Сурена.
Не в том, что я нанес Мандане оскорбленье,
Не в том, что ты ко мне полна благоволенья,
Повинен перед ним. Проступок страшный мой
В том, что ему в ущерб я вознесен молвой
И славою венчан. Вот ненависти корни,
И с каждым днем она все глубже, все упорней.
Неблагодарному чем преданней служить,
Тем неизбежнее нам голову сложить
Под мстительным мечом. Царю я как отрава,
И все ему претит — лицо, дела и слава.
Порок в моей душе он жаждет отыскать,
Чтоб, мной увенчанный, моим тираном стать.
Но он купить меня не может, щедрость множа,
Не может и убить, себя не уничтожа.
Жизнь за него отдам, над ней он властелин,
Но сердца своего я полный господин,
Ничьих не потерплю указов, посягательств,
Как над святынею — бесстыдных надругательств.
Но время не стоит, запас его истек,
Простимся, госпожа!
Эвридика.
На вековечный срок?
Сурена.
Пусть совесть, бодрствуя, корит, увещевает,
Но доблесть доблестным завистник не прощает.
Мне считанные дни в изгнанье жизнь влачить:
Источена тоской, их оборвется нить.
Эвридика.
Не надо, замолчи или потом не сетуй,
Что, обогнав тебя, умру от мысли этой!
Живи, люби меня.
Сурена.
Жить, чтобы увидать,
Как долгу должное решишься ты воздать?
Что, всей душой моя, отдашь себя Пакору,
И даже не ему, а царскому убору?
Чудовищная мысль! Ее смертелен лед,
И не изгнание — она меня убьет.
Эвридика.
О, если б нас с тобой судьба соединила
Или от чуждых уз навек освободила!
Сурена.
Любви не выдержать такой неправоты!
За этот договор собою платишь ты!
Эвридика.
Такой неправоты не может быть, казалось,
Казалось, что во всем геройство уравнялось
С рожденьем царственным. Ты Красса победил
И своего царя на троне утвердил…
А между тем меня и день и ночь терзали
Моей Армении невзгоды и печали;
Державных замыслов и чаяний рабе,
Мне долг приказывал убить себя в себе.
Еще не знала я, еще не разумела,
Что повелит любовь отдаться ей всецело,
И согласилась стать царевича женой.
Но вспомни — не было тогда тебя со мной!
И вот плачу сейчас за это заблужденье
И медлю то отдать Пакору во владенье,
Что одному тебе принадлежать должно.
О, если б медлить мне всю жизнь было дано!
Сурена.
Как счастлив был бы я!.. О чем я, дерзновенный?..
Отдался в плен мечте несбыточной, презренной,
А нужно до конца свой жребий претерпеть.
Цари, будь счастлива, а мне дай умереть!
Тебе назначен трон столь славный, столь могучий,
Что для него страшны лишь стрелы горней тучи.
Над всеми вознесен, он всем внушает страх,
Пред ним и грозный Рим дрожит в своих стенах.
Эвридика.
О да, но это все — плоды твоих деяний,
И укрепили трон твои, Сурена, длани;
Он мне достанется, но вспомни о цене!
Держава мощная темницей станет мне.
Сурена, друг!..
Сурена.
Зачем ты растравляешь рану?
Я сердцем размягчусь, в борьбе с собой устану,
А надобно уйти, то мужество храня,
Что столько зависти плодило вкруг меня.
Эвридика.
Ты прав. Храни, герой, дух стойкости суровый.
В нем, роковом для нас, любви моей основы.
Возьму с тебя пример, и сможешь без стыда…
Взгляни: твоя сестра торопится сюда
Тебе сказать «Прощай!» Как ни язвят страданья,
Но все ж я счастлива оттяжкой расставанья.
Те же и Пальмира.
Пальмира.
В изгнанье, говорят, немедля ты уйдешь,
Когда с Манданой в брак не вступишь. Это ложь?
Сурена.
Ложь. Просто должен я отбыть в свои владенья
И ждать, чтобы сбылись Пакора вожделенья.
Пальмира.
И ты согласен?
Сурена.
Да.
Пальмира.
Царь местью одержим.
Ты доберешься ли до цели невредим?
Все знают, что´ сулит таким, как ты, немилость…
Опасность, может быть, в засаде притаилась —
Губительный ли яд, убийцы ли рука…
Ведь до твоих земель дорога далека.
