– На что ты намекаешь? – Ронда потянулась, чтобы схватить парня за грудки, но в последний момент ее руки будто натолкнулись на незримую стену.
Досадливо прикусив губу, она отпрянула, искренне не понимая, что происходит с ее телом. Откуда эта нерешительность?
– К твоему сведению, у меня все прекрасно с памятью. Поэтому, Этель, можешь не сомневаться, я не забуду о своем наказе. Парк под строгим запретом! А если сейчас же не пойдешь домой, то и встречи с этим… Ви тоже запрещу.
Огонь гнева, который вспыхнул в глазах сестры, не могла скрыть даже ночь. Этель хотела сказать что-то злое и ядовитое, но ее защитник снова взял все в свои руки:
– Повторяю, ты не посмеешь вставать между нами. Может, ты и забудешь меня и мое имя, но этот приказ останется с тобой.
– Приказ?! – Кровь жаром прилила к щекам. Ронда вспыхнула как спичка. – Можешь забыть о встречах с моей сестрой!
Ви лишь пожал плечами:
– Я все сказал. Встанешь между нами, и я выверну тебя наизнанку.
Почему-то после этих слов Ронда покрылась липкими мурашками. Она быстро убедила себя в том, что дело в холодном ветре и мокрой одежде, и надменно хмыкнула. Дальше вести спор с отмороженным парнем сестры она не видела смысла, а потому обратилась напрямую к Этель:
– Ты меня слышала. Приходишь сегодня домой либо со мной, либо ночуешь в другом месте. Уяснила?
Не дожидаясь ответа, Ронда отвернулась и зашагала к аллее тем же путем, которым пришла, – через кусты. Идти в одной туфле оказалось очень сложно, поэтому Ронда скинула ее и швырнула в воду.
Все время, что она продиралась через ветви, а потом босая ждала Этель у фонаря, ей казалось, что она что-то упустила. Злость на сестру, переживания из-за Ааррона и неугомонная тревога сплелись в канат, что крепче и крепче затягивался вокруг шеи.
Когда из тени наконец показалась промокшая до нитки сестра, Ронда накрутила себя до такой степени, что не смогла промолчать:
– Ненормальная, – шикнула она, дрожа от холода. – И угораздило же тебя залезть на катамаран посреди ночи! Зачем ты полезла туда одна?
Едва сказав это, Ронда ощутила короткое смятение. Нечто подобное она чувствовала, когда перед выходом на работу в дождливое утро забывала, где лежит зонт. Ну а сейчас-то что не так?
Этель отстала. Обернувшись, Ронда поняла, что сестра просто застыла посреди дорожки. Свет фонаря едва касался ее лица, исполосованного шрамами, и Ронда могла лишь гадать, что сейчас отражают глаза сестры.
– Ронда…
Голос Этель дрожал, и это ужасно пугало. Ронда застыла как вкопанная, надеясь услышать, что еще скажет сестра. Но та молчала.
– Что-то не так? – взволнованно спросила Ронда и сделала несколько шагов навстречу сестре.
– Ты забыла…
Она умолкла на полуслове, и на несколько секунд вокруг повисла безупречная тишина.
– Что? Что забыла? – Ронда нахмурилась. Сердце тревожно затрепетало.
– Твои туфли, – выдавила Этель, указав отчего-то дрожащей рукой на босые ноги сестры.
– Я не забыла их, а оставила в пруду, – отмахнулась Ронда. – Один потерялся где-то на дне, и от второго больше толку нет. Так что…
Она замолчала, когда вдруг поняла, что Этель плачет. Вся ее злость на сестру мигом испарилась, и Ронда подлетела к ней, схватив за дрожащие плечи.
– Ты чего? Эй?
Этель не отвечала, а только молча трясла головой. Ронда перестала задавать вопросы или пытаться успокоить Этель, когда поняла, что это бесполезно. Наверняка это из-за пережитого стресса. Окажись она на месте сестры, тоже напугалась бы не на шутку: ночью, в полном одиночестве начать тонуть в пруду из-за идиотского желания прокатиться на катамаране – не лучшее развлечение на вечер.
Когда Этель немного успокоилась, они направились к воротам парка. Вокруг уже не было людей, огни «Жерла» гасли один за другим. Яркие палатки обратились в пустые темные пещеры.
Чтобы немного разрядить обстановку и сгладить острые углы после ссоры, Ронда решила пошутить:
– Знаешь, на какую-то секунду я решила, что ты ревешь из-за моих туфель.
Этель сдавленно хохотнула, и губ Ронды впервые за вечер коснулась искренняя улыбка.
– Туфли реально жалко. Они классные. Были…
– Именно, – вздохнула Ронда. – А ты говоришь «забыла их». Ага, конечно! Такие забудешь!
Этель остановилась, чтобы снять свои уцелевшие туфли. Теперь они обе шли босиком.
– Это точно, – согласилась Этель как-то напряженно, и это насторожило Ронду.
– Забыла, – снова презрительно фыркнула она. – Ты же знаешь, у меня хорошая память! Так что на этот счет даже не думай.
– Да, – сдавленно согласилась Этель, даже не глянув в сторону сестры. Она смотрела на исчезающую за кронами крышу «Юстины». – Разумеется.
Глава 16Каспер
Каспер не вернулся на вечеринку Тобиаса, и от дома Дарена, где не застал парня, отправился сразу к себе. Его все еще потряхивало после всего, что случилось в коттедже Вальетти: карман, где Каспер обычно носил телефон, сиротливо пустовал, а губы жгло после нежеланного поцелуя. Каспер даже не знал, как звали ту девчонку, прильнувшую к нему! Но больше всего его тревожило отсутствие Дарена. Куда он мог уйти поздним вечером?
