– Мисс Уайлен, пожалуйста, сядьте в машину, – окликнул знакомый голос, когда Ронда оказалась на парковке, залитой лучами уходящего солнца.
Ронда вскинула потускневшие от отчаяния светло-карие глаза и встретила твердый взгляд Ханса. Наставник выглядел так, будто только-только приехал: немногочисленные уцелевшие на голове волосы взлохмачены, лунообразное лицо блестит от пота. Ханс стоял, положив руку на открытую дверь полицейского авто, и создавалось впечатление, что детектив только-только поднялся с водительского кресла. Но мотор не гудел, а сквозь далекий шум аттракционов Ронда услышала потрескивающее радио. Его Ханс включал, лишь когда приходилось долго ждать. Наставник ненавидел, если что-то отвлекало его от дороги, будь то разговор или музыка.
– Отвезете меня в больницу? – без нотки сарказма или ядовитой злости спросила Ронда. Она произнесла это с покорностью принявшего свой проигрыш человека.
Услышав спокойный тон бывшей помощницы и не заметив ни единого признака сопротивления, Ханс облегченно выдохнул.
– Тебе нужна помощь, – вместо ответа ласково, будто обращаясь к собственной дочери, проговорил он.
Этого было достаточно, чтобы все стало ясно. Ронда грустно улыбнулась своим мыслям и, понуро уронив голову, поплелась к заднему пассажирскому сиденью.
Когда Ханс открывал перед ней дверь, в голове все же проскочила абсурдная мысль. А может, снова сбежать? Но Ронда раздавила зародыш бунтарства, едва начала представлять, какие у подобного решения могут быть последствия.
Она уже не знает, куда идти и что делать. Единственное место, где она надеялась найти ответы, снова обвело ее вокруг пальца. Сестра выключила телефон. Дома Ронду моментально найдут. Идти куда-то еще? А смысл? Останься она «на свободе», даже если удастся найти идеальное укрытие, Ронда рано или поздно выйдет из него, чтобы снова прийти в «Юстину» в надежде все же получить ответы. И здесь ее наверняка поймают. Как это уже сделал Ханс.
Театр – безупречная ловушка.
– Этель знает? – положив ладонь на дверь сине-белого авто, спросила Ронда.
– Почему ты спрашиваешь меня? – Брови мужчины выгнулись в жесте искреннего удивления.
– А почему доктора позвонили в первую очередь в наш отдел, а не моей сестре?
«Ваш. Ваш отдел. Тебя отстранили», – поправил внутренний голос, но Ронда оставила это замечание при себе.
– Ты знаешь правила, Ронда, – на парковке было почти безлюдно. Тишину нарушала лишь какая-то попсовая песня, что играла по радио в машине. А потому даже шепот Ханса казался громом.
– Хотите сказать, меня сочли опасной для работы в полиции, но предупредить мою семью о моем недуге не сочли нужным? – Она упрямо выпрямилась и попятилась от машины.
Останавливая Ронду, Ханс положил одну руку на плечо подопечной:
– Я понимаю, что тебе сейчас страшно и больно…
«Не то слово».
– Но неужели ты не понимаешь, что будет лучше, если Этель узнает обо всем от тебя самой?
– У меня не заберут телефон? – Ронда слегка расслабилась и приободрилась, хоть и подозревала, что такое заверение может быть лишь уловкой.
– Не заберут, – кивнул Ханс.
В глазах Ронды он наверняка увидел тени сомнений, что роились в мозгу червями. От страха Ронду мутило, и вместе с этим возвращался вкус крови. Она боялась, что ее желудок вновь вывернет наизнанку.
– Никаких смирительных рубашек, – успокаивающе пообещал Ханс. – Никаких комнат с мягкими стенами.
– Но это все же психиатрическая больница.
– И она ничем не отличается от любой другой. Поп-культура создала ужасный образ подобных клиник, не находишь? Столько фильмов ужасов им посвящено… Неудивительно, что люди их сторонятся.
Ронда сама не заметила, как улыбнулась. Увидев улыбку своей бывшей помощницы, Ханс расцвел.
– Не волнуйся по поводу отстранения. Я помогу тебе устроиться после того, как приведешь здоровье в порядок. Да, возможно, в полицию вернуться не получится, но полно других мест, где ты сможешь найти себя. Мисс Уайлен, вы невероятно способная ученица, ответственная и трудолюбивая! – Говоря это, Ханс гордо расправил плечи, будто нахваливал не Ронду, а самого себя. – Уверен, работодатели за вас будут драться!
Тут Ронда все же рассмеялась, представив себе подобную картину.
– Надеюсь, они будут сражаться на световых мечах, – сквозь отступающую горечь выдавила она.
Ханс пожал плечами:
– Планируете выбирать начальников, устроив им дуэль?
– Один из вариантов, – Ронда села в машину и захлопнула дверь.
Спустя несколько секунд Ханс тоже сел в авто. Он пристегнулся и, заводя мотор, поинтересовался:
– Ронда, ты и правда всегда хотела работать в полиции?
Она встретилась с ним взглядами в зеркале заднего вида, но тут же опустила глаза.
– Нет, – призналась, когда щелкнула креплением ремня безопасности. – Я хотела быть фотографом.
Ханс тяжело вздохнул, а Ронде показалось, что она услышала из его уст имя своей сестры. Просто почудилось, но Ронда не сомневалась, что Ханс, как и Ааррон, знает правду о том, что именно привело ее в отдел.
