Чарльз выронил из рук стакан с недопитым коньяком. Бледно-коричневая жидкость разлилась по полу, смешиваясь с осколками разбитой посуды.
Все, что происходило дальше, в голове Чарльза напоминало страшный сон. Тот самый, от которого бросает в пот при пробуждении, а потом целый день болит голова. Бейл, пьяный от горя и алкоголя, сел за руль и рванул в Уондсворт, не давая отчета своим действиям. Зачем он ехал в эпицентр пожара? Какой в этом был смысл? Мужчина даже не задал себе эти вопросы. Он просто чувствовал, что должен находиться рядом с сыном.
На Лондон медленно опускалась ночь. Темные тучи саваном покрыли небо, ветер неспешно покачивал ветки деревьев, а Чарльз гнал по дороге к тюрьме, как сумасшедший. Он не различал ни цвета светофоров, ни фар других машин. Он вилял между преградами, не беспокоясь о том, что может погибнуть по пути к Кристоферу.
Чарльз ехал бы в таком темпе и дальше, но впереди на развилке узких дорог Уиндмил, Эрлсфолд и Хедфилд образовался затор. Констебли просили водителей прижаться к обочине, освободив проезд к тюрьме. Бейл остановился, тяжело дыша и глядя обезумевшим взглядом в лобовое стекло. С Уиндмила к тюрьме завернула вереница машин «Скорой помощи».
Руки Бейла тряслись как при лихорадке. Он до белых костяшек сжал руль, вдавил педаль глаза до самого пола и рванул по освободившемуся пути. Когда констебль замахал дубинкой, приказывая ему остановиться, мужчина даже не обратил на него внимания. Чарльз видел только дорогу прямо перед собой и клубы дыма, которые поднимались к свинцовому небу. Они стали маяком и проклятием для заблудшей души художественного руководителя театра.
Дорога от дома до тюрьмы заняла у Бейла не больше получаса. Из-за большого потока полицейских и медицинских автомобилей мужчина не смог припарковаться у главных ворот здания. Свистя шинами, он остановил автомобиль у дерева, отворил дверцу и выбежал на улицу.
Грохот мужских голосов, нечеловеческие утробные крики, приказы и сирены «Скорой помощи» оглушали Чарльза, а бурливший в крови алкоголь толкал на необдуманные поступки. Безумие острыми клыками вонзилось в шею мужчины, не давая надежды на спасение. Бейл оставил автомобиль открытым и пошел в эпицентр катастрофы.
«Кристофер. Где мой Кристофер», – как утреннюю мантру повторял отец, щурясь от ярких мигалок окружающих его машин.
Подбежав к одной из машин «Скорой помощи», он прокричал на ухо врачу:
– Вы видели здесь моего сына? Где мой сын? Заключенный Кристофер Бейл. Где он?! Вы его видели? Он в порядке?
Со стороны Чарльз походил на безумца. Удивившись его появлению, врач покачал головой и пробасил:
– Мистер, отойдите, пожалуйста! Дайте пройти санитарам!
Отойдя от мужчины в белой амуниции, Бейл перевел затуманенный взгляд на санитаров, которые несли на носилках парня, тело которого превратилось в уголь, и он выл от боли, как хищный зверь.
– Где мой сын?..
Чарльз начал озираться по сторонам, зажав ладонями рот, чтобы не закричать от ужаса. Он не понимал, что ему нужно делать, куда бежать. Врачи и санитары грузили пострадавших в машины «Скорой помощи», чтобы потом, когда те умрут, вернуть тела надзирателям тюрьмы для безымянного захоронения.
– Пожар начался вечером в корпусе с новоприбывшими заключенными и заключенными, ожидающими суда, – кто-то громко заговорил возле Бейла. Кажется, молодая женщина. – По предварительным данным, очаг возгорания находится в 11-й камере. Заключенные, которые в ней находились, погибли сразу. Уже после огонь и дым перекинулись на другие помещения.
Голос замолчал, а потом громче произнес:
– Ден, вот тут мы сразу вставляем телефонный разговор с начальником тюрьмы, где он сказал, что они обязательно проведут расследование, хотя и так понятно, что пожар – случайность.
Журналисты. Стервятники. Бейл злобно оскалился и сплюнул на землю. Его глаза заслезились от едкого дыма, горло запершило. Захотелось дотронуться до глотки и располосовать ее до крови. Мужчина закашлялся. В этот момент мимо него пробегал надзиратель с кипой бумаг.
– Остановитесь! – закричал ему в спину Чарльз. – Остановитесь, прошу!
– Что, мистер? – резко спросил надзиратель, на форме которого значился бэйджик с фамилией Тэйлор.
– Пожалуйста, вы не знаете, что с моим сыном… с Кристофером Бейлом? Он попал к вам неделю назад.
Надзиратель молчал, тяжело дыша. Он смотрел на Бейла, не зная, что ему ответить.
– Его камера? – все-таки спросил Тэйлор.
– Я не знаю…
– Твою мать, – огрызнулся надзиратель, достал фонарик и начал просматривать стопку бумаг. – Как его зовут?
– Кристофер Бейл.
– Кристофер… – руки у надзирателя тряслись. – Вот.
– И?
– 22-я камера. Я не знаю, что с ним. Возможно, он еще жив, но… я не знаю, простите.
Сорвавшись с места, мужчина убежал в неизвестном направлении.
