Конечно, любовью к своим зажиточным соседям неимущие сограждане отнюдь не воспылали, однако языки прикусили и отношений с «хозяйственными» старались не обострять, живо уяснив, что они в своем праве, и власти не имеют ничего против такого положения вещей.
Имевшие собственные дома горожане оказались в более выгодном положении[259]. Работая на разных предприятиях города, они не подлежали крестьянскому налогообложению, но фактически имели натуральное подсобное хозяйство. Жившие «в частном секторе» работники завода получали свои «законные» участки от предприятия за городом, а еще подле своего дома засаживали картошкой любой клочок усадебной земли. Расширяя насколько возможно площадь посадки, вырубали под огороды сады и засаживали картошкой палисадники перед окнами домов. Земля при доме родила лучше, и ее старались удобрять навозом и обрабатывали тщательнее. Она была «своя». За ней ухаживали.
В сарайчиках на дворе заводили кур, кроликов, коз – живность, которую в летнее время можно было держать на подножном корму. Хорошая дойная коза для семьи в скудный год была спасительницей. Стоила она очень не дешево, так еще пойди найди такого дурака-хозяина, который согласится продать рогатую кормилицу. Разве что по случаю можно было прикупить. Это считалось удачей.
На рынках появились целые ряды, где бойко торговали цыплятами, крольчатами, козлятами. Обзавестись такого рода хозяйством было несложно. Это поощрялось. Широко выпускались разнообразные пособия по домашнему животноводству, в которых доступно разъяснялось, как лучше все организовать в хозяйстве.
У кого был доступ к помоям, к каким-нибудь пищевым отходам общепита или имелась лишняя картошка (мелочь, обрезки, мороженая), те держали поросят. Их откармливали «на сало». Так они и вес набирают быстрее, и соленое сало могло долго лежать. Его можно было есть и так просто, с хлебом, как бутерброд, и в кашу накрошить, и в щи, и с картошкой пожарить.
На рынок с таким товаром явиться было не зазорно. Выменять на кусок сала можно было что угодно. Сальцо «стояло в хорошей цене». Но возни с поросятами выходило больше именно из-за проблем с откормом. Это был в основном сельский промысел, в городе немногие брались.
К 1944 году цену на сало немного сбил «лярд». Так на русский лад называли лард – топленое свиное сало в банках, аналог украинского смальца, продукт, поставлявшийся союзниками-американцами по ленд-лизу. Все эти словечки тогда быстро освоили. Однако ж сало оставалось салом. Особенно оно ценилось у людей простых, не допущенных к ленд-лизовским благодатям вроде американской тушенки, консервированных сосисок, колбасного фарша в банках и яичного порошка.
Корову держать было еще труднее, но тот, кто решался на такую мороку, в накладе не оставался, потому что можно было «прожить одной коровой», торгуя молоком. И прожить весьма не худо. Сами посудите: по данным статистического отчета рязанского отделения Госбанка, в апреле 1944 года молоко стоило в нормированной торговле 2 рубля за литр, а в коммерческой – 60 рублей. На рынке литр молока стоил 52 рубля. Посчитаем! Хорошая коровка трижды в день давала по ведру молока. То есть литров около 30 в сутки. Кладем по 50 рублей за литр, получается 150 рублей. Ну, пусть 120 или даже 100 рублей. В день! Стало быть, около 4000 рублей или немного меньше в месяц – коровы выходных и праздников не знают, доятся регулярно. Если даже отбросить расходы и оставить половинку, то 2000 рублей «чистыми» выходит. Ну или около того. В ту пору, когда зарплата железнодорожника в месяц была 500–550 рублей, заводской рабочий получал 500–600 рублей, инженер 1000–1300. При ценах на сливочное масло в нормированной торговле 25 рублей за кило, в коммерческом магазине 1000 рублей за кило, на рынке тот же килограмм масла стоил 630 рублей[260].
Не худо? Весьма! Однако же были и свои «но». Корова требовала постоянного ухода и заботы. Ее надо было летом где-то пасти, выводя на травку, а таких участков в ближайшей окрестности городов оставалось немного. Колхозы кругом, совхозы, ведомственные территории, огороды. Выручали неудобья – городские пустыри, поляны пригородных лесов, заросшие травой лесопосадки вдоль железных дорог, обочины шоссе. На зиму нужно было где-то запасаться сеном. Сами косили, где можно. Покупали зимой на рынке у крестьян. Его продавали на вес мешками.
Всю эту хлопотную деятельность могли позволить себе только те, у кого был документ, освобождавший от работы, – домохозяйки, пенсионеры, инвалиды и прочие «иждивенцы». Вернее, те, у кого была справка, удостоверяющая принадлежность к этой группе лиц. Остальных неработающих могли привлечь к ответственности за тунеядство и проживание на нетрудовые доходы. Да и трудовую повинность никто не отменял.
