{59} двух достойнейших людей своего времени, их вполне удовлетворяло, Вы предоставили нам возможность угождать Вам и развлекать Вас; тем самым мы оказываем немалую услугу государству, потому что, содействуя Вашим развлечениям, мы содействуем сохранению Вашего здоровья,{60} столь ему драгоценного и необходимого. Вы облегчили нам понимание искусства, ибо для этого нам теперь не нужно никакой науки — достаточно не спускать глаз с Вашего высокопреосвященства, когда Вы удостаиваете своим посещением и вниманием чтение наших произведений. На этих собраниях, угадывая по выражению лица Вашего, что вам понравилось, а что нет, мы с уверенностью можем судить, что хорошо, а что плохо, и извлекаем непреложные правила того, чему надо следовать и чего избегать. Именно там я часто за какие-нибудь два часа научался тому, чего не преподали бы мне все мои книги и за десять лет; там черпал я то, чем заслуживал одобрение публики, и там надеюсь, пользуясь и в дальнейшем благосклонностью Вашей, почерпнуть все, что поможет мне создать наконец произведение, достойное быть Вам врученным.
Разрешите же мне, монсеньор, изъявляя благодарность за выпавшее на мою долю признание публики, коим я обязан исключительно Вам, процитировать четыре стиха, принадлежащих иному Горацию, нежели тот, которого я Вам подношу, и через их посредство выразить искреннейшие чувства моей души:
К этой истине я добавлю еще лишь одну: я молю Вас не сомневаться, что я искренне пребываю и всю жизнь пребуду, монсеньор, смиреннейшим, покорнейшим и вернейшим слугою Вашего высокопреосвященства.
Корнель
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ТУЛЛ{62}
римский царь
СТАРЫЙ ГОРАЦИЙ
благородный римлянин
ГОРАЦИЙ
его сын
КУРИАЦИЙ
альбанский дворянин, возлюбленный Камиллы
ВАЛЕРИЙ
благородный римлянин, влюбленный в Камиллу
САБИНА
жена Горация и сестра Куриация
КАМИЛЛА
возлюбленная Куриация и сестра Горация
ЮЛИЯ
благородная римлянка, наперсница Сабины и Камиллы
ФЛАВИАН
альбанский воин
ПРОКУЛ
римский воин
СТРАЖА
Действие происходит в Риме, в одном из покоев дома Горация.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Сабина, Юлия.
Сабина.
Увы! Слабеет дух, и скорби я полна.
Оправданна в таком несчастии она:
Нет в мире мужества, которое без жалоб
Под натиском грозы подобной устояло б,
И даже тот, кто чужд всем слабостям людским,
Остаться б сердцем тут не мог неколебим.
Измученной души не скроешь потрясенья,
Но не хочу в слезах я изливать волненье.
Да, сердцу не унять тоски, гнетущей нас,
Но стойкость быть должна хозяйкой наших глаз.
Мы в силах, жалобы смиряя волей строгой,
Над женской слабостью подняться хоть немного.
Довольно твердости в тебе, наш слабый пол,
Когда ты слез не льешь, сколь жребий ни тяжел.
Юлия.
Довольно — для людей обыденных, быть может:
В любой опасности их смертный страх тревожит.
Но благородные не устают сердца —
И сомневаясь — ждать успешного конца.
Противники сошлись у городской твердыни,
Но поражения не ведал Рим доныне.
Не страхом — радостью исполнись наперед:
Коль начал он войну, он верх в войне возьмет.
Ты ныне римлянка, гони ж испуг напрасный,
На доблесть римскую живя надеждой страстной.
Сабина.
Гораций — римлянин. Увы, обычай прав!
Я стала римлянкой, его женою став.
Но мне б супружество жестоким рабством было,
Когда бы в Риме я о родине забыла.
О Альба,{63} где очам блеснул впервые свет!
Как дорога она мне с самых юных лет!
Любой исход войны сулит мне только беды:
Не меньше, чем разгром, страшит меня победа.
Пусть на тебя, о Рим, восстанет вражий меч,
Который ненависть во мне бы мог зажечь!
Но рать альбанская с твоей сразится ратью.
В одной из них мой муж, в другой родные братья.
Так смею ль я богам бессмертным докучать,
Преступно их моля тебе победу дать?
Я знаю: молода еще твоя держава,
И укрепит ее воинственная слава,
И ей высокий рок переступить велел
Латинской вотчины{64} завещанный предел.
