Вероятно, свободу Туата Де Данная могла получить только со смертью Бадо́.
Золотистые волосы Каэр, в прошлом – оборотницы-лебедушки, падали на черную паутину и перемешивались с ней. С каждым днем Каэр становилась все слабее – драгоценная сила утекала из нее по колдовским паучьим каналам. Сердце Клио болезненно сжалось. Хотела бы она хоть как-то помочь…
– Сестрица, – увидев ее, радостно воскликнула Каэр.
Клио смутилась. Да, у них один и тот же дар, но она никогда не сравняется силой с самой первой в мире сноходицей и дочерью богини-матери Дану. Той, что сумела сотворить себе сына – Ловца Снов.
– Я знаю, кто пленил вас, – на одном дыхании выпалила Клио. – Это моя мать.
В прошлые их встречи она так и не нашла в себе сил признаться.
– Знаю, сестра, – спокойно отозвалась Каэр. – Вижу ее в твоих кошмарах.
Она замолчала, скорбно опустив уголки губ. В лазуревых глазах застыло странное выражение, которое Клио не могла опознать.
– Я хочу заставить ее отпустить вас, – сжав руки в кулачки, горячо проговорила Клио. Тут же сникла, и разжала пальцы. – Но я знаю, что это…
– Невозможно, – печально улыбнулась Каэр.
– Маловероятно, – поправила она. – Морриган могла бы заставить ее слушать, но…
Для начала Ткача Кошмаров нужно поймать. И каким-то неведомым образом лишить колдовской силы.
– Ты пришла ко мне, чтобы рассказать правду о своей матери?
В голосе Каэр не было и толики боли, обиды или усталости. Если слушать ее с закрытыми глазами, может показаться, что оборотница-лебедь лежит на подушках с золотистой бахромой в своем замке и ест виноград из хрустальной чаши.
А не прикована глянцево-черными путами к одному островку мира снов.
– Нет. Не только, – призналась Клио. – И не только для того, чтобы вас проведать…
«Чтобы вам не было одиноко в этом белом плену».
Она рассказала то, что было у нее на уме. Каэр слушала молча, а волнение Клио с каждым оброненным словом отчего-то все больше возрастало. Ловец Снов, возникший рядом с матерью словно из ниоткуда, тоже внимательно слушал. Пусть и вряд ли по-настоящему ее понимал.
– Я не знаю, что из этого выйдет, – призналась Клио. – Но должна попытаться сделать хоть что-то.
– Понимаю, сестра. И во всем тебе помогу. Возвращайся, когда все будет готово.
Ловец Снов, склонив голову набок, пытливо взглянул на Клио.
– Ты уходишь в свой мир?
Она медленно кивнула.
– А на что он похож? – спросил Ловец Снов почти зачарованно.
Долгое время сын и творение Каэр и не подозревал, что за границами их сновидческого мира существует какой-то другой. Клио представляла, какие эмоции испытала бы, узнай она, что мир, в котором она родилась – не единственный. Однако раскрыть правду Ловцу Снов все равно пришлось.
Иначе Клио не смогла бы объяснить ему, почему так внезапно появилась в его жизни. Почему единственная из всех (кроме, конечно, самой Каэр) могла видеть и разговаривать с ним.
Кроме того, Ловец Снов видел, как встревожена Клио, изо всех сил пытающаяся помочь спящим, и как печальна Каэр, лишенная такой возможности. Он не мог понять причин для столь сильных чувств. Для него не существовало понятия «смерть», ведь люди, «умирающие» в царстве снов, рано или поздно (а порой в следующую же ночь) сюда возвращались.
Тщательно подбирая слова, Каэр все ему рассказала. О том, что миров и вовсе не два, а целых три, и один из них неуютен, мрачен и полон отчаяния. Что там царит вечная тьма, из цепких эбонитовых когтей которой они и хотят спасти невинные души. Ловец Снов слушал их, и по его бескровным щекам текли крупные, словно бусины, слезы. Догадался ли он, как сильно отличается от всех, когда узнал, что люди способны умирать?
«Исчезать, – так перевела Каэр это загадочное для него слово. – Исчезать навсегда, навеки».
Объяснить, что значит «навсегда» тоже оказалось непросто.
И теперь Ловец Снов жаждал узнать, на что похож тот, третий мир, где царила иная жизнь, подчиненная иным законам. Мир живых.
Настоящих живых.
– Ох… – Клио стушевалась. – Я даже не знаю. Но ты тоже видишь его каждый день, как и я. В чужих снах… то есть в чужих жизнях.
Вряд ли людям так уж часто снились другие эпохи, а слово «сон» для него было равнозначно слову «жизнь».
Вдохновленная пришедшей в голову мыслью, Клио развернулась к Каэр.
– Здесь же можно отыскать любые сновидения? Даже те, что приснились людям десятки, сотни лет назад? Даже те, что снились самим… Туата Де Данная?
Клио неосознанно затаила дыхание в ожидании ответа. Каэр улыбнулась.
– Для меня не существует понятия «день», «месяц» или «год». Здесь смешиваются… как это говорится… время, которое разделяет людей из разных городов и стран.
– Часовые пояса, – подсказала Клио.
– Верно. Я не знаю, когда у людей наступает ночь, потому что новые сны приходят сюда беспрестанно. Однако мир сновидений помнит все. Он хранит каждое мгновение приснившегося, случись оно десятилетие или же столетие назад. Сны блекнут лишь в разуме людей. Но не здесь.
