твой план.
Итан кивнул:
– Я не раз говорил, что для Конрада самое важное – его ви́дение Шоу. – В голос пробилось презрение. – Если можно назвать это видением, учитывая, что ему застит глаза одержимость историей, которая давным-давно закончилась. Вот что он задумал на сегодня. Шанс продолжить историю, которая оборвалась, когда Катерина столкнула твою мать с высоты. Возвращение Лунарии. И во имя ее он готов пожертвовать чем – и кем – угодно. Даже Девушкой в Серебряных Туфлях.
– Но ты сказал…
– Да не тобой. – Он резко отмахнулся. – Настоящей Девушкой в Серебряных Туфлях. – Он потряс головой. – Я как-то тебе говорил, что наши персонажи нам ближе любой живой души. Чего бы ни требовали от резидентов Округа на протяжении столетий, ни один Режиссер не пытался нарушить эту связь. Ни один, кроме Дейнса.
– Он хотел отнять у нее роль? – Джульетта ничего не понимала.
– Он хотел эту роль преобразить, – ответил Итан.
И тут до нее дошло.
– Лунария. Он хочет превратить ее в Лунарию.
– Да, хоть и под другим именем. – Он снова тряхнул головой. – Она заслуживает лучшего. А не роли с чужого плеча, которой Режиссер размахивает, как торговец на рынке, зазывая толпы. – Он нахмурился. – И не замены, наступающей на пятки.
– Замены. – Джульетта уставилась на него. – Ты про меня.
Итан кивнул:
– У него это крутится в голове с тех пор, как он услышал, что ты вернулась в Округ. Я это видел, хотя сначала не понял. С Ливи есть свои сложности. Если учесть, кто ее воспитывал, было бы странно, если б их не было. Дейнс считал, что, начав играть в Шоу, она будет ходить по линеечке, как все остальные. – Он холодно улыбнулся. – Как все остальные его куклы, как все прочие шестеренки в механизме. Он ошибся. Он потратил больше времени, призывая ее к порядку, чем она проводила на площадке. А вот ты… – (Джульетта дернулась, когда он погладил ее по щеке.) – Ты была идеальной заводной игрушкой, ты так отчаянно хотела быть настоящей, что сделала бы все, чего он ни попросит. Мысль о том, как все сложилось бы, стань ты принципалом, должна была прийти ему в голову рано или поздно. Он, конечно, не признавался. Если и заводил речь, то о трудностях Ливи, о деликатности ситуации и о том, как мудро было бы рассмотреть другие опции. Правда в том, что ему плевать, если бы она допилась до смерти, как ее мать, – лишь бы оставался тот, кто сыграет роль так, как Дейнс задумал.
В глазах его блеснул холодный свет.
– Если бы я сразу понял, к чему все идет, ты бы еще в первый день не вышла из Округа. – Джульетта содрогнулась, и он опять слегка ей улыбнулся. – Но ты пригодилась иначе. Когда Конрад описал свой план большого представления, мне все стало ясно. Девушка в Серебряных Туфлях танцует именно там, где танцевала Лунария, готовая принять эстафету. Но вдруг все пойдет не так? Вдруг история поистине повторится? В прошлый раз Конрад пережил ее на честном слове. Когда твоя мать упала с платформы, впервые за всю историю чуть не раскрылась самая темная тайна Округа. Второго такого представления Конрад не переживет. С ним все будет кончено, что бы он ни наплел Совету. – Итан склонил голову. – И все же какое-то утешение у него будет. Симметрия сохранится. Лунария снова упадет. Но на сей раз Режиссер падет вместе с ней.
– Как? – спросила Джульетта. – Они же узнают, что это ты. Рабочие сцены увидят.
– Видишь ли, лояльность не всегда безусловна. Иногда испаряется, едва кто-нибудь сделает более выгодное предложение.
– Но с чего ты взял, что это сработает? – Джульетта отчаянно искала, что противопоставить его беспощадной убежденности. – У Дейнса останется Ливи, как тогда осталась Катерина. Если полиция…
– Полиция, – отмахнулся Итан. – Нет, рано или поздно они обязательно явятся, но дело не в них. Я хочу свалить его, а не свалить все дело на полицию. Когда они приедут, разговаривать с ними буду уже я. А я скажу, что все это лишь дым и зеркала, и да, покажу им Ливи, живую и здоровую. Нет преступления, нет тела – расследовать нечего. Шоу продолжится, как и всегда. – Он пожал плечами. – И никогда не мешает добавить мрачных красок в истории, которые о нас рассказывают.
– А я что – просто подчинюсь? И как ты меня заставишь? – От ненависти Джульетта еле выдавливала слова.
– Тебе не нужно подчиняться, – сказал Итан. – О да, получился бы идеальный театр – должен признать, что тяга к нему у меня не меньше, чем у Дейнса, – но ты посмотри на себя.
Он говорил мягко, как мачеха, когда младшая сестра Джульетты упала с лестницы. Но если бы мачеха была здесь, она бы не смотрела на Джульетту с такой нежностью. Она бы с осуждением смерила ее холодным взглядом. Вот что случается с девушками твоего сорта. Итан провел рукой по ее ноге, и Джульетта проглотила крик, когда он тронул глубокий порез.
– Ты не можешь выйти на площадку в таком виде. И зная все, что ты знаешь. К счастью, у меня есть и другой вариант. Ты мне сама его подсказала.
Жуткое осознание навалилось на нее.
– Эсме.
