Джульетта переплела пальцы, вспоминая, какую пережила панику, когда все вышло из-под контроля.
– А вдруг я не смогу? – сказала она. – А вдруг я не гожусь?
– Годишься, – уверенно сказал Итан. – Но дело не только в том, хорошо ли ты танцуешь. Дело в том, что чувствуют зрители. Запомнят они те мгновения, когда ты даешь им что-то подлинное. Давай переодевайся, и пойдем работать.
Был уже полдень, когда Итан объявил перерыв.
Они несколько раз прогнали сцены Джульетты, оттачивая ее исполнение, и уверенность потихоньку возвращалась. Теперь они обедали, сидя на полу в студии, и между делом Итан рисовал ее петлю на большом листе бумаги – показывал, где она связана с другими сюжетами, отмечал места, где она, скорее всего, встретит зрителей. Неожиданно выяснилось, что маршрут подводит ее почти вплотную к нескольким другим артистам. Двигаясь по карандашной линии своей петли, она увидела пересечение с другой и склонилась ближе.
– Это ты. – Она коснулась этой другой линии. – Но у нас нет сцены в этой комнате.
Итан зачеркнул перекрестье.
– Старая петля. – Он улыбнулся. – Видишь? Я же говорю: ошибаются даже те из нас, кто выступает годами.
Джульетта не улыбнулась в ответ. Перед этим запутанным клубком на нее навалилась уверенность, что Округа ей не понять – уж точно не достичь естественной легкости Итана. Он отложил карандаш и взял ее за руку.
– Я знаю, как тебе сложно. У тех, кто здесь вырос, роль живет внутри. Она ближе родителей, ближе детей. Ближе любовников.
На этом слове он метнул на Джульетту заговорщический взгляд, а она покраснела – и не вполне от смущения.
– Те, кого мы играем, – часть нас, но у них есть и своя жизнь. Иногда они чувствуют то, чего не чувствуем мы, или хотят того, что мы никогда бы не выбрали, но нельзя просто собрать их вещи и велеть больше никогда не являться на порог. Бывает, что Шоу меняется и надо знакомиться с ними заново. Это как… – Он огляделся, будто искал нужные слова. – Как будто в один прекрасный день просыпаешься рядом с незнакомцем и от тебя ждут, что ты приготовишь ему завтрак и будешь слушать, как прошел его день.
Он снова метнул на нее взгляд из-под полуопущенных век и посерьезнел.
– Совет толком не понимает, как это устроено. Конечно, у них есть свои роли – у всех есть, – но они не играют подолгу, если вообще играют. Их учат управлять Округом, а не играть. – Он покачал головой. – Дейнс думает, будто может сделать тебя Девушкой в Серебряных Туфлях по щелчку пальцев. Рассчитывает, что ты за несколько дней обретешь то, к чему все мы здесь стремимся всю жизнь. – Голос его был мягок. – Ты не Девушка в Серебряных Туфлях.
Джульетта напружинилась, и у Итана приподнялись уголки губ.
– Но ты можешь ею стать. Я тебе помогу, обещаю.
Облегчение заполнило легкие Джульетты, а Итан наклонил голову:
– О чем думаешь?
Она не могла ответить правдиво – она содрогалась от одной мысли произнести такое вслух. Про его обещание; про то, что́ она иногда чувствовала рядом с ним.
– Я просто… Я бы хотела ее помнить. Лунарию. – Она думала отвлечь его внимание, но слова вылетели впопыхах, и оказалось, что за ними кроется истина. – Как будто она все еще здесь. Как будто… – Она прикусила губу, боясь сморозить глупость или грубость. – Как будто она реальнее меня, хотя ее и нет.
– Она есть, – сказал Итан. – Реальность – это не только здесь и сейчас. Лунария была сияющей нитью в гобелене Шоу, но и ты можешь засиять. – Он поколебался и продолжил так, словно спешил признаться честно. – Хотя я не уверен, что режиссер хочет этого. Вообще-то, по-моему, он делает все возможное, чтобы они смотрели на тебя, но думали о ней.
– То есть?
– Твоя одежда. – Он прикоснулся к ее юбке. – Твои волосы. Танец и музыка, под которую ты танцуешь. Может, он и не притворяется, будто ты Лунария, но явно старается, чтобы ее призрак преследовал тебя на каждом шагу. – Итан дернул плечами. – Неудивительно. Я же говорю, он на ней помешался. Разглядел потенциал в том, как публика откликалась на нее, и сочинил ее историю, какой мы знаем ее по сей день. Какие-то намеки, рассеянные по локациям, какие-то запущенные слухи, которые теперь гуляют по Округу. Эхо того, что утрачено.
Он кончиками пальцев провел по волосам Джульетты.
– Он знает, что людей не завлечешь, если давать им все, чего они хотят. Но их можно привязать, что-то явив на миг и спрятав, едва они протянут руку.
– Так что мне делать? – Джульетта сомневалась, что поняла его. – Как заставить их увидеть меня? Я же не могу менять сценарий.
– Это да, – сказал он. – Но кое-где можно слегка раздвинуть границы. – Он заговорщически улыбнулся. – По-моему, вчера ночью ты и сама поняла. Что должны думать и чувствовать зрители, глядя на тебя? Это же ты решаешь. Они увидят Девушку в Серебряных Туфлях, если захотят ее увидеть. Нет смысла воевать с памятью о Лунарии. Дейнс слишком хорошо поработал с ее историей. Нужно достичь с ней компромисса. Возьми все эти рассеянные фрагменты, все эти мимолетные видения прошлого и вплети в то, что есть сейчас. Присвой ее память, преобрази и создай новое – то, чего зрители никогда не забудут.
