Quum ad hanc vocem exclamasset Cinna, procul hanc ab se abesse dementiam: «Non praestas, inquit, fidem Cinna; convenerat ne interloquereris. Occidere, inquam, me paras». Adjecit locum, socios, diem, ordinem insidiarium, cui commissum esset ferrum. Et quum defixum videret, nec ex conventione jam, sed ex conscientia tacentem: «Quo, inquit, hoc animo facis? Ut ipse sis princeps? Male, mehercule, cum republica agitur, si tibi ad imperandum nihil praeter me obstat. Domum tuam tueri non potes; nuper libertini hominis gratia in privato judicio superatus es. Adeo nihil facilius putas quam contra Caesarem advocare. Cedo, si spes tuas solus impedio. Paulusne te et Fabius Maximus et Cossi et Servilii ferent, tantumque agmen nobilium, non inania nomina praeferentium, sed eorum qui imaginibus suis decori sunt?» Ne totam ejus orationem repetendo magnam partem voluminis occupem, diutius enim quam duabus horis locutum esse constat, quum hanc poenam qua sola erat contentus futurus, extenderet. «Vitam tibi, inquit, Cinna, iterum do, prius hosti, nunc insidiatori ac parricidae. Ex hodierno die inter nos amicitia incipiat. Contendamus, utrum ego meliore fide vitam tibi dederim, an tu debeas». Post haec detulit ultro consulatum, questus quod non auderet petere, amicissimum, fidelissimumque habuit, haeres solus fuit illi, nullis amplius insidiis ab ullo petitus est[18].
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ОКТАВИЙ ЦЕЗАРЬ АВГУСТ
римский император
ЛИВИЯ{87}
императрица
ЦИННА
сын дочери Помпея, глава заговора против Августа
МАКСИМ
один из главарей заговора
ЭМИЛИЯ
дочь К. Торания, воспитателя Августа, казненного им во время триумвирата{88}
ФУЛЬВИЯ
наперсница Эмилии
ПОЛИКЛЕТ
вольноотпущенник Августа
ЭВАНДР
вольноотпущенник Цинны
ЭВФОРБ
вольноотпущенник Максима
ПРИДВОРНЫЕ, СТРАЖА
Действие происходит в Риме.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Эмилия одна.
Эмилия.
Желанье пылкое великого отмщенья,
Что с дней, как пал отец, ведет свое рожденье,
Столь гневное дитя пережитых обид,
Чью боль душа моя ослепшая таит, —
Владеешь сердцем ты со страстью роковою.
Дай мне хоть миг вздохнуть, подумать, что со мною,
Спокойно рассудить в волнении моем,
На что дерзаю я, чего хочу потом.
При виде Августа, увенчанного славой,
Увы, я не могу не вспомнить день кровавый,
Когда был мой отец им дерзко умерщвлен,
И, труп переступив, тиран взошел на трон.
Передо мной встают кровавые виденья,
И ненависть моя, дойдя до исступленья,
Мной овладев, зовет час мщения скорей,
Чтобы за смерть одну он принял сто смертей.
Но к Цинне у меня любовь еще сильнее,
Чем ненависть моя к тирану и злодею.
И я страшусь того, что, мщение тая,
Могла бы погубить возлюбленного я.
О Цинна, я себя жестоко осуждаю
За то, что на тебя опасность навлекаю.
Хотя ты и готов во всем мне помогать,
Могу ль опасности тебя я подвергать?
Высокое сейчас ты занял положенье,
И мог бы каждый шаг здесь вызвать подозренье.
Исход сомнителен, а гибель ждет вокруг,
Способен донести на нас коварный друг.
Приказ не вовремя, неверное решенье
Тебя же самого раздавят, без сомненья,
И тот удар, что ты готовил для врагов,
Сам, Цинна, на тебя обрушиться готов.
Коль из любви ко мне свершишь ты дело мести
И сокрушишь врага, ты с ним погибнешь вместе.
Зачем же к гибели свои шаги стремить?
Погибнуть за меня — не значит отомстить.
Жестоки те сердца, что счастливы бывают,
Не видя, что другим мученье доставляют.
И кто б к разряду бед тягчайших не отнес
Ту вражескую смерть, что стоит многих слез!
Но можно ль слезы лить, идя дорогой верной?
Любую цену тут нельзя считать безмерной.
Убийцу поразив отмстительной рукой,
Пристойно ль рассуждать, какой он пал ценой?
Прочь, страхи ложные, пустое сожаленье,
Прочь, недостойное души моей смущенье!
Любовь, послушная лишь слабостям моим,
Долг не оспаривай, а лишь иди за ним.
Покорность долгу — честь, с ним спор — пятно позора.
Будь благородною и подчинись без спора.
Чем больше долгу дашь, тем больше он вернет,
Служи ему, но так, чтоб ждал тебя почет!
Эмилия, Фульвия.
