– У вас? – лукаво переспросила Морриган.
Клио смущенно рассмеялась.
– У Ника. Но думаю, что… Да, у нас.
Личико Клио озарила мечтательная улыбка. Морриган привлекла ее к себе, нежно поцеловала в лоб.
– Будь счастлива, родная, – прошептала она. – Пожалуйста, будь счастлива.
Развернувшись, Морриган вышла из комнаты. Побоялась, что, если останется рядом с сестрой еще хотя бы на мгновение, просто не сможет сделать то, что необходимо.
В коридоре терпеливо ждал Ник. Морриган о многом хотелось ему сказать. О том, что ей жаль потерянной между ними дружбы. О том, как она рада, что Клио нашла родственную душу, защиту и опору и свою любовь. Но у нее еще будет шанс поговорить с ним.
Потому она сказала лишь самое главное:
– Пожалуйста, береги ее.
Ник не стал ни о чем спрашивать – по ее лицу видел, что не время.
Серьезно кивнув, сказал:
– Обязательно.
Оставив позади дорогих ее сердцу людей, Морриган покинула дворец. В поисках успокоения пришла в сад во внутреннем дворе. Ее взгляд равнодушно скользил по цветам, которых не существовало в Ирландии – а может, и во всем людском мире. Но среди живой природы вместо каменных стен дышалось легче. Самую малость.
Здесь ее и нашел Дэмьен.
Морриган услышала шаги, но не повернулась. Сидела на резной скамье, нервно перебирая пальцы.
Помедлив, Дэмьен опустился на скамью рядом с ней.
– Поговорила с сестрой?
– Да. Поговорил с Мэйв… Мэб?
– Да.
Повисшая в воздухе тишина заставила Морриган усмехнуться. Кажется, никто из них не спешил делиться откровениями.
Она ошиблась.
– Когда мы только встретились – здесь, на Авалоне… – медленно начал Дэмьен. – Я ничего не понимал. Мэйв была так равнодушна, так отстраненна. Она будто не знала меня вовсе. Словно я для нее – чужой человек. Да, она наверняка прошла через многое, раз ей удалось каким-то образом стать королевой. Но, глядя на нее, я задавался вопросом – неужели первая любовь следов не оставляет?
Морриган больше не хотела слушать о Мэйв. Хотела встать и уйти, но… осталась.
– Когда мы остались наедине… Она смотрела на меня так странно, почти… изучающе. А потом извинилась передо мной – за то, что мы не можем быть вместе. Сказала… – Дэмьен нахмурил лоб, вспоминая. – «Я оставила себе только твое имя и образ, которые теперь стали для меня совсем чужими. Память о том, что я когда-то тебя любила. Но больше – ничего».
– И что это значит?
Дэмьен выглядел растерянным и озадаченным.
– Понятия не имею. Возможно, речь о выборе, который Мэйв была вынуждена сделать, когда стала королевой. Оставить в прошлом прежнюю жизнь – ипостась смешливой и беззаботной фэйри, взросление среди лесных ведьм и… любовь ко мне.
– Почему ты не спросил?
– Потому что теперь это неважно.
– Неважно? – удивилась Морриган. – Ты столько сил потратил, чтобы ее найти! Искал ее и среди людей, и среди фэйри…
Дэмьен посмотрел ей в глаза долгим, проникновенным взглядом.
– Прежде я действительно был готов на все, чтобы быть с Мэйв, чтобы вновь ее обрести. Но потом… Я просил тебя отыскать ее на Тир на Ног для того, чтобы убедиться, что с ней все в порядке. Ведь она – родной для меня человек. Чтобы – и это самое эгоистичное – с помощью Мэйв взять свою ярость под контроль. А еще хоть как-то очистить свою совесть.
Он странно, почти умиротворенно, улыбнулся. Морриган впервые видела его – берсерка с яростью, бурлящей в крови, – с такой улыбкой.
– Мне нужна была эта встреча. Я чувствую такое облегчение, которого никогда прежде не испытывал. Я столько недель терзался чувством вины…
– Что разлюбил ее? Что не сберег вашу любовь, как обещал?
– Что влюбился в другую.
С губ Морриган сорвался изумленный вздох. Дэмьен смотрел ей в глаза, не отрываясь. У нее кружилась голова.
– Прикоснись ко мне, – тихо попросил он.
Дрогнувшей на мгновение рукой Морриган провела ладонью по его щеке. Пробежалась кончиками пальцев по вытатуированным на висках рунам, взъерошив короткий ежик. Увлекшись, зарылась пальцами в более длинных волосах на затылке, скользнула к шее, а после – и к груди.
Серые, как пасмурное небо, глаза Дэмьена потемнели от желания. Дыхание стало учащенным, как и его пульс. Но вместе с тем…
Никаких алых вспышек. Никакой алой ярости в глазах.
Морриган накрыла волна осознания. Он наконец принял свои чувства к ней.
Жаль, слишком поздно.
– Дэмьен… Ты слышал Веду. Меня может не быть в мире живых несколько десятков лет.
Дэмьен с улыбкой заправил за ухо прядь ее волос, и по коже пробежали мурашки. Как же долго она этого ждала…
– Когда ты вернешься, у нас будет время, чтобы возместить потерянное.
– Берсерки долго не живут, ты лучше меня это знаешь, – едва слышно сказала она.
