Нет! Ей угодно лишь повременить с отмщеньем.
Клеопатра.
Но все-таки царя бессмертные спасли.
Ахорей.
Быть сострадательней к нему они могли.
Клеопатра.
Сперва ты говоришь одно, потом — другое.
Что думать я должна об этом разнобое?
Ахорей.
Царя не удалось и Цезарю спасти.
Сам сделал все твой брат, чтоб смерть в бою найти,
Зато в нем и погиб так славно, как едва ли
Когда-нибудь еще монархи погибали.
Своею доблестью он оправдал свой сан,
И римлянам нанес немало тяжких ран,
И отходить уже Антония заставил,
Но Цезарь подоспел и разом все поправил.
Чуть в сечу он вступил, как, за Потином вслед,
Затмился навсегда и для Ахиллы свет.
Увы, легка была предателю кончина:
Он пал с мечом в руках, спасая властелина.
Тут Цезарь что есть сил вскричал: «Царя щадить!»
Но этим только страх сумел в нем пробудить.
Несчастный усмотрел ловушку в этом кличе,
Решил, что палачу не станет он добычей,
И показал, на что способен в битве тот,
Кому отчаянье отвагу придает.
Врубился царь в ряды легионеров яро,
Но ни один из них смертельного удара
Безумцу не нанес, щадя его, хоть он
Был и почти один, и полуокружен.
Тут лодку Птолемей увидел у причала
И бросился в нее, но следом набежало
Так много египтян, что утлое судно,
Еще не отвалив, уже пошло на дно.
Уйдя из жизни, царь стяжал по смерти славу
И Цезарю помог вернуть тебе державу.
Но хоть никто из нас отнюдь не виноват
В том, что безвременно погиб твой младший брат,
Столь Цезарь удручен, что даже подступиться
К нему боимся мы… Но вот он сам, царица,
И ты из уст его услышишь, почему
Ничем не смог помочь он брату твоему.
Те же, Цезарь, Антоний и Лепид.
Корнелия.
Мне, Цезарь, как сулил, верни мои триремы!
Ахилла и Потин теперь навеки немы.
От их царя не смог ты гнев богов отвесть,
И отомщен Помпей — по крайней мере здесь.
Не собираюсь я задерживаться боле
В стране, где все меня преисполняет боли,
Где зверски пролита мне дорогая кровь,
Где добыта в бою тобой победа вновь
И, главное, где мне придется быть всечасно
В долгу пред тем, кого я ненавижу страстно.
Груз благодарности сними с меня скорей,
Чтоб я свободу дать могла вражде своей!
Но есть еще одно о чем просить должна я,
И не унизит честь мою мольба такая.
Вот урна, где лежит прах мужа моего.
Теперь вели вернуть мне голову его.
Цезарь.
Не откажу тебе я в просьбе справедливой,
Но прежде выполним наш долг благочестивый
Пред манами того, кто был тобой любим,
И обрести покой им наконец дадим.
С тобой пред свитою и армией моею
Возложим на костер мы голову Помпея
И пламя разожжем такое, чтоб стократ
Торжественнее был, чем в первый раз, обряд,
И урну, более достойную героя,
Наполним вслед за тем нетленною золою.
Помпею алтари воздвигнуть я велю
И кровь несчетных жертв рукой своей пролью
В помин и честь того, кто был по воле рока
Моею же рукой в бою разбит жестоко,
Но погребальный чин, что завтра я свершу,
Своим присутствием почтить тебя прошу.
Всего лишь до утра принудь себя к терпенью,
А после можешь в Рим отбыть без промедленья,
И прах возлюбленный в отчизну отвезти,
И…
Корнелия.
Нет, мне в Рим еще заказаны пути.
Не раньше предо мной он распахнет ворота,
Чем с жизнью в свой черед сведет и Цезарь счеты,
И я предам лишь в день победы над тобой
Родной земле тот прах, что уношу с собой.
Я еду в Африку, где славный мой родитель,
Помпеевы сыны, Катон, свобод ревнитель,
И царь, что не спешит обетам изменить{31},
На сторону свою хотят судьбу склонить,
Там ждет тебя война на суше и на море;
Там за Фарсал тебе с лихвой отплатят вскоре;
Там с воинами я пойду в одном строю,
Чтоб перелил мой плач в них ненависть мою,
Чтоб в битве скорбь моя их умножала силы,
Чтоб эта урна им взамен орлов служила
И помнили они, в нее глаза вперив,
Что не отмщен Помпей, покуда Цезарь жив.
Соперника почтить со мной ты хочешь вместе,
Затем что и тебе прибавит это чести.
Раз победитель так велит, я остаюсь,
Но сердцем все равно с тобой не примирюсь.
Моя утрата столь, увы, невосполнима,
Что ненависть моя вовек неугасима,
Что жить Корнелия до смерти будет с ней
И унесет ее с собой в страну теней.
Но, Цезарь, не одной враждою я пылаю:
Я уважение еще к тебе питаю.
