Двух доблестных сынов завидую судьбе.
Да будет лаврами покрыта их могила!
Меня же слава их с утратой примирила.
За верность родине сынам дано моим —
Пока дышать могли — свободным видеть Рим,
Лишь римскому царю, как должно, подчиненным,
Но не чужим вождям и не чужим законам.
Оплакивай того, кто горестным стыдом,
Неискупаемым, покрыл наш гордый дом.
Оплакивай позор Горациева рода:
Нам не стереть его из памяти народа.
Юлия.
Но что же должен был он сделать?
Старый Гораций.
Умереть
Иль в дерзновении предсмертном — одолеть.
Он мог жестокое отсрочить пораженье,
Беду отечества — хоть на одно мгновенье,
И смертью доблестной со славой павший сын
Не опозорил бы родительских седин.
Та кровь, что в час нужды не отдана отчизне, —
Позорное пятно на всей грядущей жизни,
И каждый лишний миг — раз он еще живет —
Его и мой позор пред всеми выдает.
Суровое мое решенье непреклонно:
Старинным правом я воспользуюсь законно,
Чтоб увидали все, как власть и гнев отца
За трусость жалкую карает беглеца.
Сабина.
Молю тебя, отец: во гневе благородном
Несчастье общее не делай безысходным!
Старый Гораций.
Да, сердцу твоему утешиться легко.
Ведь ранено оно не слишком глубоко,
И павшего на нас избегла ты проклятья:
Судьбой пощажены и твой супруг и братья.
Мы подданные — да, но града твоего,
И муж твой предал нас, но братьям — торжество.
И, видя славы их высокое сиянье,
Стыду Горациев не даришь ты вниманья.
Но так любим тобой преступный твой супруг,
Что не избегнешь ты таких же слез и мук.
Не думай страстными спасти его слезами.
Еще до вечера — я в том клянусь богами —
Отцовская рука, свершая приговор,
И кровь его прольет и смоет наш позор.
(Уходит.)
Сабина.
Скорей за ним! Ведь он сейчас на все способен.
Неужто лик судьбы всегда жесток и злобен?
Зачем должны мы ждать лишь горя и тоски
И вечно трепетать родительской руки?
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Старый Гораций, Камилла.
Старый Гораций.
В защиту подлеца твои напрасны речи.
Пусть, от врага бежав, с отцом страшится встречи.
Хоть жизнь ему мила, но он ее не спас,
Когда не поспешил с отцовских скрыться глаз.
Пускай жена его заботится об этом.
Я ж небесами вновь клянусь пред целым светом…
Камилла.
Смягчись, отец, смягчись! Ведь так неумолим
Не будет к беглецу и побежденный Рим.
Простит великий град и в самом тяжком горе
Того, кто одолеть не смог в неравном споре.
Старый Гораций.
Что мне до этого? Пусть римляне простят —
Заветы старины иное мне велят.
Я знаю, как вести себя бойцу в сраженье.
В неравной схватке смерть милей, чем отступленье.
Мужчина истинный, коль в нем душа тверда,
Хотя и побежден, не сдастся никогда.
Молчи! Я знать хочу, зачем пришел Валерий.
Те же и Валерий.
Валерий.
Отцу, скорбящему о тягостной потере,
Царь утешенье шлет…
Старый Гораций.
Не стоит продолжать
И незачем меня, Валерий, утешать.
Двух сыновей война скосила слишком скоро,
Но, мертвые, они не ведают позора.
Когда за родину дано погибнуть им,
Я рад.
Валерий.
Но третий сын — кому сравниться с ним?
Ведь он — замена всем, как лучший между ними.
Старый Гораций.
Зачем не сгинул он, а с ним и наше имя!
Валерий.
Один лишь ты грозить решаешься ему.
Старый Гораций.
И покарать его мне должно одному.
Валерий.
За что? За мужество, достойное героя?
Старый Гораций.
Какое мужество — бежать во время боя?
Валерий.
За бегство ловкое он славою покрыт.
Старый Гораций.
Во мне еще сильней смущение и стыд.
Поистине пример, достойный удивленья:
От боя уклонясь, достигнуть прославленья!
Валерий.
