Я просидела с ноутбуком до поздней ночи, слушая завывания ветра. Поначалу он меня отвлекал и пугал (после рассказов о смерти будет тревожить даже перебегающая дорогу черная кошка), но позже я вспомнила одну важную деталь – ураган. Он шел за театром по пятам, и я не могла это игнорировать.
Когда я забила в поисковик браузера года убийств журналистов и слова: «Дождь», «Буря», «Ненастье», «Ураган», «Смерч», на меня посыпался ворох информации о климатических сбоях. Совпадение или нет, но театр «GRIM» привозил с собой аномалию. Сначала я не придала этому значения. Забыла, что «познакомилась» с актерами утром после сильного и незапланированного синоптиками ненастья. Но теперь… Я сверила все даты, прочитала несколько статей, посвященных бурям. Все совпадало. Перед приездом театра начинался ливень, через два или три месяца после этого умирала очередная девушка-репортер. В это же время на страну, что принимала труппу, начинали сыпаться беды: частые аварии, увеличение насилия на трассах, грабежи.
Загуглив сводку новостей за последние месяцы, я с ужасом поняла, что и в Лондоне участились несчастные случаи: в марте на строительной площадке погибли рабочие (оступились на большой высоте), вблизи Рединга случилась страшная авария (жизни не унесла, но оставила значительные травмы на душе и теле).
«Ерунда, – я замотала головой и закрыла все вкладки, – это просто совпадения. Ничего более».
И я снова принялась искать новости об ограблении поезда, стараясь не обращать внимания на учащенное сердцебиение. Страх поселился у меня под ребрами, но я решила его игнорировать. Вот с человеком всегда так: стоит ему приблизиться к месту назначения, как он вдруг сворачивает на другую тропу и решает «еще немного пройтись».
Но, когда я поняла, что ничего нового об ограблении не узнаю, мне стало нестерпимо грустно. Мэри была единственной, кто мог пролить свет на темную жизнь своей названой сестры мисс Томпсон, но ее одной оказалось недостаточно. Я судорожно перебирала в памяти контакты знакомых, которые имели хоть какое-то отношение к полиции или тюрьме Уондсворт, но ничего не находила.
«Плохой из тебя журналист, Сара Гринвуд. Ни одного контакта блюстителя закона», – с ухмылкой подумала я.
«Ты забыла? У меня папа работает в полиции. Я же вся в него», – прозвучала в голове излюбленная фраза Джейн ее голосом. Кажется, я слышала эти слова от подруги по нескольку раз в неделю.
Недолго думая, я схватила сотовый телефон и, не глядя на время, набрала номер Джейн. Она ответила через пять долгих гудков:
– Алло, – сонно протянула подруга.
– Привет, Джейн. Прости, что так поздно, но у меня большая просьба, – на автомате выпалила я. Во мне не было ни намека на усталость. Скажи спасать мир – я побегу это делать. Кровь кипела в венах, как вода в чайнике.
– Что такое? – зевнув, спросила Джейн.
– Можешь спросить у отца, нет ли у него знакомых, которые в 1964 году работали в отделении полиции на Грейсчерч или в тюрьме Уондсворт?
– Зачем тебе это?
– Кажется, осталась всего пара шагов до правды. Я почти узнала, кто управляет театром «GRIM».
– Ничего себе заявления во втором часу ночи.
– Прости, – вздохнула я. – Не смогла терпеть.
– Я бы тоже, – сонно хохотнула Джейн. – Но можно подробнее? Ничего не понимаю.
Я как заведенная рассказала о визите к Мэри Томпсон, не забыв упомянуть театр «Кассандра» и Кристофера Бейла, который метил Эмили в женихи, а потом сдался властям.
– Вот это новости, – выпалила подруга, когда я закончила говорить.
– Кажется, ты была права насчет участника ограбления поезда и художественного руководителя «GRIM». Это один и тот же человек – Бейл-младший. Сейчас у меня только один вопрос: помнит ли хоть кто-нибудь заключенного актера, которого привели в тюрьму примерно в апреле1964 года? Мне интересно, погиб ли он в пожаре и как вообще жил за решеткой две недели.
– В пожаре?
– Да, забыла тебе сказать, в корпусе для новоприбывших загорелась проводка. По слухам, почти все погибли, но некоторым заключенным все-таки удалось покинуть зону в момент переполоха. Важно все: как заключенные смогли сбежать и мог бы среди сбежавших оказаться Кристофер Бейл. Джейн, он сам сдался властям, и чисто теоретически ему не было смысла бежать из тюрьмы, но…
– Но люди меняются, как и их мысли и убеждения, – закончила за меня подруга, в голосе которой больше не было ноток сонливости. – Но почему Кристофера Бейла посадили в Уондсворт? Насколько я знаю, это тюрьма для людей, которые не совершили ничего ужасного. То есть никого не убили, не ограбили саму Королеву… Почему его посадили в тюрьму не категории А?
– Это тоже не дает мне покоя. Некий главный инспектор Хаммилтон, который до ограбления поезда тесно сотрудничал с Эмили Томпсон, не поверил, когда журналистка заявила о шестнадцатом грабителе. А потом, когда этот самый грабитель сдался, Хаммилтон испугался за свою должность и приказал посадить Кристофера Бейла в Уондсворт за поножовщину и хулиганство. Поэтому убить Эмили мог еще и он. Сейчас главное – узнать, что произошло в тюрьме с актером. Тюрьма – это зацепка.
– Хаммилтон… Знакомая фамилия, – протянула Джейн. – А ты не помнишь, как его звали?