Каспер ударил по рулю, когда понял, насколько странно то, что он чувствует. С каких пор он мысленно произносит имя Дарена чаще, чем чье-либо? Почему вообще волнуется о нем?
«Это все из-за той драки в парке», – попытался успокоиться Каспер, но не смог соврать сам себе и разозлился еще больше.
Разозлился, потому что однажды, в школе, уже испытывал эту неправильную симпатию к своему однокласснику. Каспер по глупости признался Ло, за что горько поплатился.
«Твои родители наверняка в ужасе от того, что они вырастили. Извращенец!»
«Не заходи с нами в одну раздевалку!»
«Отвали от нас, понял? Мы нормальные. Ищи таких же выродков, как ты».
Тогда Каспер четко понял: его чувства – ошибка. Он – ошибка. Неправильный. Противоестественный.
Он ненавидел себя за это. Бежал, даже мысленно не решаясь принять себя и свои чувства. И уж тем более он не мог признаться родителям, не мог допустить, чтобы они узнали, кого однажды пустили под свое крыло.
Приемный ребенок, которого полюбили как родного. Дали ему все и даже больше. Разве Каспер мог разочаровать свою семью? Разве мог показать, кого чета Элон приютила на самом деле?
Вот почему Каспер связался со свитой, вот почему так тщательно выстраивал свою репутацию и почему так пекся о ней теперь. Он старательно замел следы прошлого и теперь не позволит позору и гнету школьных времен просочиться еще и в настоящее.
Пока им восхищаются, пока на него равняются, пока им гордятся – никто и предположить не рискнет, что Каспера девушки не интересуют.
«Мне не нравится Дарен!» – подумал Каспер упрямо, но вопреки мыслям сердце споткнулось на чужом имени.
Когда он подъехал, в окнах родного дома горел свет. Каспер не помнил, забыл ли он его выключить сам или, может, это из кинотеатра вернулись родители? Он припарковал чужую машину и устало направился в дом, хотя душой рвался обратно к авто: нужно найти Дарена! Нужно убедиться, что с Йоркером все в порядке! Нужно…
«Нужно вытряхнуть этот бред из головы. Мы даже не друзья», – подумал Каспер и заставил себя шагнуть через порог… и тут же застыл, когда, едва оказавшись дома, увидел его. В широко распахнутых от страха карих глазах блестели слезы. Пшеничные волосы были взлохмачены, кожа напоминала тонкую и бледную газетную бумагу. Но больше всего пугал безумный бегающий взгляд и шепот дрожащего голоса:
– Каспер, прости меня. Прости.
Каспер закрыл входную дверь лишь спустя несколько секунд, когда оцепенение отпустило. Он ошарашенно смотрел на Дарена, пытаясь понять, не сбрендил ли. Не думал ли о Йоркере настолько часто, что теперь видит галлюцинации с ним?
В голове крутилось столько вопросов! Зачем ты пришел? Как ты попал в дом? Тебя видели? Но вместо этого Каспер спросил:
– Что с тобой?
Дарен собирался что-то сказать, но мотнул головой. Накрыл дрожащей рукой рот и крепко зажмурился.
– Дарен? – позвал Каспер и нерешительно шагнул в сторону парня. Тот тут же распахнул веки, и из его глаз скатилось несколько крупных капель.
Каспер замер, не зная, что делать. Пока какая-то его часть просила выставить Дарена на улицу и тем самым доказать, что у него к Йоркеру никаких чувств нет, душа кровоточила. Она плакала вместе с Дареном.
– Дарен… Чем я могу тебе помочь? – сдаваясь самому себе, тихо спросил Каспер.
На секунду глаза Дарена изумленно расширились. Затем его лицо просветлело, озаренное надеждой и каким-то еще едва уловимым чувством. Благодарностью?
Но то было лишь короткое мгновение, в которое терзавшая Дарена боль отпустила. Сковавшееся в глухой кокон отчаяние треснуло, и через ту крохотную щель Каспер увидел другого Дарена: горящего надеждой и восхищением. Но всего на секунду. Потом оковы уныния вновь сомкнулись, задушив крохотные проблески света в душе Дарена.
Каспер видел все это в карих глазах, что за короткое время успели отразить и радость принятия, и боль безысходности и отчаяния. К своему стыду, он понял, что чувствует то же, что и Дарен. Эти эмоции словно перетекали в него через незримые нити, и Каспер не собирался их обрывать.
Возможно, потом он пожалеет об этом. Но сейчас он хотел хоть сколько-нибудь помочь Дарену, забрать хоть малую часть его боли.
– Пойдем, – Каспер поманил рукой и, обогнув Дарена, направился к лестнице, ведущей к его комнате.
По пути он заглянул в гостиную и кухню, чтобы убедиться – родители еще не вернулись. Значит, Дарен вошел сам, и Каспер прекрасно понимал, как именно Йоркеру это удалось. Каспер ведь не закрывал входную дверь и сейчас неосознанно хвалил себя за это. Большая удача, что Дарен дождался его, а не ушел бродить в таком состоянии по ночным улицам.
«Ты хоть сам понимаешь, о чем думаешь?» – взвился внутренний голос, но Каспер отмахнулся от его причитаний. Понимает. И обязательно поразмыслит об этом. Потом. Сейчас есть кое-что более важное, чем очередные самокопания по поводу ориентации.