Два эти чувства мной и двигают равно,
Но первое из них мне долгом внушено,
Второе же вселил ты доблестью своею
В меня, как римлянку и как жену Помпея.
За эту доблесть я хвалу тебе, врагу,
Не воздавать, как сам ты видишь, не могу.
Вот и суди теперь, какой враждой безмерной
Повелевает долг кипеть супруге верной.
Знай: подниму, отплыв от здешних берегов,
Я против Цезаря и смертных и богов,
Которых пристыжу, за то, что даровали
Они неправому победу при Фарсале
И правого убить не помешали тут.
Пусть за него теперь, раскаясь, воздадут!
Коль и тогда они презрят мои моленья,
Без них я обреку тебя на пораженье,
А там, где окажусь бессильна даже я,
На помощь мне придет любимая твоя.
О, я уверена, что, ослепленный страстью,
Располагаешь ты достаточною властью,
Чтобы, наперекор обычьям вековым,
На Клеопатре дал тебе жениться Рим!
Но помни, что тогда и римской молодежи
Дозволено закон нарушить будет тоже
И что своих друзей принудишь ты убить
Того, кто в брак дерзнул с царицею вступить.
Тебе мешая, тщусь тебя спасти я снова.
Прощай! Надеюсь я, ты сдержишь завтра слово.
(Уходит.)
Цезарь, Клеопатра, Антоний, Лепид, Ахорей, Хармиона.
Клеопатра.
Знай, Цезарь: легче мне пожертвовать собой,
Чем подвергать тебя опасности такой.
Коль недостойна я твоею быть женою,
Бессмертные пошлют мне счастие иное,
И жизнь за Цезаря я для того отдам,
Чтоб жить в душе его наперекор годам.
Цезарь.
Владычица моя! Даруют всеблагие,
Как утешение, намеренья такие
Тому, чей слишком дух возвышен и силен,
Чтоб в силах был себе простить бессилье он.
Но небо сжалится, и твой обет отринет,
И довершить мое блаженство не преминет,
Коль над печалью верх возьмет в тебе любовь,
И радостью глаза твои зажгутся вновь,
И, вняв моим мольбам, держать не будешь зла ты
На друга милого за смерть дурного брата.
Соратники мои свидетели тому,
Как тщился сохранить я в битве жизнь ему,
Как страх, которому так слепо царь поддался,
Рассеять знаками и голосом пытался.
Но недоверья он преодолеть не смог
И, смерти убоясь, на смерть себя обрек.
О стыд! При всем своем могуществе безмерном,
При всем желанье быть тебе слугою верным,
Исполнить все-таки я не сумел приказ,
Что ты изволила отдать мне в первый раз.
Но в этом не меня — богов вини, царица,
Затем что никому от мести их не скрыться,
И утешайся тем, что гибелью своей
Тебе твой трон вернул покойный Птолемей.
Клеопатра.
Я знаю: лишь он сам и суд богов — причина
Его доставившей мне столько благ кончины,
Но так как счастье тем похоже на вино,
Что вечно горечью быть сдобрено должно,
Не сетуй, коль твою победу над врагами,
А значит, свой успех, встречаю я слезами
И столь же слышен зов природы мне сейчас,
Как и холодного рассудка трезвый глас.
Едва в грядущее вперюсь я гордым взором,
Как кровь моя в виски стучит с глухим укором
И сокрушенно я раскаиваюсь в том,
Что жаждала опять украситься венцом.
Ахорей.
Пресветлый властелин! К дворцу толпа сбежалась
И требует, чтоб ей царица показалась,
И ропщет на богов за то, что ими трон
Моей владычице так поздно возвращен.
Цезарь.
Царица! Подданным предстань без промедленья
И с этой милости начни свое правленье.
Пусть криком заглушит ликующий народ
Твой плач, который мне на части сердце рвет,
И пусть одна лишь мысль тебя преисполняет —
О том, как страсть к тебе меня воспламеняет!
А спутникам своим и твоему двору
Велю я торжество устроить поутру,
И облекут на нем они тебя короной,
И над Помпеем чин отправят похоронный,
И алтари ему воздвигнут в знак того,
Что свято, как тебя, клянутся чтить его.
РАЗБОР «ПОМПЕЯ»
Размышляя над этим сочинением, я сомневаюсь, существует ли другая пьеса, столь же верная истории и вместе с тем столь искажающая ее. События, изображенные в ней, настолько известны, что я не осмелился изменить их, но лишь немногие из них происходили в жизни так, как происходят у меня.
Я придумал только подробности, касающиеся Корнелии, — она, так сказать, сама напрашивалась на это, потому что действительно прибыла в Египет на одном корабле с мужем и своими глазами видела, как Помпей спустился в лодку, где был убит Септимием, после чего Птолемей послал свои суда в погоню за вдовой. Это дало мне основания допустить то, о чем умалчивает история, — что Корнелию нагнали и привезли назад к Цезарю. Я пошел на такую вольность потому, что подлинные события происходили в слишком разных местах и длились слишком долго; следовательно, без этой уловки нельзя было добиться единства времени и места. Помпея закололи под стенами Пелусия