Мальчику-королю не впервой. Герцогиня давно остатки разума потеряла. И скрыть это, как они с Герцогом ни старались, не удалось. Но она, Первая Дама королевства, она, столько лет держащая в своих руках весь двор, она в этот круг попала?
За что? Как?
Лишь за то, что королеву Марианну от грозящей ей напасти защитить хотела. Что свою, некогда обожаемую Герцогиню в дальний монастырь не упрятала, Святой Инквизиции сама не сдала? И почему яблоко от яблони?
Все происходит будто не с ней. Будто в страшном сне. Только пронизывающая, сгибающая боль внизу живота не дает наблюдать за чудовищным обрядом, как прежде, со стороны.
— Бесы пополам корежат!
Некогда Толстый Кардинал машет кадилом.
— Бесы! Дьявольское отродье понимает, что изгонять будут! Притворством мается, что нет его в теле жертвы. Демон жаждет быть в теле человека, а не в аду, и прячется, присутствия не выдает! Но на чистую воду выведет его дух божий!
— Начинайте! — командует Королева. И, закатив глаза, принимается сама качаться из стороны в сторону.
— Изыди, злой дух, полный безбожия и беззакония!
Факелы.
Прямо в лицо. Дым ест глаза. И горло першит от копоти. Кашель душит.
Толстый Кардинал, входящий в раж, яростно кричит, что и в ней укрылись демоны, и теперь те демоны от очищающего огня закашлялись.
Факелы…
Почему не замечала их, когда в стороне стояла и о Кортесах и шпионах в стане Бастарда думала. Что Бастард главный враг, думала. Что, приди он, ей не поздоровится.
Он еще не пришел, а ей нездоровится хуже, чем при враге злейшем.
— Изыди, сын тьмы и вечного подземного огня; изыди, хищный волк, полный невежества! Изыди, исчадие лжи, изгнанник из среды ангелов!
Мальчик-король молчит. Сгорбившись, завороженно смотрит на факелы, и на епитрахили, и на мать — ему не привыкать. Какой раз изгоняют дьявола из помазанника божьего.
Герцогиня истово проклинает всех вокруг:
— Пошли вон, нехристи! Его Величеству Королю Филиппу доложу! Живого места от вас не останется!
— Изыди, изгнанник рая, недостойный милости божией! Изыди, змея, супостат хитрости и бунта! Изыди, чёрный демон!
Пурпурные епитрахили окружают ее со всех сторон. Кропят святой водой. Обмахивают кадилами.
Запах такой едкий, совсем не благостный фимиам. В горле першит. Надышалась этой гарью, резь в животе острая. Такая острая, никогда в жизни так больно не было.
— Изыди дух ереси, исчадие ада, приговорённый к вечному огню! Изыди, негодное животное, худшее из всех существующих!
Острая боль снова ломает ее пополам. Скрючившись, Карлица цепляется за пол, не зная, за что бы еще уцепиться. Во все прошлые экзорцизмы с Карлом такого не было. Мальчик-король обычно долго отрешенно взирал, как снуют вокруг него прислужники некогда Толстого Кардинала, и только на втором или третьем часу, загнанный ими и матерью в истовый ритм, в конвульсиях падал на пол.
Она сама упала, едва начали.
Неужто и вправду безумие Герцогини заразно? И в нее бесы вселились? И теперь ломают ее пополам, разрывают тело изнутри?
Мальчик-король смотрит удивленно. Герцогиня, вскидывает бровь и тычет костлявым пальцем в Карлицу:
— Встань немедленно, Лора! Немедленно встань!
За столько лет Герцогиня впервые вдруг назвала ее не «своей мартышкой», а Лорой. Она и сама уже забыла свое имя. Все мартышка или Карлица. Забыла, что она — Лора.
— Позор какой! В опочивальне Его Величества Короля нашего Филиппа на полу валяться! И представить не могла, что дочь родная так опозорит!
Герцогиня не корчится, не падает. Но безумие в ее сознание намертво проросло. Пускает всё глубже корни. Уже она, Карлица, вдруг ей дочь.
Неужто безумие заразно? Но почему тогда не заразился Герцог? Стоит в стороне, только причитает и плачет, а она, Карлица, от дикой боли корчится на полу перед всеми.
— За что мне такое наказание? За какие грехи получила опозорившую меня дочь!
Герцогиня подобна столбу. Несгибаема. Сколь над ней не кружат церковные служки в епитрахилях, стоит колом. Но договорилась до того, что Карлица ей дочь. Бедный Герцог…
— Бедный Герцог! — вдруг вторит ее мыслям Королева. — Такой позор, и на старости лет в ее безумии выплыл. Карлицу дочерью прилюдно признала.
Взгляд Королевы прожигает насквозь. На безумную Герцогиню и на нее, Карлицу. Взгляд как нож. Смотрит как режет.
— Сама призналась в грехе своем страшном.
— Что ты говоришь, любовь моя?! — Даже фаворит Валенсуэла не понимает.
— Карлица ее дочь!
— Изыди, вор и хищник, полный сладострастия и стяжания!
От слов королевы Лору еще раз скрючивает пополам. И корежит по полу. От боли она почти не понимает, что говорит Королева.
Кто дочь?
Чья дочь?
Она, Карлица, дочь некогда обожаемой ею Герцогини?!
— Тайну эту только моя мать знала. И мне открыла. Пока Герцог на втором году брака в морском походе был, жена его уродицу принесла. По одному виду которой было ясно, что не от Герцога. Говорили, что карлик моего покойного мужа был к Герцогине вхож.
