Вслед за ней гости Эмайн Аблах вошли в тронный зал, причудливо отделанный серебром и хрусталем. Проникающий сквозь широкие окна свет, преломляясь, преумножился стократ. Прямо в камне росла белая лоза с диковинными полупрозрачными цветами.
– Королева Мэб, король Мананнан… Я привела к вам чужаков из внешнего мира. Прошу, выслушайте их.
Засмотревшись на цветы, Морриган не сразу обратила внимание на королевскую чету. Сидящий на троне светловолосый мужчина был обряжен в роскошные одежды, бирюзовые с сияющим белым. Король Мак Лир, что значило «Сын моря». Колдун, способный обрушить на врагов стихию или же ее усмирить. Рядом с ним замерла хрупкая, прекрасная девушка с золотым полотном волос.
Что-то в ее лице показалось Морриган знакомым. И лишь несколько мгновений спустя она поняла, почему сразу ее не узнала. Она видела эту девушку смеющейся, с распахнутыми глазами, полными жизни и… любви. А теперь перед Морриган стояла ее повзрослевшая версия с царственным наклоном головы и холодным взглядом золотых глаз.
Морриган изумленно взглянула на Дэмьена. Тот будто окаменел.
Очнувшись, подался вперед и тихо, неверяще спросил: – Мэйв?
Глава 41Расколотая
Мертвое воинство продолжало шествие по земле, останавливаясь лишь затем, чтобы забрать очередную душу Какое же прекрасное зрелище – слуа верхом на сотканных из полуночной силы и огня лошадях.
Любопытные создания эти Кошмары… или Найтмары[21], как их порой называли в английских книжках.
Воплощения магии мира теней, принявшие форму скакунов, впервые они появились в мире живых лишь четыре века назад – почти одновременно с самой полуночной магией. Ни сама Бадо́, ни многочисленные историки и исследователи так и не смогли установить, существовали ли Кошмары все это время в мире мертвых или же их создал кто-то из новоявленных полуночных колдунов.
В пользу первого говорило то, что нижние планы мира теней – и Юдоль Хаоса, где обитали фоморы, и неназванные людьми Юдоли, и даже те, о которых они не подозревали, потому что туда не ступала нога ни демона, ни человека, – кишели нечистью. Оттуда в мир живых в результате неверных ритуалов, прорывов в завесе между двумя мирами или обрядов глупых, но осознанных, проникали баргесты и гримы, боканах и бананах[22] и другие демоны и духи.
Поговаривали, где-то на нижних планах мира теней открывается путь к самому центру земли. Там плещется магма – из ее жара и окружающей ее колдовской силы Кошмары и были рождены. Вот откуда огонь, что горел в их глазах и заменял им гриву. Что до их схожести с лошадьми… Природа, на взгляд Бадо́, любила повторяться. Создавая мир из элементов, она или меняла, или и вовсе копировала, отражала их, переплетая друг с другом.
Гримы и баргесты – демонические псы, Кошмары – демонические кони. Не хватало, пожалуй, лишь демонических кошек (Морриган они бы определенно понравились). Хотя в Японии существовали бакэнэко и нэкомата[23]… Складывалось ощущение, что высшие силы, создавшие их мир, решили упростить себе задачу. Будь Бадо́ богиней, справилась бы лучше.
Впрочем, у нее все еще впереди.
Однако было и то, что отличало Кошмаров от прочей нечисти. Питались они не человеческой плотью, как большинство демонических тварей, а… страхом людей. И эта особенность роднила их с Бадо́.
В древние времена пастбищами для Кошмаров служили поля битвы и истерзанные войной города. Места, переполненные людьми, охваченными ужасом и паникой. Война в эпоху, когда мир узнал о существовании полуночной силы, была делом нередким, как и людской страх перед темными чарами, а потому голодать Кошмары не привыкли. В местах не силы, но страха они паслись целыми табунами.
Не раскаленная магма в ту пору порождала новые кошмары, а хаос, поселившийся среди людей.
Однако со временем страх перед полуночной магией – чем-то чуждым и неведомым – поутих. Рассветные колдуны осознали неизбежное: им придется учиться справляться с хлынувшей в их мир потусторонней силой. Начали они с Кошмаров, что плодились, словно чума. Колдуны понимали – если тех не остановить, чумой они и станут.
И однажды сожгут дотла не только города – целые континенты.
Их, порождения полуночной магии, прогоняли в мир теней. Встречала Бадо́ и колдунов, что выбирали Кошмаров своими питомцами – и весьма эффектным способом передвижения. Но таких было немного. Демонических коней нелегко приручить. Они дики, своенравны и склоняются лишь перед тем, кто способен подавить их волю своей собственной.
Создавая мертвое воинство, Бадо́ ни на мгновение не усомнилась, что справится со столь непростой задачей. Даже если бы она не делила одно тело (или, честнее сказать, оболочку) с самим королем демонов. Если кто и способен бросить вызов Балору и помериться с ним силами, так это она.
В большинстве своем Кошмары бродили по Юдоли Скорби – той части мира мертвых, где страх пропитывал собой воздух. Оставаясь невидимыми среди теней, они поглощали чужой ужас, как лошади мира живых – сочную траву.
