Суровым мужеством я неизменно горд,
И требует оно, чтоб сердцем был я тверд.
Нельзя созревшему для подвига герою,
Вступив на славный путь, назад глядеть с тоскою.
Постигла нас теперь горчайшая из бед.
Я это сознаю, но страха в сердце нет.
С кем биться ни велят мне за родную землю,
Я с радостью слепой такую честь приемлю:
Коль скоро дан тебе почетнейший приказ,
Все чувства прочие да смолкнут в тот же час;
А тот, кто о себе раздумывает долго,
Не слишком ревностно идет путями долга.
Нет уз, что нас могли б в священный миг связать.
Коль Рим избрал меня, о чем мне размышлять?
Супруг твоей сестры, ее сражу я брата,
Но гордой радостью душа моя объята.
Закончим разговор бесцельный и пустой:
Избранник Альбы, ты — отныне мне чужой.
Куриаций.
А мне ты все же свой — тем горше я страдаю,
Но мрачной доблести твоей не принимаю.
Как в наших бедствиях, достигнут в ней предел,
Я чту ее, но все ж она не мой удел.
Гораций.
Да, мужества искать не стоит против воли.
Когда отраднее тебе стенать от боли, —
Что ж, облегчать ее ты можешь без стыда.
Вот и сестра моя рыдать идет сюда.
К Сабине мне пора: жене внушу я милой,
Чтоб запаслась она и твердостью и силой
И не кляла тебя, коль я паду в борьбе.
Пусть чувства римские всегда хранит в себе.
Те же и Камилла.
Гораций.
Сестра! Ты знаешь ли, какое порученье
Жених твой получил?
Камилла.
О, новые мученья!
Гораций.
Будь брату-воину достойною сестрой,
И если верх возьмет жених твой надо мной,
Встреть победителя не как убийцу брата —
Как мужа честного, что долг исполнил свято,
Что, родину сильней, чем жизнь свою, любя,
Для всех героем стал и заслужил тебя.
И счастья вашего я, мертвый, не разрушу!
Но если из него мой меч исторгнет душу,
Победному венцу ты должное воздай —
За гибель милого меня не упрекай.
Ты плачешь, грудь твою тоска сжимает властно;
Поддайся слабости, кляни в тревоге страстной
Богов, людей и рок, но, овладев собой,
О павшем не тужи, когда решится бой.
(Куриацию.)
Останься с ней на миг, чтобы со мною вместе
Идти затем на зов неумолимой чести.
(Уходит.)
Куриаций, Камилла.
Камилла.
Любимый! Эта честь ужель тебе нужна,
И счастья нашего ужель важней она?
Куриаций.
Чем бой ни кончится, но я умру, сраженный
Рукой Горация иль горем сокрушенный.
На подвиг, как на казнь, иду сегодня я,
И ненавистна мне — увы! — судьба моя.
Я то в себе кляну, что родина почтила.
До преступления доходит страсти сила:
Богов она винит, вступая в спор с судьбой.
Тебя мне жаль, себя, но я иду на бой.
Камилла.
Нет, удержать тебя должны мои рыданья!
Ужель любовь ко мне тебе не оправданье?
И прежней доблести достаточно твоей:
Ведь Альбе отдал ты все то, что должен ей.
Кто был в опасный час ей лучшею подмогой?
Никто у нас бойцов не истребил так много.
Славнее стать нельзя. Могуч, непобедим,
Доволен будь и дай прославиться другим.
Куриаций.
Чтоб в этот день другой победоносный воин
Венчался лаврами, которых я достоин?
Чтоб было сказано мне родиной моей,
Что я, не выйдя в бой, победы не дал ей?
И чтоб, не одолев любовную истому,
Свершитель гордых дел пришел к стыду такому?
Нет, Альба, связана со мной судьба твоя:
Падешь иль победишь — причиной буду я.
Меня почтила ты — тебе воздам я скоро:
Вернусь — так без стыда, погибну — без позора.
Камилла.
Ужель не видишь ты, что изменяешь мне?
Куриаций.
Любимой верен я, но родине — вдвойне.
Камилла.
На брата своего ты поднимаешь руку.
Он муж твоей сестры!
Куриаций.
Мы примем нашу муку.
Вся нежность отнята — о, жребий наш суров! —
У слов: сестра и брат, когда-то нежных слов.
Камилла.
Жестокий! Думаешь, Камиллы сердце радо
За голову его тебе служить наградой?
Куриаций.
Отныне должен я об этом позабыть.
Осталось мне одно — и без надежд любить.
Ты плачешь?
Камилла.