Она дочь Герцогини? De tal palo, tal astilla — яблоко от яблони… Герцогиня ее мать? Мать, которой ей всегда не хватало…
— Франсиско.
Герцогиня, не задумываясь, поправляет Королеву.
— Имя того карлика — Франсиско.
— Изыди, грязный обольститель и пьяница! Изыди, корень всех зол и преступлений…
— Думала, дочь выросла, а не бесово отродье. Дура ненормальная! За что я получила?! Только Герцогу не говори! Наговоришь всякой нечисти! Герцогу не говори! Это какими же нужно быть сволочами, чтобы обо мне такое сказать!
Вот и «сволочи» из ее детских воспоминаний вернулись. «Эти сволочи» обычно заканчивали свои жизни в подвалах святой инквизиции. Заслуженно, как она, Карлица, тогда считала. За клевету и наговоры на честных людей. А теперь в разряд тех «сволочей» попала и она сама.
Непонятно, какая боль сильнее, та, что разрывает изнутри, или та, что острым ножом королевских слов ее сознание режет.
Лора корчится от боли. И кричит.
Весь подол уже мокрый — неужели она прилюдно обмочилась? Она, которая могла терпеть днями и ночами, подслушивая под чужими диванами? Она обмочилась прилюдно? В присутствии короля и Королевы-Регентши.
Недоросль-король с интересом разглядывает, как она корчится, у него так мало развлечений, а здесь такое зрелище!
— Изыди, изверг рода человеческого! Изыди, злой насмешник, полный лживости и возмущения! Изыди, враг правды и жизни! Источник несчастий и раздоров, изыди!
— Покойная моя мама, императрица Мария Анна, грех подруги укрыла. Уродицу спрятала в одном из монастырей на севере Австрии.
Монастырь. На севере. Холодная серая жизнь. Снег под босой ногой.
Герцогиня, ее мать, сама отдала ее в ту холодную жизнь. В ту жизнь, где плётками по спине. И резь в животе от голода.
Только новая боль, теперь терзающая ее тело, теперь в тысячи раз больнее.
Неужто и вправду, в ней бесы? Толкаются в животе. Разрывают тело изнутри.
— Так бы она и провела в монастыре свой век, только у герцогской четы дальше всё мёртвые дети рождались. Младший Герцог прямо во время королевского приема на пол вывалился. Ударился головой. И богу душу отдал.
Значит, был он, Младший Герцог. Значит, не всё бред в безумии Герцогини. Младший Герцог всё же был.
— Больше детей им бог не давал. Моя добрая мама предложила подруге дочь из монастыря забрать. Мол, она, императрица Мария Анна, мужу подруги в подарок карлицу отправит.
Мужу неверной ему Герцогини. В подарок. Как сундук. Или кольцо. Как это кольцо с красным камнем, которое на цепочке на ее шее болтается.
Карлица уже вся мокрая. И пол под ней мокрый. По залу разливается зловоние.
— Дьявол чадит!
Чадит ли дьявол или она прилюдно срется и, суча от боли ногами, пачкается в своем говне, не разобрать.
— Изыди, злой дух, приговорённый к вечному мучению! Изыди, бешеная собака, подлая змея, дьявольская ящерица! Изыди, ядовитый скорпион, дракон, полный злых козней!
Пурпурное кольцо вокруг нее сжимается. Всё ближе и ближе. Она не видит уже ни света, ни тьмы. Ни земли, ни неба. Всё смешалось. И плети священников во всю гуляют по ее рукам, ногам и животу, резь внутри которого еще страшнее ударов плетью.
— Ааааааааа! Господи боже мой! Мамочка! Мама!!! Мамочка!!!
Кричит и сама не узнает своего голоса.
— Аааааааа!
— Изыди, лакей сатаны, привратник ада! Изыди, козёл, страж свиней и вшей.
— Осеняйте ее святой плетью! — командует Королева. — Осеняйте!
Серое рубище уже всё в крови, выступившей на спине и на руках после ударов плетьми. От текущей по ногам крови. Одного цвета с красным камнем кольца, на цепочке болтающегося из стороны в сторону во время ее судорог.
И изнутри всю ее распирает. Весь ее маленький таз сейчас пополам треснет, разорвется. Распирает изнутри адовой болью.
Неужто и вправду так страшно бес из нее выходит?! Неужели и вправду дьявол в ней жил?!
— Изыди, заражённое страшилище, чёрная ворона, рогатая гадина!
— АААААААААААААААА!
Из ее окровавленного подола на пол падает что-то кроваво-грязное. Привязанное к ней длинной нитью.
— Изыди, лжец коварный, поганый, зачумлённый! Изыди!
Нечто кроваво-грязное на полу корчится. И… издает крик.
Похищение ребенка Даля Москва. Лет за десять ДО…
Бившие ее сегодня около мужниного дома девицы кричали про питерских.
У подъезда дежурят фанатки. Получается, и вчера в Питере ее выследили фанатки мужа? То есть не мужа, а популярного актера Игоря Свиридова. Увидели фото в газете, узнали и напали? В Питере большой фан-клуб. А московские сегодня продолжили.
Фанатки — страшная сила. Энергетика у них — убить может. Перед свадьбой она уже столкнулась с этим, но тогда только в электронном виде — на форумах его поклонниц.
Что там творилось! Зашла почита