Сурена.
Царь не успел забыть — я спас его державу,
И не с меня начнет бессудную расправу:
В нем слишком много чувств высоких и благих.
Пальмира.
Пусть так, но что сказать о недругах твоих?
Прислужник сыщется, толкнет на злодеянье
И тут же заодно подскажет оправданье.
Чтоб угодить царю, бессовестен и лжив,
Сумеет он раздуть тот яростный порыв
Негодования, быть может, напускного,
Чья в тайниках души заложена основа,
Порыв, что сам собой прошел бы в краткий срок
Без всякого следа, исчезни лишь предлог.
Сурена.
Хоть гнев и напускной, но очень громогласный,
И каждый сделает отсюда вывод ясный.
Так вот, коль хочет царь погибели моей,
Да умертвит меня не случай, а злодей,
Да не поверит мир, что лишь закон природы
Меня, как всех, сослал под гробовые своды,
Да ведает народ, да ведает страна,
Кто кровь мою пролил, чья длань обагрена,
И ненависти глас в сердцах набатом грянет,
И каждый подданный мятежником восстанет!
Пальмира.
И я стою за месть убийце и врагу,
Но брату мертвому я тем не помогу.
Какой бы ни была она неумолимой,
Сестре — лить токи слез, страдать — твоей любимой.
Сурена.
Так что же делать мне?
Пальмира.
Приют тебе готов.
Сурена.
Какой?
Пальмира.
С Манданой брак — чем не надежный кров?
Ее объятия, как крепостные стены,
Надежно оградят…
Сурена.
Ты впрямь моей измены
Хотела бы, сестра? Чтоб стал бесчестным я?
И это слушает владычица моя!
Пальмира.
Но если суждено любить без упованья,
Должны ли мы идти, как жертвы, на закланье?..
Что ж, госпожа, молчишь? Ты можешь мне помочь,
Одним движеньем век упорство превозмочь.
Иль за него тебе не страшно и не больно?
Эвридика.
Молчанья моего неужто не довольно?
Ты хочешь все отнять, чем красен этот свет,
Я, слушая тебя, немотствую в ответ.
Пусть вступит с нею в брак, пусть мне растопчет душу,
Распоряжайтесь мной, молчанья не нарушу,
Не воспрепятствую. А бедная мечта…
Сказала и теперь не разомкну уста.
Сурена.
Пальмира! Если царь со мной покончить хочет,
Поверь, названье «зять» мне смерти не отсрочит.
Ты вспомни, сколько раз всходили здесь на трон
Цари, поправшие природу и закон,
Убившие отца, прикончившие брата:
Не тяготила их столь дорогая плата.
Где был бы без меня, к примеру, наш Ород?
С ним Митридат давно кровавый свел бы счет.
А, думаешь, Фрадат не страшен для Пакора?
Иль я не знаю двор, иль скоро, очень скоро
Протянет руку он к заветному венцу.
Придется нелегко венчанному отцу
И первенцу его — меня не будет с ними.
Яренье зависти — вот истинное имя
Немилости ко мне. Любовь тут ни при чем.
Я славой осенен, и, значит, с каждым днем,
Чем ревностней служу, тем больше им яриться.
Уже решенное не может не свершиться.
Не спорю, что, вступив с Манданою в союз,
Я на короткий срок от смерти откуплюсь,
Меж тем они, надев приятельства личину,
Мне нанесут тайком удар коварный в спину.
Сестра! Я не спасусь от смерти все равно,
Но этот пышный брак, как грязное пятно,
Падет на честь мою, и клевету натравит,
И славу громкую навеки обесславит.
О небожители! Того не может быть!
Поверить ли, что царь захочет погубить
Слугу столь верного? Не смеем мы в Ороде
Убийцу прозревать. Я здесь, я на свободе,
Я не под стражею.
Пальмира.
Тем хуже, тем страшней,
Иначе нес бы царь ответ в глазах людей.
Свободен, говоришь? Но можешь ли ты скрыться?
К охране преданной, к своим войскам пробиться?
Ворота заперты, их зорко стерегут,
А беззащитного убить — не тяжкий труд.
Я заклинаю, брат, и нашей дружбой верной,
И всею нежностью твоей любви безмерной…
Сурена.
Истома нежности герою не под стать,