Когда Бадо́ нашла первого Кошмара, он сам подался к ней, раздувая ноздри, из которых валил пар – от соприкосновения жара демонического коня с вечным холодом мира мертвых. Подался в надежде отыскать в ее душе лакомый страх… и разочаровано отстранился.
Бадо́ соединила свою силу с энергией Балора и ментальным импульсом направила на Кошмара. Воспламенила текущий в мертвых венах нечисти огонь, демонстрацией силы заставляя Кошмара поклониться на запястье, словно дрессированного или циркового коня.
– Скоро, мой милый друг, – ласково пропела тогда Бадо́, – вся Ирландия преклонит передо мной колени. Но мне нравится мысль, что первым был ты – нечисть, порождение мира теней.
Балор в ее голове что-то недовольно пробурчал, но она была слишком взволнована, чтобы его слушать.
Вскоре в ее распоряжении оказался целый табун прекрасных лошадей с огненной гривой. Недостаток у них был лишь один: будучи союзом тьмы и пламени, они не выносили солнечного света. Бадо́ пыталась объяснить им, что днем в Пропасти с ее искусственными солнцами им ничего не угрожает.
Но, едва завидев хоть одно из них через созданную ею брешь, Кошмары вставали на дыбы, ржали, но переступать порог между двумя мирами отказывались наотрез.
Оказалось, им хорошо известно, что такое страх.
Быть может, оно и к лучшему. Пусть люди Ирландии – от Пропасти до Верхних городов – живут в мучительном ожидании момента, когда мертвое воинство придет к ним из мира мертвых. Превратит их дома в пепел и лишит жизни их самих.
Бадо́ просчитала все. Души, собранные слуа, прокормят сидящего внутри нее Балора и почти «пустых» Маху и Немайн. Часть страха, которым кормились Кошмары, через установленную с ними колдовскую связь забирала она сама. Так Бадо́ восстанавливала силы, потраченные на создание Триумвирата и покорение демонических коней.
Лесных ведьм во главе с высокомерными всезнайками, что звались Ведающими Матерями, хватил бы удар, узнай они, во что Бадо́ превратила священную связь между колдуном и его фамильяром…
Она была не первой полуночной ведьмой, кто призвал нечисть в качестве колдовских помощников. Но именно она заставила фамильяров питать ее. И это далеко не все, в чем Бадо́ будет первой. В то время как Дану прочно заняла трон рассветной богини, место полуночного божества пустовало.
Кому, как не Бадо́, это исправлять?
Единственная помеха заключалась в том, что, переполняясь силой, Мертвые Дочери начали проявлять себя. Королева демонов была одновременно и единой личностью, и личностью, раздробленной на три… Балор почти не в счет.
Он жаждал вернуться в мир живых и поквитаться с его обитателями за века заточения и за преданность Дану, его главному врагу. А Бадо́ – единственное существо, способное удержать внутри себя его демоническую силу и не расколоться на части, словно упавший с дерева орех. Потому он и сидел смирно, будто пушистый котенок, у которого еще зубы не прорезались.
Чего не скажешь о Мертвых Дочерях.
Маха стала неуемнее прежнего. Вместе со слуа поглощая души, она научилась проживать чужие воспоминания, оживляя их и пропуская через себя. Перед глазами Бадо́ проносились истории чужих жизней и смертей, и все, что включал в себя отрезок между рождением и угасанием – поглощением души мертвым воинством. Все эти глупые влюбленности, надуманные трагедии и драмы, все их приземленные мечты: уютная квартира, теплые пяточки младенцев, целый выводок собак…
Бадо́ от всего этого мутило, а Махе, видите ли, было любопытно.
Рожденная мертвой, она рвалась познать мир живых. Понять, что представляет собой человек. Однако при этом она уделяла поразительно много внимания чужим страданиям. Смаковала боль от порезанных пальцев, разбитых коленок и сломанных костей. Образы тяжелых ранений в сознании Махи – а значит, и Бадо́ – многократно повторялись, словно заевшая пластинка.
Ткач Кошмаров пыталась повлиять на дочь, но ее голос за стонами и криками был едва слышен. Пыталась заглушить чужие воспоминания, взять силу Махи под свой контроль, но ничего не вышло. Как ни прискорбно признавать, Бадо́ не владела подобным даром. Им могла обладать только мертворожденная Маха.
Вот зачем Бадо́ требовался день – отдохнуть от нескончаемых кровавых и болезненных видений. А вот Немайн подобным ограничением была не слишком довольна. Обуздывать ее было все сложней. Становясь сильней, она все активнее пыталась отобрать у Ткача Кошмаров главенствующую роль. Перехватить контроль над телом матери. Это ей, разумеется, не удавалось – не хватало сил. Но и попыток она не оставляла.
Немайн не нравилось, что поток душ, увеличивающий ее силу, останавливался с наступлением утра. Она настаивала на том, чтобы шествие мертвого воинства, прозванное людьми Дикой Охотой, продолжалось без Кошмаров. Ведь слуа не боялись наступления дня, не боялись энергии солнца. Вопросы эффектности ее не волновали, а тщательно спланированный сценарий Бадо́ казался чушью.