— О'кей, о'кей, — передразнил меня Васька. — Хорошо, я перезвоню.
— У меня мобильник накрылся, так что я сама тебе позвоню. Спасибо, пока!
Немного успокоенная, я вернулась к обедающему семейству.
— Мартышка так и не позвонила? — спросила я, вгрызаясь в жгучие куриные крылышки. — Шурка, не ешь, это не детская еда. Для тебя супчик заказали.
— Ну ма-ам! — заканючил ребенок. — Я же не младенец!
— Хочешь испортить себе желудок? — веско сказала я.
— А ты подай ребенку положительный пример и не ешь сама, — сказал Алекс, утаскивая к себе вредную, но страшно вкусную еду. — Нет, она не звонила.
— Так набери еще раз! — попросила я, расстроенная тем, что любимое блюдо уплыло у меня из под носа. Шурка злорадно посмеивался.
Алекс снова вызвал Мартышкин номер и через секунду покачал головой.
— То же самое. Выключен у нее телефон.
— Где она шляется? — пробормотала я себе под нос. — Вернется — уши надеру!
После обеда я удалилась к себе в номер в полном одиночестве, объяснив остальным, что мне хочется прилечь. Мама увела Шурку в их комнату, Алекс попытался было напроситься ко мне, но сейчас мне не хотелось вообще никого видеть, и я сказала, чтобы заходил позже.
Я волновалась за Мартышку и нервно мерила шагами комнату — от окна к двери, от двери к окну. Потом кинулась к телефону и снова набрала Васькин номер. Конечно, никакой надежды, что за сорок минут он сумел что-то выяснить, но от волнения и бездействия я готова была уже выть, и даже расходы на междугородние звонки меня не останавливали.
— Васька, ну как успехи? — безнадежно спросила я.
— А чего голосок такой тусклый? — посмеиваясь, сказал приятель. — Пляши, дорогуша, откопал я тебе твою Разумовскую!
Не веря своему счастью, я схватила придвинула к себе ноутбук и принялась щелкать по клавишам под Васькину диктовку.
— Двести двадцать девять… Так, это домашний?
— Есть еще и мобильный. Пиши.
— Ты гений. И мой добрый ангел, — с чувством сказала я. — Жаль, что по телефону не могу тебя расцеловать.
— Ты же знаешь, что я предпочитаю мальчиков, — захохотал Васька. — Когда вернешься в Москву, свистни, сходим куда-нибудь пообедать.
Я пообещала и отключилась, с вожделением глядя на заветные цифры.
Звонок писательнице я не стала откладывать в долгий ящик и набрала ее домашний номер, слушая взволнованный стук собственного сердца.
После целой тысячи бесплодных долгих гудков трубку наконец-то подняли, я услышала слабый, болезненный женский голос.
— Алло?
— Светлана?
— Слушаю вас.
— Здравствуйте! Это Станислава Подгорная, вы меня помните?
— Что? Ах, это вы? Помню, конечно. Что-то случилось? — ее голос был ровным и безжизненным, без капли эмоций, и мне подумалось, что у писательницы случилось какое-то горе, а тут я со своей детективной историей! Черт, как неловко!
— Светлана, простите, ради Бога, за беспокойство… Я не отниму у вас много времени. Мне только нужно узнать, помните ли вы ту аварию у Даниловского рынка? Ну, когда парня сбила машина?
— Помню, — ответила она. — А в чем дело?
— Просто тот человек… Тот парень… В общем, он то и дело попадался мне на пути в Санкт-Петербург, и я заподозрила какой-то умысел. Странная история, одним словом.
— Стася, вы меня извините, но я себя неважно чувствую и лежу в постели…
— Да, простите, я поняла. Мне только хотелось, чтобы вы при необходимости подтвердили факт той аварии. Ведь вы тоже были свидетелем. А тут такие дела творятся, и мне очень нужен человек, который также видел Девяткина.
— Девяткин — это кто?
— Парень, который попал под машину.
— А, ну конечно, я смогу подтвердить, если надо, — на секунду в трубке повисла тишина, потом раздалось звяканье тонкого стекла и такой специфический звук, когда открывают упаковку с таблетками. — Только мне не совсем понятно, зачем и кому это может понадобиться.
— Наверное, мне может, хотя я не уверена. Ну что ж, спасибо за помощь и еще раз извините.
— Да ничего страшного, — ответила она уже более уверенным голосом. — Значит, вы попали в какие-то неприятности?
Я очень кратко, чтобы не напрягать человека, пересказала все, что со мной происходило, умолчав лишь о том, что Девяткин застрелился. Не хотела я об этом говорить и лишний раз вспоминать подробности. Этот несчастный парень и его странная посмертная улыбка и без того круглые сутки стояли у меня перед глазами.
— И правда, странные какие-то дела, — констатировала Разумовская. — Ну что ж, Стася, на всякий случай держите меня в курсе дела. А я, если нужно, дам показания, хотя и не знаю, чем они смогут помочь. Ну все, прошу меня извинить, нужно принять лекарство.
Разумовская первой положила трубку — я едва успела торопливо попрощаться и пожелать ей выздоровления. Чувствовала я себя страшно неловко, и чтобы прогнать это неприятное ощущение, потерла пылающие щеки и с силой стиснула зубы.
