Бабушка валуны уже все погладила, просит подать ей руку, чтобы подняться.
— Нужна вся твоя ловкость, Ленечка.
И, вытирая испачканные каменной пылью руки кружевным платочком, продолжает, подходя к самому обрыву, почти на край. Мама бы ему близко к краю подойти не разрешила, а бабушка, даром что ей столько лет, сама на край становится и еще с обрыва вниз заглядывает.
— Видишь уступ под утесом? Нужно на него стать одной ногой, спустить еще чуть ниже вторую. Это только на вид сверху страшно, а там будет другой уступ, за который можно зацепиться рукой, а ногу еще ниже поставить, там почти ступенька, двумя ногами стоять можно.
Откуда знает?
— Так становись, назад не оглядывайся. Просовывай левую руку между двумя большими камнями и нащупывай, правый камень должен сдвигаться. Не двигается? Тогда на полшажка вправо, левой рукой держись, там куст удобный, хватайся. Стал правее. Рука на уровне твоей макушки быть должна, ты за лето вырос, но все же я тогда чуть повыше тебя нынешнего была. Просунул руку? Получается? Двигается камень? На себя его не свали, он в сторону сдвигается. Разгребай, разгребай еще, разгребай, рукой пощупай, есть что там?
— Ржавое что-то.
— Ржавое! Конечно ржавое! За столько-то лет и рядом с морем. Ржавая жестяная коробка. От детской железной дороги. За сорок пять лет не проржаветь невозможно. Камень обратно подвинь, мало ли когда еще пригодится. Про тайное место теперь ты знать будешь.
Жестяную коробку — вдруг там сокровища! Или карта сокровищ! С пацанами они все быстро найдут! — протянул наверх бабушке, сам по указанным ею уступам выбрался обратно. Надо успеть до отъезда пацанам эти уступы показать, и как он ловко над обрывом пролазит. Откуда бабушка про все ходы здесь знает?
Коробка проржавела, еле открыли. Думал, там сокровища, а там несколько цацек девчоночьих, колечки там, бусики, старая книжка, тетрадка со стишками, написанными таким старорежимным почерком, с витыми буквами, которые чуть расплылись, не все прочитать можно и какие-то рисуночки. Бабушка смотрит рисуночки на просвет в свете заходящего солнца, внизу на пляже оно уже не видно, еще до ужина за гору уходит, а с высокого утеса последние лучи еще можно поймать. Бабушка смотрит, бормочет:
— Савва, мальчик мой! Ты настоящий художник! Прости, что не понимала.
Разве мальчика могут так странно звать — Савва?! Хорошо, его не так зовут, пацаны бы засмеяли. А на просвет картины, да, клево проступают. Когда тонкие бумажки одна на другой лежат, не видно, а если к свету поднести, то проступают совсем другие картинки — волк в прыжке бросается на матроса, ветер развевает листья деревьев и листья бумаги, а между ними несколько одиноких фигур — женщина с двумя девочками и снова волк…
И это все дело? Можно обратно в корпус идти? Пофиг, все равно, скажет пацанам, что клад нашел. Ржавую коробку и здесь, и во дворе пацанам можно будет показать, приплести, что сокровища внутри были, только он по закону сдал их на пользу государства, а коробку ему оставили. Коробка древняя, вон еще с какими-то дореволюционными буквами, попробуют пацаны не поверить!
Но откуда бабушка знает, что коробка в тайнике под утесом?
На крыше (продолжение)
Братья Левка и Ленька просят, как вернемся в Москву, им эту коробку показать. К роду Елизаровых они отношения не имеют, но, говорят, им посмотреть прикольно. Мама захотела назвать их так, а Олег не возражал. Раз у моего отца не было сына и род Елизаровых по мужской линии не продлился, мама дала своим сыновьям их семейное имя, которое где-то там век назад раздвоилось на два: Лева и Леня. Хоть они и не Елизаровы, но они мои братья! Такие взрослые и крутые! Девчонки, наверное, уже сходят с ума!
На вилле богатой Марии горит свет. Интересно, коллекция «раннего Вулфа», собранная ее приемным сыном Фабио Жардином, которую сам Вулф в интервью маме назвал «проституцией», у нее там хранится?
— Ничего у него не вышло. И коллекция его обесценилась, и, кроме знаменитого вулфовского кольца с синим камнем, ничего-то у него не осталось.
— Говоришь, внутри кольца был вензель? — спрашивает мама.
— Вензель? — живо интересуется Мария-Луиза.
Интервью полностью мы еще не успели посмотреть — я растягиваю удовольствие и предвкушаю все, что это интервью может дать мне с научной точки зрения.
Но вензель на кольце! Буся оставила мне кольцо с желтым камнем и буквами ICE на внутренней стороне. Кольцо, так похожее на одно из трех на знаменитом портрете Изабеллы Клары Евгении работы Адриана Брауэра, хранящемся в музее Prado. Буся говорила, что с этим фамильным кольцом дедушка Леонид Кириллович ей предложение делал. Как кольцо с портрета испанской принцессы — фламандской королевы могло к дедушке попасть, загадка. Как загадка и то, почему оно так похоже на знаменитое кольцо Вулфа с синим камнем, которое теперь постоянно на пальце Фабио Жардина.
