Он не торопился. Ви наслаждался паникой, которую сеял одним своим присутствием.
– Apparent[7]! – довольно промурлыкал «заклинание» Ви и вытащил из разлома горсть гноя, смешанного со слизью. Эта гадкая смесь густым слоем покрывала все, что имелось на сцене. Раньше Ви мог найти в разломах театра цветы, осколки цветных стекол, блестящие диковинные веера… Но в последние месяцы это место задыхалось.
Из зала послышались вздохи и полные омерзения голоса. Ви ухмыльнулся. Эти дураки даже не понимали, что сами создают Изнанку, от которой их же и воротит. Он презрительно швырнул липкий желто-зеленый комок слизи в толпу. Кто-то из дам завизжал. Какой-то мужчина обругал Ви так, что еще несколько женщин едва не упали в обморок от услышанного.
– Как ты это делаешь? – оборвал представление управляющий, про которого Ви почти успел забыть. – Ты прячешь что-то в рукавах?
– Я могу создавать окна, ведущие в отражение нашего мира, – гордо и громко заявил Ви. Впервые он сказал это на публику и теперь испытывал невероятное облегчение.
– Я не вижу, что ты влезаешь рукой в какое-то окно, – нахмурился управляющий, и из зала послышались одобрительные возгласы. – Будь это проход в иной мир, ты бы мог войти в него, разве нет?
– Я не могу проходить сквозь разломы, пока мой Якорь здесь, – наивно пояснил Ви, полагая, что его поймут. – Я пытался. Не получается. Больше, чем по локоть, погрузиться в разлом не выходит.
Шепотки в зале стали громче.
– Покажи еще раз.
Ви послушно поднял руку и пропустил ее сквозь зависший в воздухе разрез. Сквозь тонкую щель между пространствами он всегда видел, к чему тянется, а потому мог выбирать, что достать из Изнанки.
В этот раз он достал мертвое насекомое, похожее на сороконожку.
– Ты врешь про окна, – сузил глаза управляющий. За его спиной бледным призраком застыла Мадам. Ее репутация, ее жизнь были в руках Ви, и это заставляло его сердце радостно петь. – Я вижу твои ладони и не вижу никаких окон.
– Хотите это исправить? – губы расползлись в улыбке змея-искусителя. Если бы Ви мог видеть себя со стороны, он бы удивился тому, как ярко засветились золотом его глаза. В приглушенном свете его зрачки казались нечеловечески узкими, вертикальными.
– Не делай этого!
На какой-то миг Ви ощутил себя так, будто его плетью хлестнули по внутренним органам. Этот голос он не слышал тринадцать лет, а теперь, в самый ответственный момент его жизни, тот раздался так ясно и четко, что подкосились ноги.
«Мама?»
Ви обернулся на зал, но родное лицо отыскать так и не смог. Видел десятки незнакомцев, в душах которых нарывала гниль.
– Ты можешь показать мне разлом? – набравшись смелости, управляющий встал напротив Ви на расстоянии вытянутой руки.
Мадам тут же выскочила на сцену и дернула Ви за расшитый золотыми нитями рукав:
– Ви, скажи им всем, что ты просто фокусник! Ты ведь столько лет работаешь на меня! Будь ты чародеем, мы бы это уже знали!
Ви рассмеялся, запрокинув голову. Мадам тут же отпустила его и попятилась.
– Вы так считаете, потому что будь я чародеем, наверняка бы сбежал? Так, Мадам?
Она промолчала, поджав дрожащие губы. Случись этот разговор не на сцене, не перед разгоряченной и внимательной публикой, все бы было иначе.
– Я покажу, – обернулся к залу Ви, – всем вам покажу…
– Разлом?
– Ваши истинные лица.
Ви много раз видел этот момент в мечтах, а затем – в своих снах. Но он даже предположить не мог, что все случится не по взмаху руки и жестокий ритуал сожрет почти все его силы.
Пространство затрещало от мощи, которая подчинялась воле Ви. На какое-то время весь воздух будто выкачали из огромного зала, и каждый в нем замер в ужасе, не имея сил вдохнуть. Ви тоже ощутил это на собственной шкуре и едва не рухнул со сцены, когда огромный разлом протянулся от стены до стены. От него отходили мелкие трещинки, что тянулись к каждому человеку в этом зале: к зрителям, артистам, управляющему и Мадам.
Все они в ужасе завопили, когда Фантомы, что раньше прятались за гранью реального мира, вдруг полезли наружу. Театр обратился в ад. Демоны вырвались на свободу и теперь вгрызались в собственных хозяев.
Ноги подкосились. Ви упал на колени, но держался из последних сил. Его не покидала мысль, что он умирает. Он предполагал такой исход, но все равно пошел на отчаянный шаг. Если ему и суждено погибнуть, то пусть его след в этом мире будет таков – напоследок он сумел вырвать хоть немного сорняков, что душили прекрасный сад жизни.
Если бы не театр и шоу сокровищ Мадам, Ви бы никогда не похитили. Он бы не знал жизни в заточении, наказаний и пыток. Он бы не видел чужих страданий и не страдал бы сам.
Он помнил сказочную жизнь вместе с матерью, которая была у них до визита Кэтлин. Ви мечтал о том, чтобы вернуться в то беззаботное, уютное детство, в котором нет места страхам и боли. И пусть ему прожить счастливо не суждено, он бы хотел подарить этот шанс другим.
Иногда, чтобы мир стал лучше, кто-то должен умереть.