Как небом суждено, господство над вселенной
Ты утвердишь войной и доблестью военной,
И не скорбя, что твой богам послушный пыл
Тебя на гордый путь отныне устремил,
Уже сегодня я провижу в изумленье
Над Пиренеями орлов твоих паренье.
Пускай до Азии дойдут твои полки,
Пускай увидит Рейн их славные значки,
До скал Геракловых{65} веди войска походом,
Но город пощади, откуда Ромул родом:{66}
Ты семени его царей обязан, Рим,
И мощью стен своих, и именем своим.
Рожденный Альбою, как ты не понимаешь,
Что в сердце матери двуострый меч вонзаешь?
Иди в чужой земле разить и побеждать,
И счастью сыновей возрадуется мать;
И если ты ее не оскорбишь враждою,
Она тебя поймет родительской душою.
Юлия.
Мне странной кажется такая речь: с тех пор,
Как с Альбою возник у Рима грозный спор,
О прежней родине ты вовсе не страдала,
Как будто римлянам родной по крови стала.
Ты ради милого в суровый этот час
От близких и родных как будто отреклась,
И ободряла я тебя в борьбе с кручиной
Так, словно только Рим служил ее причиной.
Сабина.
Покуда слишком мал в сраженьях был урон,
Чтоб гибелью грозить одной из двух сторон,
Пока еще на мир надежда оставалась,
Я только римлянкой всегда себе казалась.
Досаду легкую, что счастлив Рим в борьбе,
Умела подавить я тотчас же в себе,
И если иногда в игре судеб случайной
Успехи родичей приветствовала тайно,
То, приходя в себя, печалилась потом,
Что взыскан славою не мужний — отчий дом.
Теперь же близок час, назначенный судьбою:
Не Рим падет во прах, так Альбе стать рабою.
Бой всех надежд лишит того, кто побежден;
Откроет все пути пред победившим он.
В безжалостной вражде была бы я с родными,
Когда бы в эти дни скорбела лишь о Риме,
Моля богов его прославить на войне
Ценою крови той, что драгоценна мне.
К чему стремится муж — меня тревожит мало:
Я не была за Рим, за Альбу не стояла,
Сочувствую сейчас равно ему и ей,
Но завтра восскорблю о том, кто был слабей.
Кто бы ни победил сегодня в ратном споре,
От славы отвратясь, я буду там, где горе.
Среди жестоких бед, о сердце, уготовь
Повергшим — ненависть, поверженным — любовь!
Юлия.
Поистине, всегда в дни бедствий и несчастий
Несходные кипят в несходных душах страсти!
Подобный твоему Камилле чужд разлад.
Твой брат — ее жених, а твой супруг — ей брат;
Тот ей по сердцу друг, а этот по рожденью,
Но как ее с твоим различно поведенье!
Когда по-римски ты душой была тверда,
В ней сердце полнилось сомненьями всегда,
Любая стычка ей побоищем казалась.
Молясь, чтоб никому победа не досталась
И поражения никто не потерпел,
Скорбь вечную она взяла себе в удел.
Когда ж услышала, что обе рати скоро
Сражение начнут, исход решая спора,
Нечаянный восторг блеснул в ее очах…
Сабина.
Столь резкий поворот во мне рождает страх!
С Валерием она приветлива чрезмерно
И брату моему теперь не будет верной;
Тем, кто поблизости, она увлечена
И может пренебречь тем, с кем разлучена.
Не упрекай меня, что в родственном волненье
Я, думая о нем, страшусь ее решенья,
Хоть страх испытывать причин особых нет:
Кто чувствами играть дерзнет в годину бед,
Покорствовать мечтам изменчивым и праздным
И душу отдавать неведомым соблазнам?
Но быть, подобно ей, мы также не должны
Чрезмерно веселы и чересчур нежны.
Юлия.
Мне тоже и темно и непонятно это,
И на загадку я не нахожу ответа.
Довольно стойкости выказывает тот,
Кто неминуемой грозы без жалоб ждет.
Но радость проявлять — кому ж это под силу?
Сабина.
Взгляни, к нам добрый дух привел сюда Камиллу!
Вы в дружбе, от тебя ей нечего таить.
Заставь же наконец ее заговорить.
Те же и Камилла.
Сабина.
Останься с Юлией, Камилла. Не должна я