Еще он не постиг, сколь велика утрата,
Им понесенная… Но я его люблю
И за него в борьбу, как за себя, вступлю.
Его душа полна тоски и возмущенья,
Но не воспользуюсь минутой отвращенья.
Когда внезапностью удар ошеломит,
Мы в ложной гордости стремимся сделать вид,
Что нас он не задел, что это все пустое;
Непознанный недуг меж тем опасней вдвое.
Здоровьем хвалимся, но предрешен исход,
Мы лжем сами себе, а смерть уже не ждет.
О, если б лгало мне мое воображенье!
Пойду попробую вступить с грозой в сраженье,
И пусть бушует гнев, но все же, мнится мне,
Природа и любовь на нашей стороне.
ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Антиох, Родогуна.
Родогуна.
Царевич, правда ли, что в дерзком ослепленье
Мое уныние, и вздохи, и томленье
Вы объясняете — твой брат или ты сам —
Любовью…
Антиох.
Госпожа! Могло ль помниться нам,
Что мне или ему даришь расположенье?
Не столь заносчиво у нас воображенье.
Я знаю, как я мал в сравнении с тобой,
Еще скромней мой брат, соперник милый мой.
Но вырвались в тот раз твои слова из сердца,
И счастья высшего нам приоткрылась дверца:
Мы тронули тебя, и даже, может быть,
Ты одного из нас готова полюбить.
Такого чуда ждать — не дерзкое ль безумство?
Не доверять тебе — но это ль не кощунство?
Ты снизошла до нас, вручив надежды нить,
И мы бесценный дар не смеем уронить.
Во имя пламени, поистине святого…
Родогуна.
Учтивость вырвала незначащее слово,
И, окрыленные в тщеславии своем,
Все ваши чаянья вы строите на нем.
Того, что сказано, я отрицать не буду,
Но если нет заслуг, то не бывать и чуду.
Не из-за вас томлюсь, не вы причина мук:
Передо мной встает убитый мой супруг,
Необоримое гнетет воспоминанье,
И рвется из груди невольное стенанье.
Так будьте доблестны и встаньте за отца!
Антиох.
Тебе, прекрасная, мы отдали сердца,
Что сердце отчее в себя сполна вместили.
Ты плакала о нем, о нем и мы грустили.
Ревнивою рукой то сердце пронзено,
Но в брате и во мне вновь ожило оно,
Дабы по-прежнему к тебе любовью биться,
Тобой дышать и жить, к тебе одной стремиться.
Нам помыслы отца в наследие даны —
Как доказать еще, что мы — его сыны?
Родогуна.
Когда бы в вас, как в нем, сердца любовью бились,
К чему стремился он, к тому б и вы стремились,
Что он свершить хотел, свершили бы тотчас.
Но если слишком тих тот замогильный глас,
Я повторю тебе отчетливо и внятно,
Чтоб ты уже не мог истолковать превратно
Произнесенные не в первый раз слова:
Отмсти за смерть отца.
Антиох.
Отмщу, но ты сперва
Убийц поименуй.
Родогуна.
Сколь память прихотлива!
Ты имя матери успел забыть? О диво!
Антиох.
Царевна! Назови, во имя всеблагих,
Или других убийц, иль мстителей других.
Родогуна.
Итак, ты путь избрал и до конца намерен
Его держаться?
Антиох.
Да. Для всех троих он верен.
Молю, прерви мне жизнь и кровь мою пролей,
Где вместе кровь отца и матери моей!
Ты поверяла нам веленья грозной тени,
В них отзвук и твоих заветных устремлений:
Когда своей рукой вот эту грудь пронзишь,
Царицу покарав, ты за царя отмстишь.
Но, долг исполнив свой и душу успокоя,
Царевна, не забудь: я не один, нас двое.
Твоими чарами брат навсегда пленен —
Я умереть готов, чтоб стал супругом он.
Злодейство матери моей искупишь кровью,
А за любовь отца ему воздашь любовью,
И в поколениях пример оставишь ты
Высокой доблести и щедрой доброты.
Молчишь? Потупилась? Ужели ты не рада
И не влечет тебя ни кара, ни награда?
Моя любовь к тебе негаснущим огнем…
Родогуна.
Нет больше сил молчать!
Антиох.
По-прежнему о нем
Вздыхаешь и скорбишь? Лишь к мертвому стремишься?
Родогуна.
Царевич, уходи, а если возвратишься,
То брата приведи: борьба не так страшна,
Когда с обоими бороться я должна.