Ну и чего я добилась? Писательница подтвердит, что Девяткина сбила машина… Но ведь есть еще двое гаишников, которые прибыли на место происшествия, и врач скорой помощи, который забирал лежащего без сознания Девяткина. Ох, кажется, я занимаюсь совершенной чепухой, не имеющей ни капли смысла. Только побеспокоила заболевшего человека.
За дверью раздались голоса и шаги моего драгоценного семейства, и я с радостью спрыгнула с кресла, пользуясь возможностью хоть минуту не думать о дурацких проблемах. Вся компания ввалилась ко мне в номер — мама, Шурка, Алекс… И Мартышка. Едва увидев ее, я почувствовала, как упал с моей души огромный тяжелый камень.
— Ну и куда ты запропастилась? — завела я недовольным тоном. — Пропала, телефон отключила…
— Ой, сестрица, ну прости, прости. Я же не знала, что ты так за меня волнуешься. А телефон… — она полезла в сумочку и рассеянно махнула рукой. — Он просто вырубился, я опять забыла его подзарядить.
— Корова, — пробурчала я уже не так сердито. — Такая молодая, а уже склероз.
— Да ладно, раз все в порядке, можно уже не волноваться, — подал голос Алекс и тронул меня за плечо. — Успокойся. Машка так больше не будет. Правда, Маш?
— Да ну вас! — пренебрежительно отмахнулась она. — У меня были дела… Слушайте, а почему мама раненая? Стоит оставить вас на полдня, как вы уже подраться успели. Мам, кто тебя разукрасил?
Сестра вела себя как-то странно: нервничала, то и дело смотрела на часы и украдкой многозначительно поглядывала на меня. Мама рассказала о том, как Шурка неудачно запустил ей камешком в глаз, но Машка, кажется, даже не слушала.
— Извините, граждане, у меня к Стаське есть дело. Пойдем ко мне в номер? Поговорить надо.
— Дамы, в чем дело? — вмешался Алекс, недовольно поглядывая на нас обеих.
Я недоуменно пожала плечами — не знаю, мол. Мартышка заявила, что хочет поговорить со мной о своем, о девичьем, причем без свидетелей, и утащила меня из комнаты.
— Слушай, у Егора проблемы, — шептала она, схватив меня за руку и стуча каблуками. Мне не понравилось, что меня тащат, как теленка на убой, я попыталась притормозить, но Машка уже разогналась словно курьерский поезд и не обращала на мое сопротивление ни капли внимания. — Парень сам не знает, что происходит… Но его семейка — это что-то! Надо ему помочь.
— Да постой же ты! — я вырвала наконец руку и сердито посмотрела на сестру. — С какой радости мы должны ему помогать? У него вечно какие-то жизненные затруднения, а разгребаю их почему-то я. Кто он мне — сват, брат?
— А кстати, — с любопытством спросила она. — Кто он тебе? Что у вас за отношения?
— Маша! — я завела глаза к потолку. — Ну о чем ты говоришь? Он же малолетка!
— Сколько ему лет?
— Двадцать.
— И правда, малолетка, — почему-то грустно согласилась она. — Так что у вас с ним?
— Ничего у нас с ним! — рявкнула я и заметила, что из моего номера выглядывает Алекс и явно пытается подслушать.
Мартышка пожала плечами и открыла дверь своей комнаты.
— Заходи. Значит, вы просто друзья?
— Мы даже не друзья. Я просто его подвезла — не по своей воле. Ну это неважно, если захочешь, я тебе потом все расскажу.
— Хорошо, договорились. Но ты послушай, что там у Егора происходит!
— Да не хочу я этого слушать. У меня и своих проблем - выше крыши… Постой! А откуда ты вообще знаешь про Егоровы дела? Где ты была эти полдня?
— Вот я об этом и говорю. Он мне позвонил после завтрака…
— Маша! Где он достал твой телефон?
— Я сама ему дала, — ответила сестра. — Утром, когда уволокла его от твоего номера… Слушай, а ты заметила, что Алекс тебя ревнует?
— Отстань, ты говоришь полную ерунду, — недовольно пробормотала я. — Какого черта ты дала ему свой телефон? Зачем он тебе позвонил?
— Дала и дала, какая теперь разница? Парень явно хороший, надо же ему помочь.
— Понятно. Это на случай, если отец его снова прогонит? Чтобы денег ему одолжить?
— Ну а что тут такого? — с вызовом спросила она.
— Да ничего. Эх ты, мать Тереза!
— Стаська, иди ты в баню, противная зануда! Не хочешь, не надо, я сама во всем разберусь.
— В чем это — во всем?
— Я уже пять минут пытаюсь тебе об этом рассказать, а ты слушать не хочешь!
Сестра так гневно сверкала на меня глазами, что я смирилась и плюхнулась на диван:
— Рассказывай. Только по возможности покороче.
— Значит так! — она тут же сменила гнев на милость и заговорила быстро и деловито. — Папаша Егора — богатый, старый и явно с причудами. Егор целый час маялся под дверью дома, пока его не соизволили впустить. А все из-за паспорта, точнее, его отсутствия. Представь, у родного сына паспорт проверять, ужас! Потом впустили, дали какую-то затхлую комнатушку под лестницей, даже без ванны. Перекусил на кухне с прислугой. В столовую, где завтракало семейство, его не пригласили. К отцу не допускают, относятся к парню хуже чем к последнему бомжу. Его сестрица целый день пропадает в комнате у папеньки, не выходит оттуда часами, и горничную с поручениями гоняет каждые пять минут — то подогретого молока, то лекарство, то «утку». Короче, кошмар.