Целью всех его писаний было раздуть пламя подозрений по отношению к Китаю и планам Китая. Под именем Демосфена он писал совершенно прямо об опасности позволить Китаю удержать завоевания Индии и Индокитая и всячески рассуждал на тему, кто следующий. Конечно, он не мог опуститься до разжигания толпы, потому что каждое его слово обернулось бы против Гегемона.
Куда как было проще, когда он был анонимом в сети.
Но под именем Локи он писал как государственный муж, бесстрастно рассуждая о проблемах, стоящих перед различными странами и регионами. «Локи» почти никогда не писал откровенно антикитайских статей, но считал само собой разумеющимся, что будет следующее вторжение и долговременные инвестиции в возможные объекты вторжения было бы неразумно делать. В таком роде.
Работа была тяжелая, потому что каждая статья должна была быть интересной, оригинальной, важной, – или ее просто не заметят. Ни в коем случае нельзя было создавать впечатление, что у него есть любимый конек – как у отца, когда он только что излагал Димаку свои теории групповой лояльности. Хотя, если честно, раньше он от отца ничего подобного не слышал. И все-таки эти речи дали ему понятие, как легко Локи и Демосфен, то есть сам Питер Виггин, могут сперва надоесть, а потом стать посмешищем.
Отец предлагал темы для статей, из которых Питер некоторые использовал. Что делают отец и мать в остальное время, когда не читают его статьи, не комментируют, не вылавливают ошибки – Питер понятия не имел. Может, мать нашла комнату, где прибираться.
Графф забежал в первое утро, но потом вернулся на Землю на том же шаттле, на котором прилетели они. Три недели он не возвращался, и Питер успел написать около сорока статей, опубликовав их в разных изданиях. Большинство статей принадлежали Локи. А наибольшее внимание привлекали, как всегда, статьи Демосфена.
Вернувшись, Графф пригласил Питера с родителями к обеду в апартаментах министра, и это был веселый обед, за которым не обсуждалось ничего важного. Как только разговор подходил близко к текущим делам, Графф его прерывал, наливая воду или отпуская какую-нибудь шутку – редко смешную.
Это озадачило Питера: Графф наверняка мог рассчитывать, что его помещения защищены от подслушивания. Очевидно, это было не так, потому что после обеда Графф пригласил их пройтись и быстро вывел из обычных коридоров в служебные переходы. Они почти сразу перестали понимать, куда идут, а когда Графф наконец открыл дверь и вывел своих гостей на карниз, выходящий на вентиляционную шахту, они потеряли всякое чувство направления, кроме, конечно, ощущения, где «низ».
Вентиляционная шахта уводила «вниз»… очень далеко.
– Это весьма историческое место, – сказал Графф. – Хотя мало кто об этом знает.
– Ага, – понимающе отозвался отец.
Раз он догадался, Питер понял, что догадка возможна, и догадался сам.
– Здесь был Ахилл.
– Вот здесь, – объяснил Графф, – Боб и его друзья поймали Ахилла. Он думал, что здесь ему удастся убить Боба, но вместо этого Боб поймал его в цепи и подвесил в шахте. Мог и убить – друзья это советовали.
– А кто были эти друзья? – спросила мать.
– Он мне не говорил, но это неудивительно: я не спрашивал. Я решил, что лучше, если нигде не будет записано, даже у меня в голове, кто из детей был свидетелем унижения и беспомощности Ахилла.
– Это не имело бы значения, если бы он убил Ахилла. И не было бы больше убийств.
– Видите ли, – сказал Графф, – если бы Ахилл был убит, то мне пришлось бы спросить эти имена, и Бобу не было бы позволено остаться в Боевой школе. Мы могли бы проиграть войну, потому что Эндер весьма полагался на Боба.
– Эндеру вы позволили остаться после того, как он убил мальчишку, – заметил Питер.
– Это было случайно, и Эндер защищался.
– Защищался, потому что вы бросили его одного.
– Я предстал перед судом по этим обвинениям и был оправдан.
– Но вы просили сместить вас с вашего поста, – не сдавалась мать.
– И тогда меня назначили на такую должность, как министр колоний. Давайте не будем копаться в прошлом. Боб заманил сюда Ахилла не чтобы убить, а чтобы заставить признаться. Он признался, и очень убедительно. А так как я это слышал, то я тоже в его списке смертников.
– Так почему же вы до сих пор живы? – спросил Питер.
– Потому что, вопреки общему поверью, Ахилл не гений и он тоже ошибается. Руки у него не бесконечно длинные, и его власти есть предел. Он не все знает. Он не все предусматривает. Я думаю, что половину времени он действует по обстоятельствам, ловя возможность, когда она представится.
– Если он не гений, почему он все время выигрывает у гениев? – возразил Питер.