С тобой наедине невольно я слабею…
Как я была смела, как я теперь робею,
Как трудно вымолвить — один из вас любим…
Не злоупотреби признанием моим!
Мне, гневной, надлежит безмолвствовать сурово,
Но ты передо мной — и выскользнуло слово,
Не вынесла любовь жестокой немоты.
Мой вздох к тебе летел, избранник сердца — ты.
Но долг стоит меж нас незыблемой стеною.
Не упрекай меня, ты сам тому виною,
Ты укрепил его, когда сказать молил,
Нарушив договор, кто из двоих мне мил.
Убит из-за меня отец твой благородный,
И если — о пойми! — мне выбор дать свободный,
Без колебания любовь я подавлю
И только мстителю скажу в ответ «люблю».
Я вправе требовать, ты вправе, негодуя,
Мне в этом отказать; другого и не жду я.
Быть может, холодом сменился бы мой пыл,
Когда бы, ослабев, любви ты уступил:
Не столь высоко чту отмщения веленье,
Чтоб награждать собой такое преступленье.
Нет, лучше договор покорно соблюсти
В надежде сладостной друг друга обрести.
Мне все запрещено, все, даже и признанье…
Я силы черпаю в своем высоком званье:
Печалясь и любя, любовь я усмирю,
Затем что мой удел — принадлежать царю.
С тобою или с ним воссесть мне на престоле,
От матери твоей жду новой этой доли,
Но чаянья мои с тобою, Антиох,
А если трон — ему, тебе — мой каждый вздох.
Вот что своей любви дозволить мне возможно,
Вот в чем твоей любви клянусь я непреложно.
Антиох.
Я счастья для него, как для себя, хочу,
Пусть торжествует он — в том радость отыщу.
Скорбит любовь к тебе, ликует нежность к брату…
Благословлю богов, обрекших на утрату,
И, всех своих надежд увидев тлен и прах,
От горя я умру с улыбкой на губах.
Родогуна.
Царевич! Если так угодно высшим силам,
Что мне вовек не звать тебя супругом милым,
Знай, что люблю… Нет, нет, мой разум изнемог.
Ты любишь ли меня? Тогда не будь жесток,
Свиданий не ищи, они как соль на рану…
Увидимся с тобой, когда царицей стану.
(Уходит.)
Антиох один.
Антиох.
Сбылись мои мечты! Ты выиграла бой,
Любовь-владычица! Победа за тобой,
Но там, где правит месть, победы этой мало:
Чтоб над свирепостью добро торжествовало,
К нему, всесильная, на помощь поспеши,
И нежность к сыновьям ты матери внуши;
Пусть кроткой жалости целебное дыханье
Ревнивого огня потушит полыханье.
Царица-мать идет!.. О дай, любовь, мне власть
Иль умягчить ее, иль тут же мертвым пасть!
Антиох, Клеопатра, Лаоника.
Клеопатра.
Что скажешь? Трон отдать Селевку ли, тебе ли?
Антиох.
Но знаешь только ты, что боги повелели.
Клеопатра.
Ты знаешь, он тобой заслужен или нет.
Антиох.
О госпожа, убей, но выслушай ответ!
Клеопатра.
Ты время потерял, и твой ответ не нужен:
Селевком, не тобой, державный трон заслужен,
Затем что преданность твой брат мне доказал.
Уже свершилась месть. Ты, сын мой, опоздал.
Как не сочувствовать подобному несчастью?
Не легче ль смерть принять, чем распроститься с властью?
Я средство предложить могла бы, но оно
Так страшно для двоих, неверно и черно…
Его назвав тебе, умру… А, впрочем, что же,
Державы и венца ужели жизнь дороже?
Антиох.
Есть средство верное — оно в твоих руках
И в чистоте своей вселить не может страх.
За наши горести лишь ты одна в ответе:
Царевну потеряв, утратим все на свете,
Затем что брат и я боготворим ее.
Пронзило нам сердца веление твое.
Об этом говоря, твои обиды множим,
Но так нам тяжело, что мы молчать не можем,
Мы чаем: если гнев затмил твои глаза,
Проникнет сквозь покров горючая слеза,
И в жалости твоей мы сыщем исцеленье.
Клеопатра.
Нет, это ты, не я во власти ослепленья:
Как ты дерзнул со мной так говорить, мой сын?
Не мнишь ли, что уже ты полный властелин?
Антиох.
Но, госпожа моя, сама ты заронила
В обоих нас любовь, чья безгранична сила.
Клеопатра.