Клио с восхищением огляделась вокруг. Ей не попадались столь древние сны. Может, они обитали где-то на глубине? Тогда и Юдоль Сновидений следовало бы разделить на несколько частей – планов мироздания.
Вот бы взглянуть на сны других поколений и даже эпох хотя бы одним глазком…
Ловец Снов с интересом следил за их разговором, но, как только воцарилась тишина, как ни в чем не бывало вернулся к тому, о чем говорил.
– Но мне интересно, как выглядит твой мир.
– А, ты, наверное, имеешь в виду мой город и мою страну…
– Наверное, – застенчиво улыбнулся Ловец Снов.
– Ирландию не зря называют Изумрудным островом. Зеленые холмы и луга там простираются до самого горизонта. А в тех местах, где море встречается с небом, кажется, что перед тобой – гобелен, сотканный из разных оттенков голубого. Лазурные волны бьются о скалы, разбиваются в пену, а воздух пахнет свободой…
– Как поэтично, – мягко улыбнулась Каэр.
Клио, конечно, тут же смутилась.
– Я люблю Ирландию, – словно в оправдание сказала она. – А еще – зеленый и голубой цвет.
И море.
– Кенгьюбери не похож ни на один другой город. Он разделен на две половины – старый город и новый, на угасающие окраины и вечно бьющееся стеклянное сердце. Но он словно позволяет тебе выбирать – хочешь ли ты застыть в безвременье с узкими улочками и лабиринтами аккуратных домов или позволить бурному потоку с его сверкающими огнями и вылепленными из стекла высотками подхватить и унести тебя под несмолкающий шум чужих голосов.
Глаза Ловца Снов зажглись, словно маленькие лампочки или гирлянды на рождественской елке.
– Звучит так загадочно и волшебно!
– В твоем мире тоже много загадки и еще больше волшебства, – улыбнулась Клио. – В каждом сне столько магии!
– Но то волшебство… другое.
«Необычное для тебя, а потому такое волнующее. Я понимаю».
– А я могу когда-нибудь там побывать?
– Ох… – Клио сникла. – Боюсь, что нет.
Ловец Снов отвернулся, но она успела увидеть, как потускнели его полнящиеся надеждой глаза, как с бледных губ сошла полная предвкушения улыбка.
Его печаль разрывала ей сердце. Клио могла понять, почему Ловцу Снов оказалось недостаточно мира, сотканного из осколков чужих жизней, пугающих фантазий и сладких грез. Потому что это лишь осколки. Фрагменты.
А еще ему словно навязывали чужие чувства, не позволяя испытать их самому – будь то кошмар или искрящийся счастьем сон про первую любовь или рождение долгожданного ребенка. Ловец Снов был лишь свидетелем чужих историй, ведь у любого сна есть тот, для кого он был рожден и кому подчинялся.
Ловец Снов не может пройтись по улочкам Кенгьюбери, поесть мороженного в уютном кафе, покататься на качелях или покормить уток в парке. Сон движется, подчиняясь законам его создателя, и, словно горная река, несет сына Каэр прочь.
– Но я могу тебе показать.
И вновь в глазах Ловца Снов зажглась надежда. Подпитывая этот огонь, Клио призвала магию сноходицы.
Она создавала для него мир, сотканный из деталей обыденного и колдовского. Мир, в котором не было людей. Мир, предназначенный для него одного.
В нем нашлось место и Цветочному Кварталу старого города, что год от года все больше вытеснялся новым, и то самое кафе-мороженое, в котором они с совсем юной Морри перепробовали едва ли не весь ассортимент. Еще там была конюшня, с подачи уже Морриган девятнадцатилетней созданная во внутреннем дворе замка дома О’Флаэрти, который столь стремительно стал домом Блэр.
Там был Королевский остров с величественным Тольдебраль, освещенным отдельным искусственным солнцем. Лазурный остров, в водах которого плескались келпи, мерроу и селки. А еще – прекрасный Неметон. Священная роща лесных ведьм и друидов, где по тропинкам меж деревьев-великанов с пышными изумрудными кронами бродили животные – не прирученные людьми, но доверяющие им и считающие их своими братьями.
– Наверное, это не совсем то, что ты имел в виду, – извиняющимся тоном сказала Клио. – Это и есть мой мир, но, как и твой, он состоит из осколков. Это не значит, что он разбит, что он неправильный, просто… Он такой, какой он есть.
Пусть вся ее жизнь сейчас – эта маленькая квартира одного очень симпатичного инспектора Департамента, когда-нибудь и это изменится тоже. Хоть Клио пока и не знала, как.
– Зато я могу не просто показать себе этот мир, но и рассказать свою историю.
– Я хочу, – горячо сказал Ловец Снов, шагнув вперед. – Расскажи!
Клио с виноватой улыбкой повернулась к Каэр.
– Я заберу вашего сына ненадолго?
Он и без того часто уходил, чтобы хранить сны безмятежно – или не очень – спящих. Но для любой матери каждый миг, проведенный со своим ребенком – бесценность. Особенно для той, чьи жизненные силы с каждым днем угасали. Для той, что только обрела свое дитя.
– Конечно. И спасибо, – тепло поблагодарила Каэр. – Я и сама плохо знаю твой мир… новый мир. Вижу его в людских снах, но многого не понимаю.