«Возможно, он еще жив», – про себя повторил Чарльз. Но надежда, полученная из рук надзирателя, оказалась ядом. Из-за нее отец пошел на неоправданный риск. Видя, что санитары и врачи ползают как улитки, он сам решил найти и спасти сына.
– Кассандра, дорогая моя, я вытащу нашего мальчика. Я защищу его, как и обещал тебе. – Прошептав это, Чарльз накинул на голову пальто и побежал к главным воротам тюрьмы. Его никто не заметил: ни когда он оказался на территории, ни когда забежал в полыхающий огнем корпус.
Позже обугленное тело художественного руководителя театра «Кассандра» обнаружил один из пожарных. Чарльз лежал в обломках, но еще дышал. Жажда мести подпитывала его сердце и мозг, не давая им умереть.
12
Лондон, 2019
– Люди недооценивают чувства мести и злобы. Они считают, что миром правит любовь и добро, – Чарльз загоготал в приступе смеха, а по моей коже прошлась волна мурашек. – В книгах пишут, что любовь спасает человека; что любовь не дает солдату пасть в бою; что любовь вытаскивает людей с того света. Нет, Сара, не любовь. Месть. Я не погиб в пожаре сразу только по одной причине – я вспоминал лицо Эмили Томпсон каждый раз, когда собирался сделать последний вдох под обломками. Я поклялся, что выживу, чтобы увидеть, как будет умирать эта чертова журналистка, это подобие человека!
– Вы сильно сгорели? – спросила я с подозрением.
– Девяносто процентов тела. Ожоги четвертой степени. С меня в прямом смысле этого слова слезла кожа. С такими травмами люди умирают сразу, а я прожил еще час. И этот час стал решающим в моей судьбе, – заметил Чарльз. – Знаешь, при жизни я был не особо верующим, после смерти жены и брата Кристофера и вовсе начал считать религию фарсом. Но после пожара в тюрьме я нашел в себе силы поверить во Всевышнего и его мир. При этом я нашел свою веру. Веру в Дьявола и веру в Ад. Пока меня везли в больницу, в предсмертной агонии я взывал к темным силам, чтобы они подарили мне возможность отомстить журналистке. Представлял Эмили Томпсон и взывал к Дьяволу – я умолял его услышать меня и прийти ко мне. Никогда прежде я не был так искренен в своей молитве. И что ты думаешь? А, Сара?
Чарльз довольно улыбнулся, а я сипло вздохнула, не зная, что ему ответить.
– Он услышал меня. Сила моих убеждений и сила мести заставила его поверить в мои намерения. Мне поверил один из приспешников Ада, сам Аластор[34], – наконец продолжил рассказ художественный руководитель. – Санитары оставили меня в проходе больницы, куда привозили всех пострадавших. Я уже знал, что среди обугленных тел нет Кристофера. Я знал, что он заживо сгорел в своей камере. Предчувствие. Оно меня не обманывало.
Чарльз замолчал, глядя на ковер. Он сидел так не больше нескольких секунд, как в трансе, а потом низким голосом произнес:
– В пожаре я потерял зрение. Поэтому я не видел Аластора. Но мне и не нужно было его видеть. Я чувствовал темные силы. Демон прислал ко мне из самого ада своего слугу – черного ворона. Я уже терял связь с реальностью, на меня накатывали невообразимые приступы боли, но я держался. Держался изо всех сил, с каждой минутой чувствуя Его приближение. Я услышал хлопанье крыльев. Хлоп. Хлоп. Хлоп. А потом ворон громко и истошно каркнул. Это стало знаком. Демон согласился помочь. Прилетев, птица села мне на грудь и, когда я сделал свой последний вздох, забрала мою душу, чтобы переправить ее в преисподнюю.
13
Лондон, 1964 год
В больнице, заметив, что Чарльз Бейл уже не дышит, его тело отвезли в морг. Врачи не знали ни его имени, ни места жительства, ни где он работает. Перед ними лежала бездыханная безликая плоть. Врачам потребовалось около двух дней, чтобы установить личность умершего. В этом им помог надзиратель Тэйлор, которого встретил Чарльз перед тем, как кинуться в огонь. Мужчина, записывающий число пострадавших, узнал художественного руководителя по пальто. Толстая ткань свисала с каталки. Такой, кроме как у него, в ту роковую ночь ни у кого не было.
– Господи, – просипел надзиратель, когда понял, что именно этот человек спросил его о судьбе своего сына.
– Что, Тэйлор, узнал его? – спросил напарник. – Мы не можем ума приложить, кто этот мужчина и как он оказался внутри тюрьмы во время пожара.
– Он искал сына.
– Чего?!
– Его сына задержали неделю назад. Он искал его, чтобы спасти, – просипел надзиратель.
– Ты знаешь, кто он? – продолжил спрашивать напарник.
– Я не знаю его имени, но фамилия Бейл. А его сына зовут Кристофер.
– Так, сейчас. – Напарник выхватил у Тэйлора его регистрационные документы и начал искать в них нужную фамилию. – Мать частная…
– Что такое?
– Ты не поверишь.
– Хватит, Фил. Я устал. Говори уже.
– Мальчишку-то зовут Кристофер Чарльз Бейл.
– И что?
– Этот мужчина, – напарник показал на обугленное тело. – Чарльз Эдвард Бейл. Сын влиятельного адвоката из рода Бойль, директор и художественный руководитель театра «Кассандра». Того театра, что стоит около Темзы… Моя жена большая поклонница его творчества.