Мама находит нужный фрагмент интервью.
Интервью гения (продолжение)
— Это кольцо — почти копия другого, с желтым камнем, что старший Набоков на моих глазах купил у писателя Сатина. После убийства оно из кармана Владимира Дмитриевича выкатилось, подобрал. Елена Ивановна брать не хотела, еле Володе отдал. Позже узнал, что кольцо они вернули княгине Истоминой, теще моего дяди, которая позже стала его женой. Так получилось, что они в детстве дружили, дядя в юную Софью был влюблен, но она ему предпочла другого. А через двадцать лет дядя Дмитрий Дмитриевич женился на ее дочери Анне и стал зятем некогда обожаемой им Софьи. Но вышло так, что в эмиграцию они уплыли без нас.
— Ты про кольцо рассказывал, — возвращает мужа к теме Марианна.
— Про кольцо, да, с вензелем. Набоковы знали, что вдовствующая императрица подарила это кольцо Софье Георгиевне в благодарность за то, что та императорские ценности осенью семнадцатого из Петрограда привезла. Знали, и вернули.
— А вы сами дядю Дмитрия Дмитриевича с семьей в Берлине не нашли?
— Я тогда понятия не имел, что они в Берлине. Да если бы и имел, что дальше? Возникнуть на пороге с женой из крестьянок села Верхнего, в котором Софья Георгиевна каждого знала и Маруську в Марианне не узнать бы не могла? Такой мезальянс был не в ее стиле. Стыдилась бы родственника. Анна с двумя девочками, я знал, оставалась в Советах, больше ни к кому в той семье меня не влекло. И потом, это были родственники Саввы Инокентьева, которого больше не было. А кольцо…
Крутит на пальце известное на весь мир кольцо с синим камнем.
— Много спустя в Голландии случайно нашел почти такое же, с таким же вензелем на внутренней стороне, но с другим цветом камня. И купил.
— В память об Анне, — добавляет Марианна. — И не спорь! Юношеская влюбленность во взрослую женщину — это нормально.
Гений снимает кольцо с пальца и показывает на внутренней стороне вензель ICE.
На крыше
Эва-младшая что-то быстро лопочет по-португальски, взмахивая руками и указывая на кольцо матери. Мария-Луиза, которую мама смешно называет Лушкой, снимает с пальца кольцо с красным камнем, протягивает. На внутренней стороне кольца вензель ICE. Такой же, как на кольце Гения, которое теперь на руке сидящего на соседней вилле Фабио Жардина. Точно такой же, как на внутренней стороне моего кольца.
Снимаю с пальца свое. Три литеры ICE — вензель Изабеллы Клары Евгении — на внутренней стороне.
Пока вокруг все охают, в телефоне нахожу ее портрет работы Адриана Брауэра. Увеличиваю руку испанской принцессы — фламандской королевы, и на этой руке кольцо, состоящее из трех камней — желтого, синего и красного.
Все. История закончена.
Отдельная благодарность моему коллеге журналисту Ринату Валиулину, который помог мне и проследил, чтобы в португальских главах этой книги не было оплошностей.
Хотя, дорогой читатель, и это еще не все. И у нас с вами остается тетрадь, найденная в проржавевшей коробке от детской железной дороги, которую Ленька под присмотром бабушки достал из тайника под крымским утесом.
Тетрадь Анны.
Тетрадь Анны, найденная Далей в жестяной коробке от детской железной дороги
«Готика крымских скал…»
Готика крымских скал
Вместо короны на детство.
Непостижимо наследство —
Солнца империал.
Дан тебе Вечный город —
Твой ближних гор Рим.
Как подобающе горд он,
Но покоряем. Горим
Вместе желанием таинств.
На портике склона колюч
Репейника башенный ключ
В руку — дворец обитаем!
И нет наследней меня,
Нет пред-счастливее в мире
На эти двадцать четыре —
Срок — августейшие дня!
«Я — девочкой, не ведавшей обид…»
Я — девочкой, не ведавшей обид,
Всего, что будет, контурным наброском,
Не в сказочном саду Семирамид
Искала свой приют — в тиши Форосской.
Я, странницей на поиски друзей
Отправлена, забыла наставленье,
Что мир стабилен, а его смещенье
Поддерживает равенство ничьей.
Я — нищенкой на пиршестве чужом,
Я — королевой на балу удачи,
Я — остротою, лезвием, ножом
Явилась лету первому в придачу,
Когда рассвет, в раздумья погружен,
Бродил вокруг Тесселиевой дачи.
Я на твоих руках попала в храм,
Что на горе в Крыму забыл Спаситель.
Не верите — апостолов спросите,
Что с радостью позировали нам.
Но сохранился только негатив
Того, что храм венчал, должно случиться.
И мы теперь вовек не обратим
К их вере наши суетные лица.
Мы, может быть, не встретимся с тобой,