Ах, слезам противиться нет силы!
Ведь гибели моей бездушно хочет милый.
Меня ввергая в ночь, нещадно тушит он
Наш факел свадебный, что наконец зажжен;
В упорной слепоте свою невесту губит
И в грудь вонзает нож, еще твердя, что любит.
Куриаций.
Слезам возлюбленной легко осилить нас:
Неотразим сквозь них огонь прекрасных глаз!
Они такое мне внушают сожаленье,
Что в твердости моей нет воодушевленья.
Не сокрушай мой дух страданием своим!
Молю: пускай оно умолкнет перед ним!
Слабеет мужество, и я его теряю.
Любимой верен я, себе же изменяю.
Ужели, с дружбою борьбой утомлено,
Любви и жалости не победит оно?
Но выход есть — тебя, любимая, обидеть,
Чтоб легче ты меня смогла возненавидеть.
Тогда в борьбе с собой избегну лишних мук.
Знай: ты покинута, и я тебе не друг.
Отмсти обидчику за оскорбленье это.
Ужель он не найдет достойного ответа?
Ужель, отвергнутой, тебе твой недруг мил?
Ужель поступок мой тебя не прогневил?
О горе! Мы должны идти на преступленье,
Чтоб наше мужество не ведало сомненья.
Камилла.
Не совершай греха иного, и тебя
За этот я прощу, сильней еще любя.
Братоубийственной не добивайся славы,
И примирюсь я с тем, кем предана лукаво.
Зачем одной стране не служим мы с тобой?
Сплетала б лавры я тебе своей рукой,
В тебя вливала бы уверенность и силу,
Как с братом собственным, с тобой бы говорила.
О, как такой слепой я нынче быть могла,
Что, за него молясь, тебе желала зла!
Он возвращается. Ужель его супруга
Бессильна перед ним, как я пред волей друга?
Те же, Гораций и Сабина.
Куриаций.
О боги! Для чего Сабина с ним? Увы,
Невесте помогать сестру прислали вы,
Чтоб жалобы ее мой дух поколебали
И победить она могла в своей печали.
Сабина.
Нет, брат, я у тебя не стану на пути.
Дай лишь тебя обнять, сказать тебе «прости».
Ты — крови доблестной, и верь в себя спокойно:
Ты не свершишь того, что храбрых недостойно.
Когда бы дрогнуть мог теперь один из вас,
Я от супруга бы, от брата отреклась.
Но мужа славного, но брата дорогого
Лишь об одном просить и умолять готова:
Хочу я, чтоб не стал преступным этот бой,
Чтоб честь пожертвовать отечеству собой
Не превратили вы в злодейство, в преступленье
И недругами стать могли без сожаленья.
Лишь я виновница священных ваших уз.
Когда исчезну я, исчезнет ваш союз.
В угоду чести пусть прервется связь меж вами,
И, чтобы ненависть вас сделала врагами,
Мой горестный конец сегодня все решит.
Рим хочет этого, и Альба так велит.
Один меня убьет, другой, возжаждав мести,
Во гневе праведном придет на поле чести
И меч свой обнажит, оправданный вполне
Иль мщеньем за сестру, иль скорбью о жене.
Нет, мой совет приняв, вы были бы не правы:
Не должно осквернять высокой вашей славы.
Всю душу отдали вы родине своей.
Чем крепче ваша связь, тем с нею вы щедрей.
На алтаре страны заклать вам должно брата,
Не медлите, завет осуществляйте свято:
Сперва в его сестру вонзите острый меч;
Сперва его жену заставьте мертвой лечь;
Сперва покончите со мною, коль отчизне
Столь дорогие мне вы отдаете жизни.
Тебе, мой брат, в бою противник нынче — Рим,
Ты, муж мой, — Альбе враг, а я обоим им!
Иль вы желаете, бездушны и суровы,
Чтоб я увидела, как тот венок лавровый,
Что принесет герой сестре или жене,
Дымится кровию, родной и близкой мне?
Как должное воздать и жертве и герою,
Быть нежною женой и любящей сестрою,
Живому радуясь, над умершим тужить?
Решенье здесь одно: нельзя Сабине жить.
Я смерть должна принять, чтоб не изведать муки.
Сама себя убью, коль слабы ваши руки.
Жестокие сердца! Что удержало вас?
Я своего добьюсь потом, коль не сейчас.
Едва сойдетесь вы с подъятыми мечами —
И, алча гибели, я брошусь между вами.
Чтоб одного из вас упала голова,
Сабину поразить придется вам сперва.
Гораций.
Жена!
Куриаций.