Театр марионеток — страница 19 из 40

— Труп, — констатировал другой. — Девушка, в чем дело?

— Он кинулся мне под колеса, — начала сбивчиво рассказывать я. — Потом сел в машину, мы проехали пару километров, а потом он достал пистолет и застрелился.

— Достал пистолет, говорите? Застрелился?

В его тоне отчетливо слышалось недоверие и крайне нехорошее подозрения, в мой адрес, разумеется.

— Девушка, выйдите из машины, — сказали мне, и я обреченно подчинилась.

Меня коротко и быстро обыскали, вытащили из кармана документы, быстро их пролистали.

— Ага, Станислава Дмитриевна Подгорная, москвичка. Куда едете? С потерпевшим знакомы?

Я помолчала, прежде чем ответить.

— Нет, я его в первый раз вижу.

— Вы уверены? — прищурился милиционер. — А почему он именно в вашей машине застрелился?

— Понятия не имею! Может, он псих?

— Н-да, псих… — непонятно протянул второй. — Так, может, это вы его, а, девушка?

— Можете проверить пистолет, моих отпечатков на нем нет, — твердо сказала я.

— Слышь, Коль, отпечатков нет, — развеселился тот, что был помоложе. — Все грамотные стали, прямо ужас.

— Хватит ржать, — оборвал его первый. — Вызывай подкрепление, «скорую». И мужика осмотри, вдруг он жив еще…

Молодой напарник послушно метнулся к машине, где затрещала рация, и он что-то невразумительно забубнил, видимо, вызывая «подкрепление». А старший милиционер — с казацкими усами и лихо заломленной фуражкой оглядел меня с любопытством, как бы ужасаясь творящимся на этом свете делам, и достал из портфеля какие-то бланки. Я стояла, обливаясь холодным потом, и мысленно готовилась к худшему.

— Так, Станислава Подгорная, — вздохнул усатый, записывая и принимаясь бормотать себе под нос. — Восьмидесятого года рождения. Место рождения — город Москва. Семейное положение — разведена. Дети — сын Александр Архипов, девяносто восьмого года… Что ж это вы, Станислава Подгорная, о сыне не подумали? За убийство сейчас знаете сколько дают?

— Я никого не убивала, — сквозь зубы сказала я. Меня тошнило, кружилась голова. На спине выступил ледяной пот.

— Все так говорят, — вздохнул усатый. — Андрюх, ты ребят вызвал? По-хорошему надо бы задержание оформлять…

Я стояла, ни жива, ни мертва. Что делать? Требовать адвоката, звонить отцу или Флоранс… Но у меня даже телефона нет!

— На пассажирском сиденье обнаружен труп мужчины с огнестрельным ранением, — диктовал сам себе усатый, ежась от утреннего холодка. — Андрюх, куда он ранен? Глянь, что ли?

— Я тебе не врач. Щас ребята приедут, будут разбираться.

— Вот балбес, работать не хочет, — посетовал мой усач, укоризненно качая головой. — Все вы, молодые, от работы отлыниваете, а потом…

— Коль… — с ужасом позвал молодой милиционер, склонившийся над телом Девяткина. — А он-то… и правда труп!

— Конечно, труп! — рассердился тот. — А ты думал, мы тут в бирюльки играем?

— Да он на самом деле окочурился! — заорал тот с таким ужасом, что усатый Колька бросил писать протокол и подошел поближе.

— Черт… Покойник.

И они переглянулись друг с другом, потом уставились на меня. Я ровным счетом ничего не понимала. Колька бросил на землю мой паспорт, сунул под мышку портфель, и следом за напарником резвой трусцой подбежал к своей машине. Хлопнули дверцы, взревел мотор, и «Форд», свирепо зарычав, рванул с места, вздымая фонтаны мокрого щебня. Я подняла паспорт, сунула его в карман джинсов. Никто больше не появился, никто не бежал ко мне, размахивая стволом и крича «всем лечь на землю, руки за голову!». Было тихо-тихо, так, что слышалось легкое поскрипывание деревьев, невидимых в утреннем тумане.

Я не поняла, меня сегодня будут арестовывать по подозрению в убийстве или нет?

Потом до меня дошло, что судьба подсунула мне, совершенно потерявшейся от всех этих ужасов, большой, вкусный и сочный шанс. Я свободна. По крайней мере, пока. Сообразив, что действовать нужно быстро, я прыгнула в машину, перегнулась через колени Девяткина, открыла дверцу и принялась выпихивать тело наружу. Оно был жутко тяжелым и неповоротливым, цеплялось руками и коленями, и я здорово намучилась, прежде чем мертвец с тяжелым глухим стуком шлепнулся на влажную обочину.

— До свиданья, — торопливо сказала я ему. — Если ты снова воскреснешь, постарайся больше не искать моего общества, договорились?

И рванула машину с места не хуже ребят из «Форда».

Часть втораяТутанхамон и все, все, все

Сто пятьдесят километров до Питера я отмахала без остановок. Меня подстегивала дикая паника и страх за собственную жизнь, за собственный рассудок. Каждый раз при виде гаишника с палкой, или машины с мигалками, или даже пустой будки поста ДПС меня охватывал ужас. Я все ждала, что вот-вот ребята объявят в розыск ярко-красный кабриолет, дадут ориентировку на все посты, и меня перехватят… Совсем как в кино.