– Эсме, – подтвердил он. – Надеюсь, никто, кроме нее, не знает, как ты привлекла мое внимание. Будет утомительно, если между портретами потечет бесконечный поток подающих надежды танцовщиц. Она не такая податливая, как ты, но скоро это будет не важно.
– Зачем… – Голос ее сорвался. – Зачем ломать комедию? Зачем притворяться, что любишь меня?
– Есть ли лучший способ обеспечить твое полное и ослепительное сотрудничество? – Лицо у него стало задумчивое. – Но мало того. Ты танцевала перед публикой. Ты знаешь, какая это власть – притягивать их, привязывать. На локации тебе досталась только частичка этой власти. Со временем так можно разорвать человека на части, кусок за куском. Большинство людей не умеют даже вообразить этого наслаждения. – Глаза его были как кремни. – И самое грандиозное в том, что глубоко в душе почти все они только и мечтают, чтобы ты с ними так поступила.
– Неправда. – Джульетту трясло, и казалось, дрожь не отпустит никогда. – Как ты мог подумать, что я этого хочу?
Он повел головой:
– Люди приходят в Округ, желая самого разного. Едва ты понимаешь, чего они желают, они твои с потрохами. Когда ты пришла, у тебя все было на лбу написано. Тебя так истерзало все, чего у тебя никогда не было, что иногда мне хотелось найти Стивена и заставить его поплатиться за все твои обиды.
Смех вырвался из Джульетты помимо ее воли:
– И я должна поверить? Что я была тебе хоть чуть-чуть дорога?
Он опять слегка пожал плечами:
– Я же говорю – любовь к тебе не была совсем неправдой. – Он помедлил. – Или, может, меня тянуло не к тебе. Может, меня привлекал человек, которым я должен быть, чтобы любить тебя. – Что-то извращенное и непроницаемое изогнуло уголок его рта. – Иногда я думаю об этом. О людях, которыми мог бы стать, если бы родился не здесь. У всех есть свои «я мог бы быть». Штука в том, чтобы держать их в тени, где им и место, а этому ты так и не научилась. – Улыбка поблекла, он склонился ближе. – Между прочим, я могу сделать так, чтобы ты снова этого захотела. Отчасти ты еще хочешь.
Его взгляд как будто проникал ей в душу, пробирался сквозь руины ее надежд, один за другим рассматривал острые обломки сожалений, потускневшие, сломанные мечты.
– Даже после всего, что я рассказал, ты отчасти хочешь увидеть, как меняется мое лицо, услышать, как я говорю, что ты особенная, особеннее всех ужас каких особенных девушек, которых я трогал, и целовал, и раздевал, и трахал… – (Джульетта вздрогнула. Грубость была как сломанная кость, прорвавшая кожу.) —…а они старательно улыбались и делали вид, что это их выбор, что они сами этого хотели. – Тепло его дыхания коснулось ее щеки, а когда она отвернулась, он провел губами по изгибу ее шеи. – Я могу, – промурлыкал он. – Могу тебе внушить, что это все ошибка, или что твоя любовь спасла меня, или что мои слова сейчас – всего лишь элемент плана, а на самом деле я хочу спасти тебя, спасти их всех.
В этот миг Джульетта постигла, как тонка граница между надеждой и верой. Возможность – а вдруг? – открылась лишь на кратчайший миг, но дыхание перехватило.
Он это почувствовал и поднял голову:
– Вот видишь? И ты спрашиваешь, зачем я это делаю? Потому что могу. – Он встал. – И поэтому я буду таким Режиссером, какого Округ не видел уже очень давно. Все то же, но другой масштаб. Зрители, полиция, люди, которые читают о нас в газетах, – у всех свои истории об Округе. Если правильно их переплести, получится то, чего никто никогда не забудет.
– Тебе вообще ничто не дорого, да? – Джульетта смотрела на него с ненавистью.
– Мне много чего дорого. – В его лице читалось нечто похожее на сожаление, но холоднее и отрешеннее. – Однако людям дорого лишь то, что им ближе. Мне ближе Округ и его наследие – это роднит нас с Режиссером. У нас просто несколько разные представления о том, каким это наследие должно быть.
– Округ построен на крови, – сказала Джульетта.
– Это правда, – сказал Итан. – Но не в мелодраматическом смысле. Округ – Шоу – создан из крови, костей и памяти всех, кто здесь жил. Включая ночных двойников. Это наша история, наше предназначение – нам это нужно, чтобы выжить.
– Шоу должно продолжаться, – глухо произнесла Джульетта.
Итан кивнул, и тени пробежали по его лицу.
– Ты тоже в него вписана. И всегда была, еще прежде, чем поняла, что это значит. И так оно и останется, даже когда тебя здесь уже не будет.
Что-то внутри Джульетты сломалось, обвалилось, и первый всхлип снесло потоком рыданий. Надо перестать. Пока он здесь, еще можно его переубедить. Если найти верные слова, верный взгляд, все еще можно исправить. Но между всхлипами ей удалось выдавить только «пожалуйста».
Итан смотрел, как она плакала. Когда бессилие и отчаяние уняли ее всхлипы до спорадических судорог, он еле заметно покачал головой:
– Прости. Все это жестоко. С другими было не так. Они до самого конца делали то, что любили. С тобой могло бы получиться так же. – Он помолчал, поразмыслил. – Или нет. Ты не такая, как все, Джульетта. Ты особенная. – И он опять улыбнулся. – Вот история, которой ты хотела. Пускай с другим финалом, но это уже кое-что, да?