– Может, для тебя эта болезнь – не трагедия, а шанс исполнить мечту? Возможность свернуть с навязанного пути и вернуться к своему собственному?
Автомобиль тронулся со стоянки парка, и в его пропахшем пылью салоне повисло молчание. Радио больше не играло, а Ронда не сочла нужным отвечать Хансу.
Ее мечта не исполнится, потому что Ронда скоро умрет. Она знала это так же четко, как и то, что во всем виноват Ви. И пусть Ронда не сможет спасти себя, но она все же постарается уберечь сестру.
Она стиснула в ладони телефон и твердо решила – едва устроится в больнице, сразу же позвонит сестре. Она должна предупредить ее и… попрощаться.
Ведь какое бы лечение ни назначили врачи, оно не поможет.
– Ронда! – воскликнула Этель, врываясь в палату.
– У вас десять минут, – строго напомнила медсестра, которая осталась стоять за порогом. – Время для посещений давно кончилось, так что мы и так сделали вам поблажку.
– Спасибо, – сказали сестры в унисон и слабо улыбнулись друг другу.
Когда шаркающие шаги медсестры стихли где-то в коридоре, Этель села на незаправленную кровать. Ронда устроилась там же, обняв притянутые к груди ноги. Переодеться ей было не во что, и теперь она сидела на простыне в джинсах и пропахшей потом футболке.
Ронда прибыла в больницу налегке. Этель тоже ничего не принесла: ни зубной щетки, ни посуды. Звонок Ронды настолько выбил ее из колеи, что Этель, похоже, даже и не подумала захватить с собой хоть что-нибудь. Зато примчалась так быстро, словно оседлала ветер.
– Почему ты не рассказала мне сразу? Почему сбежала утром и довела до этого? – Этель, съежившись от тоски, осмотрела серую безликую палату.
Ронда проследила за взглядом сестры и подумала о том, что в жизни бы по одному виду этой комнаты не догадалась, что находится в психиатрической лечебнице. Ничего особенного: выбеленные стены, раковина с капающим краном, пара пустующих кроватей. На окне, почерневшем от опустившейся ночи, имелась наружная решетка, но это легко объяснялось расположением палаты на первом этаже. Но тем не менее Ронда усмехнулась. Снова сбежать через окно не выйдет.
– Я не понимала, что происходит. Напугалась и сбежала, – призналась Ронда, вспоминая такое далекое утро сегодняшнего дня. – Пыталась дозвониться до тебя днем, но то номер был недоступен, то ты просто не отвечала…
– А вечером с радаров пропала уже ты, – укоризненным тоном подметила Этель, и обе сестры виновато потупились.
В коридоре мимо приоткрытой двери прошла медсестра. Она украдкой заглянула в палату, но тут же упорхнула к другим пациентам. От этого ненавязчивого внимания Ронде стало не по себе, и она сгорбилась над притянутыми к груди коленями, упершись в них подбородком.
– Прости меня, – Этель стиснула руки в замок и уставилась на них, не осмеливаясь встретить прямой взгляд Ронды.
– За что ты извиняешься?
– У меня накопилось достаточно проступков, чтобы сказать «за все», – виновато напомнила сестра и прикусила дрожащую нижнюю губу.
– Лучше бы ты сказала, что просишь прощения за непослушание, Этель, – в голосе Ронды сплелись тоска по утраченному будущему и боль тайного прощания. Этель не нужно знать, что Ронда умирает. – Я бы очень хотела услышать, что впредь ты будешь беречь себя, будешь осторожна и никогда больше не приблизишься к этому жуткому театру.
Ронда надеялась увидеть смиренный кивок, но этого не случилось. Сердце в груди оборвалось.
– Просто я не хочу врать, – пожала плечами сестра, а затем, безоружно вскинув ладони, добавила: – Но и ругаться тоже! Я просто хотела увидеть тебя и убедиться…
– Что твоя старшая сестренка не сумасшедшая? – хихикнула Ронда и дурашливо подкрутила у виска. – Не волнуйся, я в своем уме.
– О да. А в больницу заглянула просто на вечерний чай, – Этель широко улыбнулась, и в ее здоровом, не сожранном слепотой глазе, заплясали веселые искорки. – «Я в норме»! Все безумцы так говорят.
Когда-то Ронда больше всего на свете желала, чтобы эти отвратительные отметины прошлого исчезли с лица сестры. Теперь же ставки оказались более высоки, и, глядя на Этель, Ронда думала: «Пожалуйста, выживи. Будь счастлива. Умоляю!»
– Я испугалась, когда не нашла тебя дома, – улыбка больше не играла на губах Этель. Голос зазвучал ниже и серьезнее.
И пусть Этель не сказала этого вслух, Ронда услышала между строк важнейшее признание. Несмотря на ссоры, сестра любит ее и волнуется.
– Я даже позвонила Ааррону, чтобы узнать, где ты.
– Серьезно?! – воскликнула Ронда, а когда Этель кивнула, с досадой хлопнула себя по лбу: – Вот черт. Он же теперь не успокоится, пока не узнает, что случилось.
– Ага, он так же сказал. Но посоветовал сначала позвонить в отдел – вдруг ты в выходной снова вышла на работу. Правда, я даже загуглить номер не успела. Ты, типа, сама позвонила.