– Будешь использовать эти знания для «заклинаний». Так твои трюки станут эффектнее для зрителей, – приказала Мадам.
Языку Ви учил безногий уродец, Томас. Как оказалось, когда-то Томас мечтал стать врачом, но таких, как он, ни в больницах, ни в обществе видеть не желали. Как и у всех «драгоценностей» Мадам, у Томаса был всего один путь – цирк. По крайней мере, так считал сам актер, и Ви его за это презирал.
Однажды, когда латинский Ви стал достаточно хорош, он использовал его, чтобы сказать о своей ненависти Томасу. Но тот лишь рассмеялся.
– Тебе этого не понять, – загадочно улыбнулся мужчина. Его безногое туловище покоилось на одном из ящиков, куда Томаса подсадил Ви.
Другой человек сейчас скрестил бы руки на груди, но Томас никогда не использовал этот жест. Вместо этого уродец уперся ладонями позади таза в ящики, чтобы удерживать вертикальное положение.
Ви вообще заметил, что его собственные руки и руки Томаса – будто совершенно разные части человеческого тела. У Ви они были тонкими и красивыми, а руки Томаса – крепкими столбами с толстыми ладонями и короткими пальцами. Его кисти всегда оставались грязными и пыльными, потому что заменяли стопы. Оттого Ви кривился, когда видел, как Томас этими же руками ест.
– И что же мне не понять? Вашу слабость, которую называете выбором? – все так же на латинском спросил Ви. – Я с вами в одной лодке, и это не выбор. Мне его никогда не давали.
– Но это не дает тебе права обесценивать наш.
Ви не стал спорить и дерзить. Он знал, что за дверью ждет охрана, которую Мадам предусмотрительно приставила к каждому, даже самому верному уродцу. Ви уродом делала не внешность, а его способности. И потому он оставался самым ценным экспонатом – загадочным, противоестественным, но вожделенным.
Среди уродов его внешность, лишенная деформаций, казалась заурядной. Но эта же банальная здесь, в цирке, красота делала повзрослевшего Ви любимчиком дамской публики.
Он был гвоздем любой программы, финальным аккордом, которого с замиранием сердца ждал весь зал. Если бы Ви мог выйти наружу, он бы увидел афиши со своим именем, услышал бы восхищенные речи о себе и влюбленные вздохи молодых красавиц.
Его называли магом, чародеем и кудесником, и это представление часто использовала Мадам, объявляя Ви. Выходя на сцену, он никогда не улыбался, за что первое время получал плетью, едва опускался занавес, а зал пустел.
– Показывай зубки, Ви, иначе я устрою все так, что ты их лишишься! – запугивала Мадам, но так и не воплотила угрозу в жизнь.
Ви прослыл печальным чаровником, и это лишь укрепило любовь зрительниц к нему. Гостьи театра скупали билеты даже на те представления, программу которых уже видели, лишь бы вновь полюбоваться выступлением Ви. Они восхваляли его прекрасные, но грустные глаза и гадали о том, что могло ранить сердце молодого артиста.
Из-за кулис Ви часто следил за представляениями других. Он не хотел признаваться себе в том, что ему нравятся зрелищные номера акробатов и эксцентричные – фокусников. Но свое презрение к выступлениям уродцев Ви никогда не скрывал.
Его точеное лицо искажал гнев всякий раз, когда зал восторженно рукоплескал тем, кого на улице уже давно бы забили камнями. Зрители взрывались хохотом, когда безногий Томас исполнял трюки, прыгая по ступеням ярких лестниц или раскачиваясь на подвешенных обручах. Гости аплодировали Лее, когда она играла на двух музыкальных инструментах сразу: в здоровые руки девушка брала скрипку, а в те, что выпирали из-под ключиц, – треугольник. Нестройная музыка скребла по ушам. Она вызывала у Ви внутреннюю панику, но зрители довольно свистели и просили сыграть что-нибудь еще.
Они смеялись над жуткими и мерзкими деформациями тех, кого считали ошибками природы: слишком волосатые, слишком низкие, высокие, с нечеловеческим языком или жабрами… Слишком уродливые.
Ви раздражала радость зрителей. Чем они восхищены? Что рисует на их лицах острые улыбки, больше похожие на звериные оскалы? Ответ простой: осознание превосходства, счастье от собственной заурядности. Но выступления Ви никогда не дарили залу подобных чувств: красивый и одаренный, ему можно было только завидовать. А потому Ви недоумевал – почему так нравится людям?
Каждое его выступление походило на другое. Все было завязано на Изнанке. Ему даже не требовалось создавать новые разломы, Ви всегда хватало старых окон. Отточенными грациозными движениями он доставал из видимых лишь ему расщелин различные предметы, и это вызывало у публики неописуемый восторг. Загадочная музыка, блеск дорогой ткани костюмов, «заклинания» на чужом для каждого в этом зале языке – все создавало атмосферу таинства и магии.
Но хмурая Мадам всегда оставалась недовольна.
– Я знаю, что ты можешь лучше. Я хочу, чтобы ты во время представления наколдовал какого-нибудь зверя. Неужели непонятно?!
Ви все понимал. Но не мог.
Мадам ему не верила. Как и не верила в то, что у мира людей есть зеркальное отражение – Изнанка, наполненная истинными образами, сотканными из душ и эмоций.