Но ничего не происходило. Совсем ничего. Меня никто не ловил, я спокойно проезжала мимо равнодушных гаишников, и никому, ровным счетом никому не была нужна.

А как же мертвец на обочине? Протокол? Подкрепление и «скорая помощь»?

Почему усатый Колька и его веселый напарник сбежали?

Что вообще происходит, позвольте спросить?

Вокруг меня разворачивались какие-то нереальные, почти мистические события, и не проходило устойчивое ощущение дежа-вю. Словно где-то и когда-то подобное уже происходило. Я с минуту подумала и сообразила, что моя странная поездка очень напоминает роман Жапризо «Дама в автомобиле в очках и с ружьем» — сотни раз перечитанную, мою любимую книгу. Но я-то не в романе! У меня все более чем реально!

На въезде в Петербург я заехала в мойку и велела тщательно вычистить салон. По пути я маниакально оттирала брызги крови с панели управления, а вот сиденью требовалась серьезная чистка, никакой салфеточкой здесь не обойдешься. Мое пальто тоже было испачкано, но заниматься сейчас этим у меня уже не было сил. Я опасалась, что сотрудники мойки заинтересуются происхождением таких подозрительных следов крови, и на ходу придумала какое-то объяснение, но люди здесь оказались нелюбопытными. Им, казалось, все равно, что отчищать: грязь так грязь, кровь так кровь.

Пока мыли и чистили машину, я сидела в соседнем помещении, где был оборудован маленький кафетерий, жадно пила кофе и ела пончики, жареные в масле и щедро посыпанные сахарной пудрой. Безумный удар по печени, ну да ладно, один раз живем.

От усталости я едва могла соображать и шевелиться. Все, что находилось за пределами этих простых действий, требовало от меня нешуточных усилий, умственных и физических, а после всего того, что я пережила, плюс бессонная ночь в компании Егора и бутылки мартини… Одним словом, мне сейчас больше всего на свете требовался отдых.

Я мечтала, как приеду в пансионат, обниму ребенка, поцелую маму и завалюсь в постель часиков на пятнадцать! Нет, сначала приму горячий душ!

Через час машина была готова и сверкала как рубин чистой воды. Я расплатилась по счету и поехала дальше. Еще в Москве я тщательно изучила карту, ну а на сориентироваться на местности для меня никогда не составляло проблем, поэтому ехала я быстро и уверенно. Выехала из города и помчалась по дороге, идущей параллельно побережью. В какой-то момент я почувствовала, что не выдержу, усталость навалилась громадной черной тушей, к глазам подступали истерические слезы, и я остановилась, вышла из машины, чтобы подышать.

Передо мной расстилалось Балтийское море. Свинцово-серое, мрачное, неприветливое. На горизонте оно сливалось с небом в единое целое, в невообразимо глубокое и огромное пространство, в котором хотелось просто раствориться и стать пеной на гребне волны или кружевным краешком тучи.

Я стояла так минут пятнадцать, не отрываясь, смотрела, впитывая красоту и мощь морского пейзажа, и почувствовала, как в меня вливаются силы. Да, море на меня всегда действовало как энергетик.

Через полчаса я въехала в поселок Славино — небольшой, чистенький и уютный. Проехала вдоль моря, миновала частный сектор, рынок, какие-то административные здания… На противоположном краю поселка, почти у самого моря, стояло здание пансионата — на удивление милое и приветливое. Я ожидала увидеть унылого панельного монстра времен социализма, а вместо этого передо мной предстал большой дом из светлого камня с черепичной крышей шоколадного цвета, частыми окнами, просторными верандами и ступеньками, уходящими в песок.

Неужели я приехала? Неужели я жива, здорова и достигла конечной цели своего путешествия?

Я заехала на стоянку для постояльцев гостиницы, получила какой-то талончик, достала сумку и пошла к пансионату, продолжая любоваться им. Белые шторы, на окнах — горшки с цветами, ступеньки обрамляли простые деревянные ящики, в которых буйно цвели какие-то поздние цветы… На веранде за столиками сидели люди в куртках и свитерах, пили горячий глинтвейн, любовались морем и чайками. Ну разве это не рай? Разве я не заслужила немножечко отдыха?

Прежде чем зайти внутрь и зарегистрироваться в отеле, я завернула на веранду и постояла немного, наслаждаясь. Теперь-то со мной ничего не случится, теперь я в безопасности! Я повернула голову…

Прямо передо мной сидел Алекс Казаков в теплом свитере крупной вязки, курил сигарету, пил кофе и выглядел таким мрачным, каким мне его еще никогда не доводилось видеть.

Словно почуяв мой взгляд, он повернулся и увидел меня.

— Стася?!

Он вскочил, загрохотав деревянными стульями, подбежал ко мне, схватил за плечи и хорошенько встряхнул: так встряхивают грушу, чтобы она поскорее рассталась со спелыми плодами.

— Ты что, дура? — сердито рявкнул он прямо мне в лицо. — Что ты творишь? Где ты пропадала целые сутки?!

Я высвободилась из его крепких рук, повела плечом и равнодушно сказала:

— Дай пройти, пожалуйста.

После чего обошла его по дуге и направилась к дверям отеля. В стеклах с частыми переплетами я видела отражение Алекса — высокий, красивый, он стоял, широко расставив ноги, как моряк на палубе судна, и смотрел мне в спину — пристально, без улыбки.