– Потому что поступает неожиданно, – ответил Графф. – Он на самом деле не действует блестяще, он просто делает то, чего никто от него не ждет. Он держится на шаг впереди. А наши самые блестящие умы даже не думали о нем, когда он достигал своих самых впечатляющих успехов. Они считали, что они снова штатские, когда он их похитил. Боб не пытался разрушить планы Ахилла во время войны, он пытался найти и спасти Петру. Понимаете? Я видел оценки Ахилла на тестах. Он – чемпион мимикрии и очень умен, иначе бы он сюда не попал. Он знал, например, как подделать психологический тест, чтобы его склонность к насилию осталась незамеченной, когда мы призвали его в Боевую школу с последней группой. Иными словами, он опасен. Но ему никогда не приходилось иметь дело с противником – по-настоящему. С тем противником, с которым имели дело муравьеподобные, он не встречался.
– И потому у вас есть уверенность, – заключил Питер.
– Отнюдь. Но у меня есть надежда.
– Вы нас привели сюда, только чтобы показать эту шахту?
– На самом деле нет. Я сюда вас привел, потому что сегодня лично был здесь и проверил, что подслушивающих устройств нет. Кроме того, я здесь поставил звукопоглотитель, чтобы наши голоса не разносились по шахте.
– Вы думаете, что в министерстве колоний есть агенты врага, – сказал Питер.
– Не думаю, а знаю. Апханад выполнял стандартную проверку регистрации исходящих сообщений и нашел одно необычное, отправленное через несколько часов после вашего прибытия. Оно состояло из одного слова: «on». Ну, надо понимать, что стандартная проверка у Апханада куда более тщательна, чем у других был бы отчаянный поиск. Это сообщение он нашел, ища аномалии по длине, языковым оборотам и так далее. В поисках шифра.
– И это был шифр?
– Нет, не был. И потому его невозможно расшифровать. Это могло значить «они здесь», или «задание выполняется». Могло быть иностранное слово – есть несколько десятков распространенных языков, где такое слово имеет смысл. Могло быть «нет». Понимаете, в чем проблема? Апханада насторожил, помимо краткости сообщения, тот факт, что отправлено оно было через несколько часов после вашего прибытия и анонимными остались и отправитель, и получатель.
– Как может остаться анонимным отправитель в закрытом военном учреждении? – удивился Питер.
– Ну, это очень просто. Отправитель воспользовался чужим именем.
– Чьим?
– Апханад был в недоумении, когда показал мне распечатку. Потому что, как утверждает компьютер, письмо послал сам Апханад.
– Кто-то раздобыл имя и пароль главы службы безопасности? – спросил отец.
– Да, это для нас унизительно, можете не сомневаться.
– Вы его уволили?
– Нам не прибавит безопасности, если мы уберем человека, который является нашей лучшей защитой от той операции, которую запустило письмо.
– Так вы думаете, что это слово общего языка и оно значит, что кто-то против нас что-то готовит.
– Я не считаю это невероятным. Я думаю, что сообщение послано открытым текстом. И не поддается расшифровке лишь потому, что мы не знаем, о чем идет речь.
– И вы учли возможность, – сказала мать, – что Апханад сам послал письмо, а для прикрытия доложил о нем вам.
Графф посмотрел на нее долгим взглядом, мигнул и улыбнулся.
– Я всегда говорил себе «подозревай всех», но сейчас я понял, что значит настоящая подозрительность.
Питер тоже такую возможность не учел. Но она вполне имела смысл.
– Но все-таки не будем делать поспешных выводов, – продолжал Графф. – Настоящий отправитель сообщения мог воспользоваться подписью майора Апханада, чтобы сделать главу службы безопасности главным подозреваемым.
– Давно ли он нашел это послание? – спросил отец.
– Пару дней назад. Я все равно должен был лететь сюда, так что не стал менять расписание.
– Чтобы не предупреждать?
– Да. Любое отклонение от стандартного расписания сказало бы автору письма, что оно обнаружено и, быть может, понято. Это заставило бы его изменить свои планы.
– И что же мы будем делать? – спросил Питер.
– Во-первых, я должен принести вам свои извинения за то, что я думал, будто здесь вам ничего не грозит. Очевидно, у Ахилла – или у Китая – руки длиннее, чем мы думали.
– Так мы возвращаемся домой? – спросил отец.
– Во-вторых, мы ничего не можем делать такого, что сыграет им на руку. Вернуться домой сейчас, до того как угроза будет идентифицирована и нейтрализована, – значит подвергнуть вас большей опасности. Засевший у нас агент может дать второй сигнал, который скажет им, когда и куда вы направляетесь. Какова будет ваша траектория снижения или еще что-нибудь.
– Кто рискнет убивать Гегемона, сбивая шаттл? – спросил Питер. – Мир будет возмущен, даже те, кто был бы рад моей смерти.
– Любые наши поступки, меняющие обычный образ действий, скажут агенту, что сигнал перехвачен. Это может поторопить переход к действию, каково бы оно ни было, раньше, чем мы будем готовы. Нет, мне не хочется этого говорить, но… лучшим образом действий будет выжидать.
– А если мы не согласны? – спросил Питер.
– То я отошлю вас домой на шаттле, который вы сами выберете, и буду молиться, чтобы вы благополучно приземлились.
– Вы нас отпустите?