовавшим город частям регулярной армии. В ходе боя отряд попал под интенсивный минометный обстрел, однако продолжил движение к центру маленького городка, по дороге уничтожив двух автоматчиков и минометный расчет. Уже в вечерних сумерках отряд вышел к намеченному рубежу, но, не получая подкрепления от частей дивизии, отошел на исходные позиции. Оттуда бойцов истребительного батальона отвели в тыл. Там их ждало новое задание – совместно с подразделениями 279-го стрелкового полка перерезать дорогу Верея – Можайск.
После дня отдыха они выступили утром 18 января. Впереди шла разведка, которая переправилась через линию фронта, проходившую по реке Протве, не встретив сопротивления. И все повторилось так же, как накануне. Разведка опять не заметила засады, и едва Протву форсировали основные силы отряда, как по ним открыли сильный пулеметный огонь. Стреляли из ДЗОТа, возведенного на берегу. К месту боя выдвинулся взвод немецких автоматчиков, бойцов отряда на берегу реки обстреливал снайпер. От их огня на берегу Протвы пали политрук Андреев, начштаба батальона Воронков и еще пять бойцов[232]. Тела убитых пришлось оставить на поле боя – отходили под огнем автоматчиков, отстреливаясь[233].
Ответным огнем бойцы ударили по вражеским автоматчикам, потерявшим десяток солдат убитыми и ранеными, но подавить огонь пулемета в ДЗОТе и поразить немецкого снайпера так и не удалось. Принявший на себя командование после смерти Воронкова Калинин приказал отходить и вывел людей от линии фронта. На этом участие «истребителей» в боевых действиях на фронте закончилось, и отряд вернулся в Коломну для отдыха и переформирования.
Война в тылу
В политдонесении № 5 от февраля 1942 года отмечалось резкое сокращение личного состава. Несколько десятков бойцов передали в распоряжение областного управления НКВД, часть личного состава батальона передали военкомату, и их призвали в Красную армию. Часть людей забрали для укрепления частей пожарной охраны – в условиях постоянных бомбардировок пожарники несли большие потери.
К февралю 1942 года в строю осталось только 48 бойцов. Таким образом, строевой состав сократился до численности усиленного взвода. На службу ежедневно выступали 26 бойцов, которые при патрулировании объектов города и района задержали 314 человек. Кроме того, бойцы батальона принимали участие в прочесывании местности при проведении поисков и облав, и в них порой летели не только немецкие пули.
В марте 1942 года в Коломенскую городскую больницу из совхоза «Индустрия» доставили девушку с ножевым ранением. Врачи дали знать милиции, и при опросе раненая показала, что ее пырнул ножом односельчанин, который сбежал из армии. Она вечером случайно зашла в дом пожилой соседки и застала там ее сына, который, как она точно знала, должен был находиться в действующей армии. Не дав девушке опомниться, дезертир бросился на нее и ударил ножом. Хозяйка дома не дала ее добить, умолив сына оставить молодую соседку в живых. Она взяла с нее клятву, что та будет молчать. Дезертир пригрозил раненой, что кишки ей выпустит, если выдаст, но не убил.
Про беглого солдата милиции кое-что было известно. Еще осенью 1941 года пришел запрос, по которому проводилась оперативная проверка «пропавшего без вести». В совхоз ездила оперативная группа, опрашивали соседей и мать пропавшего. Соседи его не видели, мать уверяла, что сын не приходил. В горячке того страшного времени более тщательную проверку провести оказалось невозможно. Много тогда народа пропало без вести, сгинув в пламени войны, закрутившись во фронтовой круговерти. Но это, видимо, был другой случай. Выяснили, что боец пропал в сентябре 1941 года, а теперь, похоже, объявился.
Обыск в доме дезертира проводили трое милиционеров. Хозяйка упорно отрицала, что ее сын находится в доме. Слушая вполуха ее разглагольствования, милиционеры осматривали дом, и когда лейтенант Василий Иосифович Хохлов наклонился, чтобы заглянуть под кровать, оттуда раздался выстрел. Дезертир затаился там, сжимая в руках обрез винтовки. Пользуясь секундной паузой, пока двое милиционеров замерли от неожиданности, преступник опрометью кинулся к окну, выбил раму, выпрыгнул во двор и побежал к лесу.