Чего стыдишься ты, скажи мне наконец?
Гордись! Ты нашего спасителя отец!
Он торжество и власть принес родному граду.
Какую можешь ты еще желать награду?
Старый Гораций.
Что слышу от тебя? Где торжество и власть,
Коль под руку врагов нам суждено подпасть?
Валерий.
Об их победе речь странна и неуместна.
Возможно ль, что тебе еще не все известно?
Старый Гораций.
Я знаю: он бежал и предал край родной.
Валерий.
Он предал бы его, на том закончив бой,
Но бой не кончился, и вскоре все узрели,
Что бегством он сумел достичь победной цели.
Старый Гораций.
Как! Торжествует Рим?
Валерий.
Спеши теперь узнать,
Что доблестного ты не вправе осуждать.
Один вступил в борьбу с тремя. Но волей рока
Он — невредим, а те — изранены жестоко.
Слабее всех троих, но каждого сильней,
Он с честью выскользнет из роковых сетей.
И вот твой сын бежит, чтоб хитрость боевая
Врагов запутала, в погоне разделяя.
Они спешат за ним. Кто легче ранен, тот
Преследует быстрей, а слабый отстает.
Настигнуть беглеца все трое рвутся страстно,
Но, разделенные, не действуют согласно.
А он, заметивши, что хитрость удалась,
Остановился вдруг: победы близок час.
Вот подбежал твой зять. Объятый возмущеньем,
Что враг стоит и ждет с надменным дерзновеньем,
Наносит он удар, но тщетен гордый пыл:
Ему, чтоб одолеть, уже не хватит сил.
Альбанцы в трепете: беда грозит их дому.
На помощь первому велят спешить второму.
Изнемогает он в усильях роковых,
Но видит, добежав, что брата нет в живых.
Камилла.
Увы!
Валерий.
Едва дыша, он павшего сменяет,
Но вновь Горация победа осеняет.
Без силы мужество не выиграет бой:
За брата не воздав, уже сражен второй.
От воплей небеса дрожат над полем брани:
Альбанцы в ужасе, мы полны ликованья.
Увидел наш герой, что близко торжество,
И, гордый, похвальбой приветствует его:
«Я братьям тех двоих уже заклал для тризны,
Последний — он падет на алтаре отчизны, —
Свою победу Рим на этом утвердит».
Сказал он — и уже к противнику летит.
Сомнений больше нет: твой сын у самой цели.
Враг, обескровленный, тащился еле-еле,
На жертву, к алтарю влекомую, похож.
Казалось, горло сам он подставлял под нож
И вскоре принял смерть, почти не дав отпора.
Отныне наша власть не вызывает спора.
Старый Гораций.
О милый сын! О честь и слава наших дней,
Оплот негаданный для родины своей!
Достойный гражданин, достойный отпрыск рода,
Краса своей страны и лучший сын народа!
Ошибку, что меня успела ослепить,
Хочу, обняв тебя, в объятьях задушить!
О, поскорее бы счастливыми слезами
Омыть чело твое, венчанное богами!
Валерий.
И ласкам и слезам ты скоро волю дашь:
Сейчас его к тебе пришлет властитель наш.
Молебствие богам и жертвоприношенье
Мы завтра совершим по царскому решенью.
Сегодня же за все, что благость их дала,
Во храме им воздаст короткая хвала.
Там царь, и с ним твой сын. Меня ж сюда послали
Счастливым вестником и вестником печали.
Но мало этого для милости царя:
Он сам к тебе придет, за все благодаря.
Чтоб должное воздать прославленному роду,
Он сам придет сказать, что за свою свободу
И торжество — тебе обязана страна.
Старый Гораций.
Чрезмерна эта честь — меня слепит она.
Твоими я уже вознагражден словами
За все, свершенное моими сыновьями.
Валерий.
Не платит полцены наш римский царь тому,
Кто подвигом своим венец вернул ему,
И чести знак любой, по мненью властелина,
Бледней заслуг отца и доблестного сына.
Я ухожу. Но царь узнает от меня,
Что ты, старинные обычаи храня,
Готов ему служить и ревностно и верно.
Старый Гораций.
За это я тебе признателен безмерно.