Вспышки колдовской ярости истощают. Организм, вынужденный постоянно выдерживать предельные нагрузки, изнашивается, как любимое платье из тонкой ткани. Многие берсерки не доживают и до пятидесяти лет, а в шестьдесят они считаются долгожителями – и все это несмотря на магию, текущую в их крови.
Если быть точным, именно из-за нее.
Чем чаще берсерк впадает в ярость, тем меньше ему остается жить. Как и полуночным колдунам, злоупотребляющим путешествиями по миру мертвых. За такого рода чары всегда приходится платить. Вот только Ирландию сейчас терзает Дикая Охота. А Дэмьен Чейз…
Морриган слишком хорошо его знала. С него не стребуешь обещание и не удержишь в стороне от войны.
– Намекаешь, что я стану дряхлым стариком и резко тебе разонравлюсь? – хмыкнул он.
Морриган вздрогнула от другой мысли: сколько жизненной силы ни выпьет из нее мир теней, она не увидит, не почувствует собственное взросление. Должно быть, нечто схожее испытывают люди, очнувшиеся от комы, в которую впали несколько лет назад. С той лишь разницей, что Морриган все это время будет находиться в сознании. Просто в иной реальности.
В мире мертвых, а не живых.
– Нет, Дэмьен. Я просто не могу допустить, чтобы половину отмеренной тебе жизни ты потратил на ожидание. – Она вскинула палец, запретив себя прерывать. Ей и без того непросто говорить. – Я никогда не понимала, как люди жертвуют своим счастьем ради счастья других. Но я не могу просить тебя меня дождаться. Зная, что ты пережил с Мэйв, как ты терзал себя… Я не хочу, чтобы ты страдал снова.
Дэмьен ничего не ответил, но в глазах его появилось столь редкое для него лукавство – будто пасмурное небо прорезал солнечный луч. Он привлек ее к себе и поцеловал, и в этом поцелуе таилось обещание.
Морриган не хотелось его прерывать – ни сейчас, ни спустя целую вечность. Положив руки на ее талию, Дэмьен крепко прижимал ее к себе, явно не желая отпускать. Этот поцелуй отличался от прежних. В нем была не страсть, но странная, томная, приправленная горечью нежность двух людей, которые невероятно долго искали путь друг к другу, а теперь должны расстаться на годы.
Неохотно отстранившись, Морриган приложила палец к губам Дэмьена. Ее собственные пылали.
– Одно последнее дело, и я вся твоя.
И в этих словах тоже было обещание.
Глава 46Украденная душа
Дикая Охота бушевала в мире живых. Слуа гнала вперед переполнявшая Бадо́ ярость.
Мертвое воинство лишилось генерала. Да, она могла поставить на место Киана сотни других слуа, но ей нужен был именно он.
Как она могла так просчитаться?
«Это все твои проклятые дочери, это они виноваты», – шипела Немайн.
В ненависти Немайн чувствовалась и некая… ревность. Ведь Клио и Морриган Бадо́ отдала столько лет своей, пусть и оставшейся в прошлом, жизни!
«Я хочу посмотреть, как они умрут», – мечтательно вздохнула Маха.
Бадо́ мерила шагами окутанный тенями зал ее замка. Она никому не собиралась признаваться и закрывала мысли даже от Мертвых Дочерей, но… Правда в том, что она сама отчасти виновата в случившемся.
Ей до безумия хотелось, чтобы Киан страдал, и несколько лет пыток она не сочла достойной для него карой. Бадо́ хотела, чтобы Киан не просто убил родных дочерей своими руками. Чтобы он осознавал, что сделал.
Ткач Кошмаров заперла его сознание в клетку мертвой, опустевшей души. Киан видел, слышал и понимал все, однако был над собой не властен. И если других слуа вел голод и ненависть ко всему живому то Киан был ведом самой Бадо́.
Но прямо посреди битвы, в финале которой он должен был убить Клио и Морриган, она вдруг утратила над ним контроль.
Если бы Бадо́ уничтожила самые зачатки его рассудка, а не заперла их внутри, пробудить его не смогла бы никакая сила. Хуже всего то, что она не сумела отыскать Киана ни в одной из Юдолей – кто-то из духов посмел скрывать его от ее глаз.
А тут еще чертовка Морриган… Как она смогла обвести ее вокруг пальца? Ее, Бадо́?! Да еще и используя рассветную силу!
«Давай вернемся и растерзаем их на клочки», – вкрадчиво шептала Немайн.
«Утопим их в собственной крови», – радостно подхватила Маха.
– Да заткнитесь вы! – не выдержав, заорала Бадо́.
Крик разнесся по пустому дворцу, рождая и множа эхо. Она протяжно выдохнула, пытаясь успокоиться.
Четыре личности в одном теле – весомый повод сойти с ума. Однако ее собственные мысли во многом были созвучны с мыслями Мертвых Дочерей, пускай и менее… кровожадны. А вот соседство с Балором оказалось на редкость раздражающим. Нет, он не забывал о том, кому обязан своим освобождением, и голоса не подавал. Бадо́ выводило из себя другое.
Как ностальгирующий старик, находящийся на рубеже смерти, Балор бесконечно предавался воспоминаниям о прошлом. Его глазами – вернее, его мысленными образами – Бадо́ видела мир вечной тьмы, нетронутое светом и подлинной жизнью царство фоморов.
Таким Балор помнил мир до того, как Дану, первородная рассветная колдунья, даром зажгла в нем свет. Она вдохнула жизнь в этот мир, а потом, не желая оставаться в нем в одиночестве, принесла земле свою первую жертву.