Милиционеры пытались оказать помощь раненому товарищу и не стали преследовать беглеца. Однако помочь Хохлову они уже ничем не смогли – пуля попала лейтенанту в грудь, близко к сердцу. Пришлось вызывать подкрепление, а это было делом не скорым. Пока из конторы совхоза дозвонились в райотдел, пока оттуда приехали, то да се, времени прошло немало. Тем не менее, когда машина с милиционерами и бойцами истребительного батальона пришла, сразу же снарядили поисковую группу, пошедшую по следам убийцы – их легко было увидеть на снегу. Преследователи забрались в самую чащу, где их неожиданно остановила автоматная очередь. У дезертира в лесу был припрятан автомат!
Милиционеры и «истребки» скупо отвечали револьверными и винтовочными выстрелами, потом перестали, потому что никакого толку в подобной перестрелке не было. Преступник это понял по-иному, подумав, что у милиционеров закончились патроны. Он выбрался из своего убежища и направился к ним. То ли решил, что все равно ему не жить, то ли хотел прикончить своих врагов с близкого расстояния… Кто его теперь поймет!? Только он шел прямо на залегших за деревьями милиционеров, совершенно не таясь, с автоматом в руках… Шел, пока револьверная пуля, выпущенная твердой рукой опытного стрелка, не поразила его наповал.
При осмотре лесного участка, где произошла перестрелка, обнаружили добротную землянку, вырытую, видимо, еще с осени, когда беглец вернулся в родные места после того, как его часть разбили где-то в Белоруссии. В неразберихе массового отступления он добрался до дома, сумел укрыться от односельчан и связался с матерью. Та его не выдала. Он же обустроил землянку в глухом лесу и жил там до морозов. Однако зима 1941 года была суровой, и дезертир перебрался в дом к матери. Там он днем прятался в погребе, выбираясь наверх только по ночам.
Расчет на то, что «советам каюк», не оправдался. Немцы до Коломны не дошли, советская власть устояла. Он бы уже и рад был вернуться в армию – да как это сделать!? Как объяснить, где он находился несколько месяцев? Можно было бы выправить какую-нибудь медицинскую справку или пристроиться к какой-нибудь части. В те времена такие фокусы удавались. Но покуда они с маманей думали да гадали, решая, как бы им, сельским жителям, провернуть такую штуку, чтобы официально легализоваться и наказания избежать, к ним как-то вечерком случайно зашла соседка…
Убитого дезертиром лейтенанта Хохлова, участника рейда по немецким тылам в ноябре 1941 года, хоронили со всеми почестями – с выносом знамени, прощальными речами, почетным караулом товарищей-сослуживцев, салютом над могилой на Петропавловском кладбище.
Места погибших, ушедших на фронт или откомандированных сотрудников-мужчин повсеместно стали занимать женщины и девушки. Первой коломенской «милиционершей» стала Антонина Зайцева, а летом 1942 года и в ряды коломенских милиционеров влилось уже солидное женское пополнение. Приказом № 1114 УНКВД по Москве и Московской области от 4 августа 1942 года в ряды коломенских милицейских работников зачислили восемнадцать девушек[234]. Вооруженные винтовками, а позже револьверами девушки в милицейских гимнастерках и синих беретах со звездочкой патрулировали улицы города. Службу они несли исправно, справляясь не хуже мужчин, поддерживали порядок в очень непростое время, когда на руках у людей появилось много оружия, а война, обострив инстинкты, девальвировала ценность человеческой жизни.
Возрождение завода
В 1942 году в Коломну из Кирова вернулась небольшая группа рабочих, инженеров и техников, до войны занятых на производстве дизелей. Для коломенских «дизелистов» никакого дела в Кирове не нашлось, а потому, когда после зимнего контрнаступления под Москвой фронт немного отодвинули от столицы[235], было решено вернуть их в Коломну, где они должны были заново восстановить серийное производство дизелей.
Конечно, Коломенский машиностроительный завод был не тот, что до войны. После эвакуации предприятия в Киров осталось только 8 % рабочих, кое-что из старого оборудования при минимуме запасов материалов и топлива. Собственно, в Коломне оставили то, что не поместилось в эшелоны и что сочли нецелесообразным тащить с собой за 700 верст. Но завод не встал! Ремонтировались прибывавшие с фронтов танки и самоходные установки. Производился большой объем заготовок боеприпасов – точили корпуса минометных мин, авиационных бомб, ручных гранат. Изготавливали шанцевый инструмент и много всякой другой военной «мелочевки», без которой невозможно полноценное воинское снаряжение. Работать пошли многие из тех, кто до войны «вышел на пенсию». Насидевшись на иждивенческих нормах выдачи, пожилые рабочие были рады «тряхнуть стариной», чтобы получать рабочие карточки и заработок, гораздо больший, чем их пенсии.