Все знания об Изнанке Ви добывал сам, используя свой дар, опыт и интуицию. Он знал, что вся его информация поверхностна. Знал, что встретить кого-то с похожими способностями – несбыточная мечта, а потому уникальность легла на плечи грузом одиночества. Некому было ответить на вопросы Ви, никто не мог разделить его чувства.
Мадам считала Ви лжецом. Фокусником, не желающим раскрывать тайны своего мастерства. Однако зрителям продолжали представлять его как мага и чародея.
Что ж, все это Ви только на руку.
Он помнил предсмертный разговор Кэтлин с его матерью почти дословно. Повторял его в мыслях перед сном, и эти знания наслаивались на опыт и умения.
Так Ви понял, что никогда не сможет провести через разлом живое существо, потому что для этого нужен Якорь. Кажется, так называла источник жизненных сил Кэтлин. И, судя по всему, Ви не мог создать Якорь, потому что сам существовал благодаря ему. Он Странник, а не Зрячий. Он сам – порождение Изнанки.
Он был уверен в этом, а потому новые горизонты способностей стали для Ви шокирующим сюрпризом.
Когда Ви исполнилось восемнадцать, он сумел вытащить из разлома гигантскую мышь, у которой по всему телу вместо шерсти росли зубы. Это случилось прямо во время выступления, когда на Ви были направлены столпы света и все взгляды. Он сам поразился случившемуся и швырнул мерзкое существо в толпу. Мышь угодила на шляпку одной из дам в первом ряду, но ни оглушительного визга, ни истерик не последовало, да и спустя время существо не исчезло.
Ви ошарашенно застыл посреди сцены. Оркестр прекратил играть, а Ви изумленно смотрел на крохотное чудовище, до которого никому не было дела.
В тот день он сорвал собственное выступление, и после конца представления Мадам заставила каждого актера хотя бы раз ударить Ви плетью.
В тот день Ви понял, что Изнанка может быть ощутимой и реальной, как предметы, что он извлекал из разломов, а может стать незримым, но живым призраком, лишенным Якоря. Первые творения были видимы и ощутимы каждому, но быстро ускользали обратно в разлом. Вторые – оставались открыты взору одного только Ви. Хотя он подозревал, что будь среди гостей или артистов Зрячие, они бы тоже все увидели.
Это событие стало новой ступенью в самопознании Ви, но эта же лестница вела в бездну бесчеловечности. Ведь в тот день Ви впервые задумался над тем, что его способности масштабнее, чем он подозревал. Тогда он догадался, что может открывать разломы не только в пространстве, но и в людях.
Первым, на ком Ви испытал свою новую способность, стал приставленный к камере надсмотрщик. Мужчина лет сорока с обрюзглым лицом и злыми глазами никогда не нравился Ви, а потому он не колебался с выбором.
В один из вечеров надсмотрщик принес в камеру новые ящики на замену сгнившим. Ви переминался с ноги на ногу за спиной амбала, и вода хлюпала под его протертыми сапогами. Он не знал, сработает ли его затея и с чего начать, а потому потерял много времени. Громила уже собирался уходить, когда Ви вдруг преградил тому дорогу.
– Исчезни, фокусник, – охранник смерил Ви презрительным взглядом.
Тот не отступил. Шарил взглядом по телу, пытаясь понять, где граница между реальностью и Изнанкой тоньше всего.
«У сердца», – подсказала расчетливая и холодная часть Ви. Та самая, что сама была ближе всего к Изнанке.
– Оглох, выродок? Я из тебя кишки выпущу!
– Не быстрее, чем я выпущу из тебя всю гниль, – с морозным спокойствием ответил Ви и ощутил, как под силой его воли граница лопнула, точно давно нарывавший гнойник.
Ребра охранника хрустнули, когда из-под них начали продираться руки с ободранной кожей. Мужчина рухнул на колени в воду, а Ви попятился на шаг. Он с интересом наблюдал за результатом своего эксперимента.
Прямо сейчас Ви мог бы сбежать. Путь открыт! Но он не хотел уходить. Итог этого жестокого опыта интересовал его куда больше свободы.
На крики охранника сбежались другие прислужники Мадам. Несчастный вопил о дьяволе в человеческом обличье и, брызжа слюной, указывал на Ви. Но, как Ви и предполагал, надсмотрщику не верили. Никто не видел того, что видел раненный разломом и Странник. Среди артистов и других слуг театра Мадам не было Зрячих.
Значит, получилось. У него получилось!
Ви намеренно не наделил эту вырванную из противника Изнанку ни каплей жизни. Он повторил то, что не так давно случайно проделал на сцене, – создал новый вид разлома.
Ви уже понял, что не все творения стоит наделять частью жизненной силы, делая их зримыми. Истинными. Некоторым порождениям Изнанки достаточно дать дверь, сквозь которую они смогут пройти.
Такие творения Ви назвал Фантомами. Их не видел никто, кроме самого Ви и тех, кого он пометил разломом. Но эти кусочки Изнанки были живучими и прожорливыми. Не имея возможности существовать вдали от своего разлома, Фантомы безуспешно силились его расширить. Изнанка сочилась сквозь прорезь между пространствами, и чем омерзительнее была истинная сущность человека, тем ядовитее и опаснее были его Фантомы.