Я поджала губы и начала перебирать в голове десятки имен и фамилий, пытаясь отыскать ту, что принадлежала инспектору.
– Ну? – подала голос Джейн. – Ты уснула?
– Нет, думаю. Кажется, Райан.
– Райан Хаммилтон, – повторила за мной подруга. – Да-к я его знаю!
– В смысле? Старику сейчас не меньше 90 лет.
– Нет, не в этом смысле. Когда я училась в магистратуре, один из профессоров – уже не помню, кто именно, – дал задание: написать небольшой очерк про этого самого Хаммилтона. И еще съездить в полицейский архив и сделать пару фотографий его личных вещей, которые покоятся за стеклом на витрине, как предметы гигиены самой Клеопатры. Этот инспектор был важной шишкой в двадцатом веке. Но сейчас уже мертв.
– Значит, будет проще узнать о нем, – уже почти обрадовалась я.
– Не сказала бы, – заметила Джейн. – У знаменитых людей, которые постоянно находятся перед камерами, гораздо больше секретов и скелетов в шкафу, чем у серийных убийц. Ты сама говоришь, что он подозрительный тип. Мог получить премию за Кристофера, а вместо этого повесил на него хулиганство.
– И поножовщину, – добавила я.
– Если он никого не убил, это не такое уж большое преступление.
– Но все же не украсть сумку с картошкой у старушки, которая шла с рынка.
– Сара, не драматизируй. Мы не в театре.
– Спасибо. Хорошее замечание, – съязвила я. – Ладно, прости. Кажется, я уже устала.
– Вот и я так думаю, – вздохнула Джейн.
– Но да, вряд ли инспектор – убийца Эмили. Нельзя забывать и о других жертвах, которые гибли, как мухи, с приездом в их страну театра «GRIM», – заметила я.
– Именно. Тем более Эндрю Фаррел, актер из психиатрической больницы, сказал тебе, что «ОН был в числе грабителей почтового поезда». Сара, думаю, нам даже искать ничего не нужно. Все и так ясно. Руководитель театра Кристофер Бейл. И у него явно не все в порядке с головой. Ты говорила, что убийства происходят раз в одиннадцать лет. Только маньяки так дотошны до своих преступлений. Слышала про маниакальное состояние?
– Да. Еще в универе к нам приходил криминальный психолог. Он рассказывал, что чаще всего маньяки страдают от маниакального синдрома – они убивают жертв по одному сценарию, никогда не нарушают традиций и думают, что совершают добро.
– Вот. Это все объясняет. Молодой актер, травмированный несостоявшейся любовью, обезумел, убил Эмили, а потом решил, что его долг – избавляться от всех журналистов.
– Только почему раз в одиннадцать лет? Обычное число… Почему все-таки не двенадцать или не десять?
– Он познакомился с Эмили в ноябре? Это одиннадцатый месяц в календаре. Возможно, дело в этом. Что-то вроде триггера.
– Еще я слышала, что одиннадцать – это число Дьявола.
– Ты все еще думаешь, что художественный руководитель театра – дух?
– Нет, не думаю, – раздраженно ответила я. – Просто радоваться рано, это могут быть только предположения. К тому же Эндрю немного не в себе, его слова мало весят. Но и версию экспедитора «Таймс» Джона Райли я не могу сбросить со счетов. Он свидетель.
– И что теперь делать? Идти в храм и молиться об изгнании чужака? Это же бред. Надо копать дальше, – съязвила в ответ Джейн.
– Да, надо, – тихо ответила я, зажмурив глаза. Из-за напряженного разговора у меня разболелась голова.
– Ладно, верить всему нельзя. Тогда давай проверять всю информацию. Времени остается все меньше – тебе скоро статью сдавать, а у нас толком ничего не готово, – заметила Джейн. – Может, пока я спрашиваю деда, ты еще раз сходишь в психиатрическую больницу и поговоришь с Эндрю? Теперь ему можно задать более конкретные вопросы. Не факт, что он ответит, но мало ли. В будущем его слова могут быть зацепкой или подтверждением новой информации. Все-таки с ограблением поезда он помог.
– Как раз думала об этом. Утром съезжу.
– Отлично, тогда спокойной ночи. А я, как что-то узнаю, сразу наберу тебя.
– Хорошо, спокойной ночи.
Я отключила вызов и тяжело вздохнула. Картинка в голове начала складываться. Я уже не сомневалась, что директор и художественный руководитель театра «GRIM» – сбежавший из тюрьмы Кристофер Бейл. По моим подсчетам, ему должно было быть около восьмидесяти лет. И никакой мистики. Все просто. Убийца – разгневанный человек. А они бывают похуже самого дьявола. Даже если у меня и возникали мысли насчет сверхъестественного, я быстро остывала к ним, не забывая о логике и рациональных вещах.
На тот момент я совсем забыла о словах бывшего актера театра «GRIM» Эндрю Фаррела. «Может ли живой человек не меняться с годами? Не стареть?» – спросил он у меня с серьезным выражением лица.
Может ли живой человек не меняться с годами? Не стареть?
А на следующее утро, когда перед выходом в больницу я открыла ящик письменного стола, чтобы взять тетрадь Эмили с собой и показать ее Эндрю, меня ждал неприятный сюрприз – записи журналистки не исчезли, но лежали не так, как их убрала. Я точно помнила, что сверху тетради положила обычный листочек А4. Теперь же этот листочек лежал под тетрадью, а не над ней. В комнате кто-то был.