– Если ты еще хоть раз тронешь мою шею, я тебя снова укушу, – заранее предупредила я.
– Если ты меня укусишь, то останешься вообще без головы! – парировал Андрей, но тут же смягчился: – Не сверкай на меня глазами, я все понял! Давай попробуем еще раз.
Но во время третьего поцелуя нашу репетицию прервал выскочивший откуда-то из темноты, будто черт из табакерки, ночной дежурный с фонариком. Он буквально ослепил нас, намеренно направив фонарик нам в лицо, и мы испуганно шарахнулись друг от друга в разные стороны.
– Чем вы тут занимаетесь? – с жадным любопытством спросил дежурный, чуть ли не подпрыгивая от злорадства. – Отбой объявили два часа назад! Знаете, что будет, если вас застукают взрослые?
– Мы репетируем, – коротко отчеканил Андрей. – Все вопросы – к Петровне, это ее приказ. А теперь вали отсюда, ты мешаешь!
Маленький и хлипкий дежурный решил не связываться с высоченным и злющим Андреем и, будто привидение, мгновенно растворился во тьме, с перепугу выключив свой фонарик.
– Завтра о нашей репетиции будет трепаться весь лагерь, – раздраженно проговорил Андрей, собирая разбросанные по песку листки, – и мне, чего доброго, придется публично объясняться.
– Не только тебе, – беспокойно вздохнула я, – с меня тоже спросят. Но ты не волнуйся, я надеюсь, Петровна нас прикроет!
– В любом случае твоя репутация погибла! – с опереточным трагизмом в голосе прошептал Андрей.
И мы затряслись от хохота.
Когда я на цыпочках вернулась в свой домик и, крадучись, подобралась к спальному мешку, на меня с пола уставилась горящими от нетерпения зелеными глазами Жанка. Она выпростала руку из своего спального мешка, с силой схватила меня за локоть и притянула к себе.
– Рассказывай, как все прошло! – жарко зашептала она. – Я тут вся извелась, тебя ожидаючи! Дежурные болтают, что вы целовались! Это правда?
– Быстро работает сарафанное радио! – вполголоса усмехнулась я и протянула Жанке подаренную Андреем шоколадку. – Угощайся!
– Это – шоколад? – не веря своим глазам, шепнула Жанка.
– Да, – улыбнулась я, забираясь в спальный мешок. – А еще это доказательство того, что Андрей все-таки неплохой человек!
– Ничего себе! – тихо присвистнула Жанка. – Он уже шоколад тебе дарит! Значит, готовит серьезную подставу! Чем больше подарков он выдает тебе сейчас, тем хлеще отыграется потом, вот увидишь! Андрюша просто так ничего не делает! А любить он способен только самого себя, поэтому не обольщайся!
Я схватила ее за пушистый локон и слегка подергала:
– Жанка, перестань! Не нужно бояться Андрея, он не крокодил, а вполне нормальный парень! Ну да, характер у него не самый легкий! Но не надо приписывать ему хитрость и коварство! И меня обижать не надо!
– И чем же я тебя обидела? – недоверчиво пробормотала Жанка.
– Ты почему-то считаешь, что мне нельзя просто так, без задней мысли подарить шоколадку, как будто я не достойна ни симпатии, ни внимания! – с досадой отвечала я. – Не очень-то приятно это слышать!
– А думаешь, мне легко? – возмутилась Жанка, повысив голос. Я торопливо зажала ей рот, но она оттолкнула мою руку и громким шепотом продолжала: – Меня выдавили из спектакля, потому что Петровне, видишь ли, надоели мои капризы! Раньше все устраивало, а теперь придралась к мелочи и выгнала меня! А все почему? Да потому что появился новый любимчик – Андрюша! Он, оказывается, и классный актер, и красавчик, и лично Петровне очень нравится! Лучшие девочки с ним играть не хотят, так она тебя из кладовки вытащила и пыль с тебя смахнула специально для Андрюши! Что же она раньше не замечала твоих талантов? А теперь вдруг прозрела! А ты ведешь себя как последняя дура: кланяешься, угождаешь, в глаза заглядываешь, – а они все об тебя ноги вытирают! А потом найдут девочку покладистее и симпатичнее, чем ты, и вышвырнут тебя так же, как и меня, попомни мои слова!
– Жанна, они тебя не выгоняли, – очень спокойно заметила я, – ты сама ушла. А я никогда в жизни не согласилась бы на эту роль, если бы ты мне не разрешила. Но ты сказала, что если дают роль, то ее надо брать, вот я и взяла.
– Разрешила, а теперь жалею! – воскликнула Жанна. – Потому что ты наивная и глупая, а они этим пользуются на всю катушку! Завтра же скажи Петровне, что уходишь из спектакля!
– Нет. – Я решительно покачала головой. – Уже поздно. Премьера – в конце недели. А бросать все сейчас – подло по отношению к Петровне и к остальным.
– Тогда ты мне не подруга! – прошипела Жанка и отвернулась.
Я погладила ее по голове, но она в бешенстве оттолкнула мою руку.
– Жанна! – тихонько позвала я. – Жанна, так нельзя! Мы ведь договаривались никогда не ссориться, что бы ни случилось!
Жанна молчала, отвернувшись.
– Если ты сейчас меня бросишь, я, конечно, не умру, но буду очень скучать и вообще…
Я протянула к ней руку, но она вновь оттолкнула меня с раздражением и злостью. Я отступила, но немного погодя вцепилась в нее и отчаянно зашептала:
– Ответь мне! Чего ты молчишь? Чего толкаешься? Не можешь ты со мной так поступать, потому что, кроме тебя, у меня никого на свете нет!