Эмилия.
Клялась я, Фульвия, и клясться вновь хочу я.
Да, Цинну я люблю и лишь его зову я,
Но если Август жив, не быть ему со мной.
Пусть Цезаря убьет. Лишь этою ценой
Получит он меня. Вот мой закон единый.
Фульвия.
Ты Цезаря хулить имеешь все причины,
Сумела ты себя достойною явить
Того, за чью ты кровь хотела б отомстить.
Но я прошу сейчас к речам моим вниманья:
Должна ты охладить столь пылкое желанье.
Ведь Август что ни день готов по мере сил
Сам искупить то зло, что всем он причинил.
Тебе он оказать готов благоволенье,
Он столь почтителен, столь полон уваженья,
Что многие тебя просили уж не раз
За них похлопотать, коль нужно, в должный час.
Эмилия.
Мне эти милости отца не возвращают,
И, как у Августа меня ни почитают,
Как ни богата я, как сан мой ни почтен, —
Всегда я только дочь того, кто был казнен.
Об этих милостях твое превратно мненье,
От вражеской руки они — лишь оскорбленье;
Чем станет более к нам враг благоволить,
Тем будет в нас сильней желанье отомстить.
Пусть Цезарь добрым стал — не изменюсь душою,
Я та же, что была, и буду впредь такою.
Я те сокровища, что Август мне несет,
Употреблю на то, чтобы поднять народ.
Готова место я занять императрицы,
Чтобы на жизнь его вернее покуситься,
Мстить стану за отца любою я ценой
И ради всех даров долг не забуду свой.
Фульвия.
Зачем же хочешь ты прослыть неблагодарной?
Иль, пряча ненависть, нельзя уж быть коварной?
Немало без тебя есть помнящих, что он
Ценой жестокостей взошел на этот трон.
Все помним римлян мы, известных и почтенных,
Что им погублены для замыслов надменных.
Их дети, в чьей душе былых обид не счесть,
Мстя за своих отцов, твою спасают честь.
Найдутся смелые отмстители позора.
Кто ненавистен всем, тот жизнь окончит скоро.
Так предоставь о том заботиться другим
И в тайных замыслах помощницей будь им.
Эмилия.
Как? Ненависть таить в душе без проявленья,
Позволить случаю платить за оскорбленье?
Я ль неотложный долг исполненным почту,
Питая тайный гнев и скрытую мечту?
О смерти Цезаря я первой бы жалела,
Когда б он был убит другим за злое дело.
Да, буду я рыдать над гибелью его,
Коль не от мщенья он погибнет моего!
Зачем другим вверять задуманное нами,
Тот долг, который мы должны исполнить сами?
К блаженству мстить хочу прибавить славу я,
Пусть делу общему послужит месть моя,
Пусть будет подвиг мой Италии указан:
«Своей свободой Рим Эмилии обязан,
Она питала страсть, нежна была душой,
Но отдалась любви лишь этою ценой».
Фульвия.
Любовь такой ценой — подарок незавидный,
В ней для любимого знак смерти очевидной,
Прямой опасностью ему твой план грозит, —
Был не один смельчак об этот риф разбит.
А Цинне смерть и так всечасно угрожает.
Эмилия.
Ах! Сердце твой ответ безжалостно терзает.
Когда я думаю, что Цинну гибель ждет
И я тому виной — страх душу мне гнетет.
В смятении мой дух, понять себя стараюсь:
Хочу — и не хочу, стремлюсь — и не решаюсь.
И долг, которому мне надобно служить,
Мятежных чувств моих не в силах усмирить.
Так сильно не играй, о страсть, душой моею!
Опасность велика, но справишься ты с нею.
Рискуя, Цинна все ж не будет побежден.
Пусть Цезаря хранит надежный легион,
Все ж Цинна победит. Кто доблестью пылает,
Тот, жизнью жертвуя, всегда ее спасает.
Опасность чем грозней, тем сладостнее плод.
Отвага вдохновит, а слава вслед пойдет.
Кто — Цинна, Август ли — погибнет, я не знаю,
Но, чтоб отмстить, я всем пожертвовать желаю.
И эту месть свершить мне Цинна обещал.
Он, обнажив свой меч, меня б достойным стал.
Отказываться мне от этой мысли поздно.
Сейчас идет совет всех, ждущих мести грозной.
Пора им меч избрать, наметить место, час.
Смерть Цинны разлучить уже не сможет нас.
Но вот он сам идет.
Те же и Цинна.
Эмилия.
О Цинна, как собранье?
Не дрогнуло оно пред страхом наказанья?
Сумел ли ты прочесть в чертах друзей своих,
Что исполненья клятв возможно ждать от них?
Цинна.
Нет, никогда еще тирана низверженье
Ждать не могло себе столь верного свершенья.
Тирана гибели никто так не желал,
Круг заговорщиков так дружен не бывал.