Легальный бизнес
Вопреки укоренившемуся в позднейшие времена мнению, при советской власти вполне легально можно было заниматься частнопредпринимательской деятельностью. Для этого требовалось выправлять разрешение в финотделе местного совета и платить особые налоги. Например, медикам не возбранялось заниматься частной практикой. Никого не удивлял прием на дому, допустим, зубного врача[261], гомеопата, массажиста или физиотерапевта. Вспомните, как в фильме «Близнецы» старичок-профессор «лечил электричеством» товарища Еропкина у себя на дому, – это вот про то самое.
Маникюр и педикюр в государственных парикмахерских не делали. Только в частных кабинетах. Там же клиенткам делали лицевые маски и иные косметические процедуры. Это считалось нормой и никого не удивляло.
Многие портные и сапожники «работали от себя», так это тогда называлось. К ним примыкали чистильщики сапог, будочки которых торчали повсюду в людных местах и стали частью привычного городского пейзажа. Они торговали шнурками, стельками, самодельным гуталином и прочим мелким товаром. Этот промысел целиком монополизировала община ассирийцев. Чистка обуви и мелочная торговля являлись для них не более чем прикрытием – через будки чистильщиков реализовывалась масса всякого разного, такого, чего в советских магазинах днем с огнем было не сыскать. Даже в коммерческих и комиссионках[262].
В недрах ассирийского сообщества крутились большие деньги, и секреты его общения с официальными властями не раскрыты по сию пору. Остается констатировать только факт: ассирийцы были везде, занимались своим делом, никто их не трогал. Коломна в этом смысле исключением не была.
Практически частная коммерция процветала под вывеской «промкооперации» и различных хозрасчетных артелей, занимавшихся выпуском самых разнообразных товаров повседневного спроса. Подобных «фирм» с общественным капиталом без участия государства было множество! Можно сказать, целая система предприятий. Особым постановлением СНК СССР и ЦК ВКП(б) «О мероприятиях по увеличению производства товаров широкого потребления» от 7 января 1941 года продукцию, изготовленную из отходов и местного сырья, разрешалось оставлять в распоряжении района, области, края, республики. А если что-то производилось из фондовых недефицитных материалов, то на местах производства для реализации оставляли половину произведенного товара.
Цены на товары устанавливались с учетом рыночной конъюнктуры, по согласованию с районными и городскими властями. Уже во время войны появились многочисленные артели инвалидов, обеспечивавшие посильным трудом и заработком искалеченных ветеранов войны. Эти артели имели льготы и производили множество разных нужных и полезных вещей – от всевозможной бытовой мелочевки до радиоприемников.
При организации предприятия – товарищества, промышленной артели, кооператива – разрешалось вкладывать в дело до двухсот тысяч рублей. Такую же сумму на срок три года давали в банке при условии, что деньги пойдут на расширение старых и организацию новых предприятий, которые в течение двух лет освобождались от налога с оборота, бюджетной наценки и подоходного налога. Цеха ширпотреба заводов союзного подчинения перепрофилировались на другие нужды, а высвобождаемое оборудование передавалось в промышленные кооперативы.
В качестве коломенского примера такой финансово-промышленной деятельности можно привести промартель «Спартак», занимавшуюся множеством самых разных дел – от закупок сельхозпродукции и производства предметов обихода до бытового обслуживания населения. Скажем, «Спартаку» принадлежало очень популярное в городе фотоателье. У промартели была даже своя футбольная команда, выступавшая в городском первенстве!
За каждым хозрасчетным предприятием, за каждой артелью и даже кустарем-одиночкой, занимавшимся столярным делом или починкой обуви, бдительно следили фискалы, на новый манер называвшиеся инспекторами районных финотделов, в просторечье же фининспекторы или фины. Их боялись как огня! Но… как уже говорилось выше по другому поводу, вода дырочку найдет. Хозрасчетным товариществам, артелям промкооперации, артелям инвалидов полагались большие льготы, и через них «делались многие дела».
Часть 5С нами Бог, кого убоюся!
Оттенки ощущений
Сейчас очень модно стало утверждать, что весь советский народ изначально был уверен в победе над фашистами. Спорить о том, так ли это было на самом деле или нет, – занятие пустое. Те, кто утверждают подобное, в это верят. Факты им не указ. И отчасти они даже правы. Несколько лет войны отчетливо делятся на периоды. Достаточно просто почитать местные газеты военной поры за 1941–1942 годы, и в этих текстах, даже сквозь густую трескотню официальной пропаганды, можно ощутить весь ужас и шаткость тогдашней военно-политической ситуации. Иное дело газеты 1944 года! Вот в них да, чувствуется, что победа не за горами. И дело даже не в том же пропагандистском камлании газетчиков «на первой странице». Нет! Вот как раз вторая страница