Мой голос предательски задрожал, я уткнулась в спальный мешок и беззвучно заплакала. Жанка сразу повернулась ко мне и крепко меня обняла. Через несколько минут мы уже мирно шептались и вовсю уплетали подаренный мне шоколад.
С того памятного вечера моя лагерная жизнь изменилась к лучшему, как будто из-за клубящихся грозовых облаков наконец-то проглянуло ослепительное летнее солнце. Жанна почти смирилась с нынешним положением дел, по крайней мере она прекратила злословить, смягчилась по отношению к Андрею и даже умудрилась настроить Васю на мирный лад, в результате чего ее кавалер перестал тяжело дышать в присутствии соперника и не бросался на Андрея по ничтожнейшему поводу. На сцене Андрею и Васе приходилось изображать друзей – Ромео и Меркуцио, – и на всякий случай мы с Жанкой дежурили на каждой их совместной репетиции, будто стража, готовая в любую минуту броситься на помощь и растащить дерущихся, но мальчики с достоинством перенесли это испытание. А у нас с Андреем сложились чрезвычайно удобные для работы шутливые приятельские отношения. Правда, все вокруг болтали о нас всякие глупости и считали нас влюбленными, но, к счастью, Андрея это не раздражало и не сбивало с толку, а уж меня тем более. Петровна оценила наш совместный труд: что-то похвалила, где-то поправила, объяснила, как лучше воплотить задуманное.
И вот наступил долгожданный день премьеры. Еще с утра на генеральной репетиции я почувствовала, как меня захлестывает волнение. Накануне ночью я долго не могла уснуть и промаялась чуть ли не до рассвета, переживая предстоящее выступление и свой первый в жизни выход на сцену в главной роли. Удастся ли мне вдохнуть душу в сложную, продуманную нами конструкцию под названием «Джульетта»? А вдруг зрители ничего не поймут и не оценят? Я ведь и в самом деле такая серенькая и неприметная! Прав Андрей: меня из второго ряда не видно! Придется наизнанку вывернуться, чтобы заметили! В результате на заключительную репетицию я примчалась, охваченная паникой, и, что называется, пошла вразнос: я переигрывала, забывала шагать навстречу Андрею, зеркалить его жесты, а в конце даже умудрилась запнуться в словах!
– Юля! – громко восклицала Петровна, воздевая руки к небу. – Ю-лень-ка! Ты что творишь-то? Успокойся, родная, не гони коней! Ты ж нам весь спектакль угробишь своими «страстями»!
– Я с самого начала это предвидел, – угрюмо прокомментировал мое выступление Андрей. – Она безнадежна: и своего ума нет, и дрессировке не поддается! И зачем я на нее столько времени убил! Ведь каждый вздох ей расписал! Каждое слово обсудили! А она опять за свое!
– А ты помалкивай! – прикрикнула на него Петровна. – Надо бы успокоить девчонку, а он еще и нагнетает! Юлёк, иди погуляй пока! Расслабься, подумай о чем-нибудь приятном! А вечером чтоб без нервов, поняла?
Я кивнула и, умирая от стыда и тоски, убежала к озеру. Поплакав там недолго в полном одиночестве, я постепенно успокоилась, опомнилась и, внимательно рассмотрев свое отражение в озерной глади, тихо и жестко сказала себе, что я не красавица и не «звезда», чтобы с первого взгляда покорять залы; что в спектакль меня изначально брали поддержать Андрея – только и всего; что моя задача – четко и внятно исполнить то, чему меня научили, а уж как на это отреагируют зрители – меня не касается. Пусть Петровна беспокоится о произведенном впечатлении, а я – исполнитель чужой воли, не больше и не меньше, и должна просто выйти и отработать как следует, ни на что не отвлекаясь и не выпрыгивая из платья от излишнего усердия.
Теперь, когда буря внутри меня улеглась, я почувствовала какую-то уверенность, как будто я тонула в бушующем море и вдруг ощутила твердую почву под ногами. У меня даже появились посторонние, не относящиеся к премьере мысли, например о том, что спинка жука-солдатика, бегающего по моему рукаву, похожа на африканскую маску и что неплохо было бы сейчас попить холодного молока.
Вечером я вышла на сцену как ни в чем не бывало, с первого же вдоха вошла в образ и ни разу не отвлеклась, прислушиваясь к внутреннему ритму действия, задаваемому Андреем. Андрей играл потрясающе – гораздо лучше, чем на репетициях, – но меня это ничуть не смущало и не напрягало: я запретила себе гнаться за ним в попытке блеснуть и отвоевать симпатии зрителей. Вместо этого я продолжала послушно изображать покорную и безропотную Джульетту, постепенно набирая обороты и в каждой следующей сцене прибавляя по чуть-чуть.
Поначалу внимание зрителей целиком и полностью принадлежало Андрею и, пожалуй, Васе, который непринужденно болтал, искрометно шутил, вызывая дружный хохот детей, и устроил из своей небольшой роли такое шоу, что зал заходился восторженным визгом при каждом его появлении на сцене.
В отличие от своего соперника, Андрей играл совершенно по-другому, как настоящий взрослый актер, и произвел гораздо более глубокое впечатление, чем яркий и шумный Вася. Конечно, никто не смеялся, не хлопал и не визжал при виде Андрея, но за его игрой следили затаив дыхание, а к его репликам прислушивались, не желая пропустить ни единого слова.