Ви обернулся на Мадам и улыбнулся, широко и лучезарно.
– Чудовище! – прорычала она сквозь слезы, пытаясь содрать с себя металлические оковы. Жесткие обручи сковали шею и руки, оплетали грудь и вдавливались в тело, доставляя, должно быть, невыносимую боль.
«Ты тоже стала узницей этого места», – успел подумать Ви, а затем его сознание помутилось.
Он попытался удержать равновесие и интуитивно уцепился за что-то. Раскаленный огнем металл опалил руки и подарил короткую вспышку понимания: Ви сделал все еще хуже. Он опрокинул одну из чаш, на которых разгоралось пламя.
Ви плашмя упал на пол с высоты сцены и застонал от боли. Крики людей стали почти оглушительными. Над головой вились пламя и Фантомы Изнанки, которых теперь видел не только Ви.
Огонь пополз по кулисам, перекинулся на зал и на людей. Его жар сжигал кислород. Горький дым въелся под кожу и душил дыхание.
«Они недостойны погибнуть в огне, – сквозь боль подумал Ви. – Умрите, умрите в пастях собственных демонов!»
– Вильгельм! – голос Амелии звучал отовсюду, будто его источало само пространство. Глупость. Наверное, все дело в сознании, готовом вот-вот отключиться. Изношенное, убитое огнем и дымом тело отвергнет выкраденную с Изнанки душу. И что будет тогда?
– Вильгельм! Пожалуйста, открой глаза, Вильгельм!
Кто-то хлестнул его по щекам. Отрезвляющая боль заставила распахнуть веки.
Ее руки и шею оплетали алые цветы. Точно такие, какие он однажды достал для нее из разлома. Тогда Вильгельм едва успел их принести, радостно вопя:
– Мама! Мама, посмотри! – а потом истинное видение рассеялось.
За тринадцать лет она постарела. Черные волосы посеребрила седина, золотые глаза потускнели от горя. Сейчас в них дрожали слезы.
– Вильгельм! – снова закричала она и в отчаянии до боли стиснула плечи сына.
Он смотрел на нее, не веря глазам, а потому не мог ни двинуться, ни сказать хоть что-нибудь. Ви надеялся однажды найти мать, но сомневался, что сможет. Теперь же он проклинал свои осуществившиеся желания. Никакой радости встречи. Только горькое осознание – это конец. Для них обоих.
– Что же ты наделал, – сидя на коленях рядом с сыном, Амелия уткнулась лбом в его плечо и задрожала. Она беззвучно плакала, а тонкие, почти белые пальцы все сильнее впивались в руку Ви.
Он смотрел на рыдающую мать и без слов понимал всю горечь, которую она сейчас испытывала. Амелия чувствовала, что тело Ви умирает.
«Вильгельм не сможет жить среди людей, равно как и не сможет умереть. Сосуд плоти отвергнет душу, возвращенную насильно, но та не сможет перейти обратно в Изнанку».
Права ли была Кэтлин? Или ее предсказание не сбудется?
– Я не хочу быть призраком, – глядя в потолок, ярко освещенный языками разгулявшегося пламени, всхлипнул Ви.
Он не помнил, когда плакал в последний раз. Ви научился жить среди уродцев, танцевать под дудку Мадам, терпеть побои, быть экспонатом… Но он не мог смириться с осознанием, что Кэтлин была права. Каждый раз он заталкивал пугающие мысли в самые темные уголки сознания, но сейчас от них было не сбежать.
– Я просто хочу умереть, – простонал Ви, представляя, какой омерзительной станет вечность, если ему придется провести ее здесь.
Театр стал его клеткой при жизни, но смерть прикует к этому месту куда более прочной цепью. Сбежать шанса уже не будет.
– Я бы хотела помочь тебе, тут полно разломов, – помеченная своим собственным, прошептала Амелия, а потом ее голос сорвался. Речь оборвалась на полуслове, но Ви и так знал жестокую правду.
Разлом наделяет людей способностью видеть Изнанку, но не дарит талантов Зрячих или Странников. Люди становятся лишь наблюдателями. Амелия не сможет забросить Якорь в разлом. Ви придется остаться в этом мире даже после смерти.
– Я не хочу умирать здесь. Выведи меня, умоляю.
Щеки Амелии блестели от слез. Пламя прыгало вокруг, перекидываясь на кресла и вопящих людей, и в его свете морщины на лице матери казались глубокими бороздами. Бледная кожа плотно обтягивала череп и кости. Амелия походила на живой скелет. Совсем тощая, ей стоило огромных усилий поднять сына, который был выше на две головы. Когда она сумела это сделать, то закинула руку Ви себе на плечи, и вместе они медленно двинулись через разверзнувшийся ад.
– Что же ты наделал, Вильгельм? Зачем? – вопрошала Амелия, пока волочила его от сцены к стене. Там идти стало чуть проще – с одной стороны Ви опирался на стену, а с другой ему помогала мать.
Он не отвечал. Знал, что правда ее расстроит, потому что помнил, как открыто мать защищала его перед Кэтлин. Она искренне верила, что дар Ви не принесет бед и зла, а в итоге он собственноручно вынес приговор паре сотен людей.
Изнанка бесновалась. Сквозь зависший в воздухе разлом стекала бледно-желтая жидкость, которая отливала глянцем в прыгающих языках огня. Сквозь мелкие щели между пространствами наружу вылезли отвратительные жуки. Гигантские, почти с кулак, они черной волной хлынули наружу.