И снова внутри заныла утрата.
– Если бы я могла вспомнить. Хоть что-то из прошлого.
Итан склонил голову набок:
– Ты же вроде говорила, что помнишь проволоку.
Джульетта осторожно кивнула, и он взял ее за руку, обхватил ее пальцы.
– Идем.
– Куда?
Он улыбнулся:
– Отыщем ту девочку.
Глава 21
На верху крутой лестницы Итан уперся плечом в наклонный люк и надавил; люк распахнулся наружу, открывая грузное небо в синяках туч.
Итан пролез в люк и помог Джульетте. Когда она выпрямилась, у нее закружилась голова. Они стояли на узком карнизе, внизу, на сколько хватало глаз, тянулись крыши, а позади высился стеклянный купол. Еще один купол виднелся за рекой, где вздымалась над городом знаменитая разрушенная крыша собора Святого Павла, печальный памятник войне, с многолетними заплатками строительных лесов.
– Все хорошо, – сказал Итан, когда Джульетта вцепилась в его руку, словно только он и не давал ей кувыркнуться с карниза в это громадное небо. – Ты не упадешь. – Он повел рукой. – Смотри.
Крыша не была ровной дугой, как могло показаться снизу. Узкие переходы, торчащие подоконники, старые дымоходы. Неподалеку карниз выводил на конек. Итан потянул Джульетту за собой, а у конька развернулся к ней лицом:
– Посмотрим вниз свысока.
Переплетя с ней пальцы, он шагнул назад, даже не глянув, куда ступает. Когда Джульетта попыталась отпрянуть, он крепче сжал ее руку.
– Ты не упадешь, обещаю.
– Я не могу.
– Можешь. Поверь мне. Просто сделай один шаг.
Поверь мне. Он твердил это снова и снова, но она не знала как.
Вот так. Снова Оливия, нетерпеливая, но уверенная.
Страх стянулся узлом, но Джульетта умудрилась осторожно шагнуть, цепляясь стопой за конек. Он был немыслимо узкий, но Итан крепко держал ее за руки. Когда она придвинулась, он снова отступил, потянул ее следом, потом мягко высвободил одну руку, положил ей на талию и начал их танец.
Джульетта запнулась, но Итан держал ее жестко. Поверь мне. Призвав на помощь все свое мужество, она следовала за ним. Затем нащупала баланс, ритм – и внезапно воспарила, и страх ослабил хватку. Где-то там, за серыми ущельями города, остался глухой, безголосый дом, где стены были точно смирительная рубашка. А Джульетта здесь, танцует на крыше Театрального округа под бескрайним небом.
– Смотри, – сказал Итан. – За рекой.
Там виднелась толпа крошечных фигурок, и Джульетта разглядела, как они задирают руки, тычут пальцами.
– Они нас видят. – Она пошатнулась, но Итан сжал ее талию.
– Это не имеет значения, – сказал он. – Они подумают, что это часть Шоу. Они будут ждать нас завтра и на следующий день. Может, придут посмотреть через неделю, вернутся через год. Даже если они больше никогда нас не увидят, все равно впишут нас в историю, которой захотят поверить. – Он посмотрел на Джульетту – его серые глаза потемнели, отражая тяжелые облака. – Как думаешь, что они скажут? Что мы влюбленные?
У Джульетты перехватило дыхание, а Итан поднял ее руку над головой и закружил. Она сообразила, что забыла о страхе, и в ней снова заискрилась радость. В приливе безрассудной отваги она встала на пальцы и снова закружилась – один, два, три раза. В танце этого не было, но они и не в театре, им не нужно отыгрывать петлю. Они тут, наверху, и над ними нет ничего, кроме небес, и никто не скажет им, что делать. Когда она вернулась в его объятия, он улыбнулся, и теплое мерцание окутало ее, отогнало вечерний холод.
Подводя танец к финалу, Итан ладонями обнял ее лицо, большими пальцами погладил по щекам, наклонился и прижался губами к ее губам. На мгновение Джульетта застыла, не в силах вздохнуть. А потом инстинктивно разжала губы. На кратчайший миг их языки соприкоснулись, незнакомая близость пронзила ее, а затем он отступил и улыбнулся. Кривая, озорная улыбка – и взгляд мельком на крошечные фигуры за рекой.
– Им будет о чем подумать, – сказал он.
Тепло улетучилось с холодным порывом стыда. Ветер воспользовался преимуществом, и по голым плечам побежали мурашки. Он играл роль, а она поцеловала его, словно это по-настоящему. Мысли отчаянно заметались – как показать ему: она понимает, что поцелуй ничего не значил. Взгляд упал на фигуры на том берегу.
– Почему они продолжают возвращаться? – Она старалась, чтобы голос звучал бодро. – Ясно же, что однажды они увидят все, что можно увидеть.
Итан качнул головой:
– Не успеют. Да и дело не только в этом. – Лицо у него стало задумчивое. – Я думаю, многие – те, кто возвращается снова и снова, – в каком-то смысле потерялись. Ищут свое место. Им кажется, если подойти поближе, какая-то потайная дверь откроется и их впустит. Они бы раскрыли нас, как чемоданы, и забрались внутрь, если бы могли. – Он помолчал, глядя через реку, а затем вдруг повернулся к люку. – Пора назад.